Что будет с исламом в будущем
2.
Одним из признаков современного мира является интернет, и можно судить о том, как будет чувствовать себя ислам в условиях интернета. В данный момент он чувствует себя очень хорошо. В интернете есть много исламских проповедей, где также много говорится про то, что ислам лучше любой религии. Но эти проповеди представляют из себя монолог, и, естественно, о многих недостатках ислама замалчивается. Но в недалёком будущем мусульмане смогут получать много информации с критикой ислама, такой информации, которой сейчас нет. И в них будет зарождаться сомнение. Я смотрел диалоги Ахмеда Дидата с христианским пастором, и заметил, что 90% времени в этих диалогах говорит Ахмед, а христианину выделено 10% времени и, полагаю, что самые лучшие доводы были вырезаны. (Это лишь предположение). В других видеовыпусках исламисты показывают священников РПЦ, которые в шутку говорят, что за исламом будущее, но мусульмане не способны отличить смешное от серьёзного. В целом, большинство мусульман слишком серьёзны, не любят шуток и не понимают их, и не понимают сложные мысли. На все случаи жизни они говорят: на всё воля Аллаха, и таких большинство. Как видим, развитие интернета в будущем плохо скажется на исламе. Но это лишь один фактор, а он не единственный.
4.
Можно также добавить, что ислам, в целом, не даёт благодати и требует многих трудов. Это примерно как невод дороже улова. Тогда как при виде более функционального христианства, многие мусульмане будут принимать крещение. К примеру, зная, что в христианстве есть пророчества и исцеления, и сложная, хорошо продуманная и просто изложенная теология, многие поймут, что это сила, данная Богом. Если же Бог благоволит христианам, значит, христианство Ему ближе. Но сейчас, в странах ислама, люди живут в однородной среде, где по всем каналам вещают про ислам, и это влияет на людей точно так же, как идеи коммунизма в эпоху СССР. Помнится, я и сам был пионером, и коммунизм был на каждом шагу и во всём, он лез из всех щелей. Но, как только наступила свобода слова, то число коммунистов резко упало. То же будет и с исламом. Вероятно, что, если бы я родился и вырос в исламской стране, то я бы всю жизнь провёл в рамках ислама. И тогда я бы видел ислам изнутри, а не снаружи, как его видят христиане и прочие, и находят много плюсов, не понимая, что судить можно лишь о том, что ты видишь своими глазами, или можешь вывести логикой. Что же я вывел логикой? То, что любые плюсы ислама всегда оборачиваются такими же минусами, тотально и бесповоротно. Чего мы не видели своими глазами, о том можем догадаться.
6.
Когда я нахожусь в храме, я вижу лица людей, отличающиеся от лиц прочих людей, виденных мной в других местах. Таких людей, которые бы вызывали резкое отвращение, я не видел, за исключением одного священника. Но мы сейчас не об этом.
Ислам меняется и меняет наше будущее
Технологии не заменили людям религию, наоборот, кажется, что с появлением интернета и умных гаджетов вера остается смыслом жизни для многих. Особенно это заметно на примере одной из главных мировых религий — ислама и чтобы понять, чего ожидать от мусульман всего мира, мы поговорили с арабистом Надеждой Глебовой
Сегодня от технократов можно услышать, что в мире будущего религия перестанет быть нужной. И не за горами тот час, когда мировые религии исчезнут или упростятся до некого «стиля жизни». С другой стороны, новости регулярно рассказывают нам о религиозных конфликтах. В европейских городах людей убивают под характерные религиозные выкрики. Может показаться, что ситуация только обостряется. У тебя как у исследователя религии, какие прогнозы, на развитие сложившейся ситуации и каковы перспективы у религии в будущем?
Если говорить о будущем религии, в том регионе, которым занимаюсь я, процент людей, кто считает, что религия не важна и отмирает, стремится к нулю. Для большинства людей, наоборот, религия – пожалуй, единственный инструмент, помогающий им выжить. Он позволяет ответить на главные вопросы и преодолеть жизненные ситуации, как на индивидуальном, так и на национальном уровнях. Если говорить о странах арабо-мусульманского мира и диаспорах, живущих на Западе, не одно десятилетие они находятся в состоянии весьма травматичного переживания реальности, когда последняя практически всё время агрессивна по отношению к ним.
О каком травматизме ты говоришь?
Если использовать для анализа психоаналитический метод, можно сказать, что эти люди, с одной стороны, находятся в постоянном проживании прошлого, а, с другой – под постоянным давлением настоящего. Они переживают это буквально каждый день.
Девочка, которая, к примеру, спешит в школу в Каире, проходит по своему разрушенному и плохо развитому кварталу в одной из крупнейших столиц мира и держит при этом в руке одну из мобильный телефон, который представляет собой технологии, составляющие разительный контраст весьма условным «достижениям» в области технологий в том же Египте. Подобный дисбаланс – самый простой пример.
Вся арабо-мусульманская диаспора находится в состоянии стресса из-за десятилетиями нерешаемых проблем и непережитых ситуаций
Более масштабный случай – вся арабо-мусульманская диаспора находится в состоянии стресса из-за десятилетиями нерешаемых проблем и непережитых ситуаций, к примеру, арабо-израильского конфликта. Свидетельствами этому являются работы многих исследователей (в т.ч. арабских). Эта ситуация применима ко всему арабо-мусульманскому миру: и тем, кто живет в этом регионе, и тем, кто живет за его пределами.
Психологи рекомендуют для того, чтобы пережить какую-то травму, ее выделить и принять, что она причиняет горе. Этих шагов в мусульманском мире сделано не было. Всё останавливается на рефлексии по поводу того, что проблема произошла и её решения до сих пор нет.
Какие ещё глобальные проблемы, на твой взгляд, свойственны современному мусульманскому миру?
Важные моменты, связанные с чувством собственной цивилизационной отсталости. Вопросов задается очень много. Чаще всего встречающиеся: как случилось, что высоты, достигнутые в науке и искусстве, произошедшие в период Арабо-мусульманского Ренессанса больше не имели хотя бы отдаленного повторения в последующие века? Почему сохранение наследия античности сменилось пренебрежительностью, а подчас и ненавистью? Как случилось, что отсталость стала касаться всех сфер жизни? Проблемы, помноженные на экономические сложности, провоцируют сложные эмоциональные переживания.
То, что ты описываешь, присуще всему мусульманскому миру?
Конечно «арабо-мусульманский мир» не гомогенен и не един. Но всё же какие-то вещи проявляются в нём c завидным постоянством. Например, проблема взаимоотношения поколений.
Посмотрим на последствия того же арабо-израильского конфликта. Условно говоря «отцы» многих современных мусульман потерпели поражение в арабо-израильских войнах и оказались несостоятельными в развитии собственных стран. У их детей эти факты провоцируют очень сложные рефлексии. И это лишь один пример.
Есть такая интонация, которая прослеживается во многих исследованиях: «всем религиям повезло, кроме ислама» – к нему, якобы, предъявляются остальным миром какие-то особые требования
Эта ситуация меняется со временем? Можно сказать, что мусульмане XXI века будут как-то заметно отличаться от своих отцов из века XX?
Безусловно, да. Сейчас как раз происходит смена поколений. Постоянно рефлексирующие по поводу арабо-израильский войн, давления Запада, неустроенности и так далее, постепенно уступают новым мусульманам – людям молодым и очень прагматичным.
Вообще, арабо-мусульманский мир очень молод. Даже если следовать данным ВОЗ, которая возрастом молодости называет промежуток 25–44 лет, то арабский мир экстрамолод. И этот экстрамолодой мир требует чего-то особого, ему уже не интересно просто зацикливаться на прошлом. Нужно отметить, что, несмотря на значительный уровень бедности в арабо-мусульманском мире, получение образования, в том числе и высшего, сохраняет свою приоритетность. Люди хотят иметь шанс улучшить свое положение, получить возможность вырваться из тисков бедности, жить в мире с окружающей их реальностью и радоваться жизни.
Постоянно рефлексирующие по поводу арабо-израильский войн, давления Запада, неустроенности и так далее, постепенно уступают новым мусульманам – людям молодым и очень прагматичным
За последние десятилетия из-за этого чётко обозначилась потребность в новых прочтениях Корана, новый форматах религиозной проповеди: старые уже не отвечают потребностям и запросам молодых. Такие новые толкования постепенно возникают, но что-то принципиально нового, так, чтобы всё сотряслись, пока ещё не придумано. Поэтому так популярны разные «субпродукты» на почве Ислама.
Что ты имеешь в виду?
Деятельность относительно мирных проповедников (и у нас, и на Западе), и, тем более, проповедников экстремистских течений (тот же ИГИЛ).
Но если этот процесс обновления масштабный, почему на виду оказываются проявления наиболее экстремистских форм такой проповеди?
Есть один момент, который способствует тому, что экстремистские течения, которые изначально политически активны, добиваются особого успеха: интеллектуальная элита во многих арабских странах за последние годы переживает тоже поколенческий слом. Значительная часть ее представителей либо переехали в страны Запада, либо вынуждены бороться за своё выживание на Родине. На место этой элиты, которая обладала мощным академическим базисом, понятийным аппаратом, приходят люди, которых, скажем так, можно назвать «прагматиками». Эти люди пытаются решать сложные проблемы, с которыми сталкиваются элиты в арабо-мусульманских странах, тем, что идут по пути упрощения. Это всё, конечно, очень печально, и нет пока оснований считать, что этот процесс скоро закончится. Но есть вещи, которые внушают оптимизм.
На место эмигрировавшей интеллектуальной элиты в арабских странах приходят люди, которых можно назвать «прагматиками». Эти люди пытаются решать сложные проблемы тем, что идут по пути упрощения
Есть достаточно сильные лидеры в арабо-мусульманском мире (к примеру, в Иордании король Абдалла, в Бахрейне несколько шейхов), которые активно направляют свои страны в сторону созидательного ислама. Каким он, в общем-то, всегда и был, несмотря на яркую военную историю, бесконечную защиту себя, попытки преодолеть разобщения и так далее. Однако успех всех попыток мирного развития, конечно, очень сильно зависит от того, как будет развиваться ситуация в этих регионах и в мире вообще.
В чём именно проявляется эта созидательная активность?
Я бы в первую очередь отметила то, что сейчас делает Бахрейн. В каждой арабской стране есть программы по работе с молодёжью, но по моему мнению, Бахрейн представляет одну из самых интересных и результативных. Их программа существует с 2009 года, не так давно. Там проводится ежегодное мероприятие, которое называется «Город молодежи». Оно охватывает 81 программу. Там работают с детьми самых разных возрастов: от самых маленьких до подростков. Фактически, в Бахрейне выращивают новых руководителей, новую мусульманскую элиту. Причём, выращивают очень мощно, на деле преодолевая чувство уязвимости молодых мусульман, их внутреннего ощущения некоторой ущербности.
В каждой арабской стране есть программы по работе с молодёжью, но Бахрейн представляет одну из самых интересных и результативных
Эти программы не делают различий для мальчиков и девочек. Они включают в себя обучение искусству, лингвистике, технике, естественным наукам, которых на протяжении полутора веков виделись традиционным мусульманам огромной проблемой. Создатели этого проекта взяли и перескочили через застарелую эмоциональную проблему. По факту, это не отказ от Ислама, не отказ от прошлого, а создание будущего.
Судя по результатам, которые показывают эти дети (они же сдают экзамены, участвуют в международных конкурсах), результаты феноменальные. Дети, прошедшие такое обучение, занимают чуть ли не повсеместно первые места.
Получается, Ислам нуждается сегодня в глобальной внеисторической перезагрузке?
Задачей, не менее важной, чем вовлечение мусульманских стран и исламской молодёжи в современные научные и социальные процессы, является работа с исторической памятью
Опыт Египта произвёл сильное впечатление на его соседей, и в некоторых из них началась работа по созидательному обобщению и трактовке арабского прошлого. Есть шанс, что им удастся преодолеть какие-то фундаментальные вещи, которые способствуют разобщению в обществе.
Надеюсь, что сообщество мусульман мира увидит в этом образ будущего, в котором будет возможно мирное сосуществование и сотрудничество по решению проблем, которыми полна жизнь мирового сообщества. Конечно, уровень агрессии и депрессии в этих регионах продолжает быть высоким, а после начала масштабной войны в Сирии стал ещё выше. Мы должны понимать, что имеем дело с депрессивной средой. Но именно поэтому каждая положительная весточка оттуда, каждое позитивное явление – это счастье.
Надежда Cергеевна Глебова
Окончила МГИМО (У) МИД России, факультет Международной журналистики; аспирантуру МГИМО МИД (У) РФ по кафедре «Востоковедения». Входит в состав Российской Ассоциации Международных исследований (РАМИ).
2015-2017 гг. — Исполнительный директор Центра исследований актуальных проблем современности Академии МНЭПУ.
Постоянный автор обзоров и аналитических справок для Совета Федерации России, Государственной Думы РФ, Института философии РАН, Института востоковедения РАН, МГИМО (У) МИД России, Института Ближнего Востока, компаний «Газпром», «Лукойл».
Автор публикаций в различных СМИ, среди которых журналы «Космополис», «Смысл», «Азия и Африка сегодня», «Новое Восточное Обозрение», «Коммерсант-Деньги», «The Prime Russian Magazine», а также электронных СМИ — РБК, «Вести.ру», «Интелрос.ру», «Рабкор.ру», «Нефть.ру» и других.
Владеет арабским, английским, испанским и каталонским языками.
Что ждет мусульман в будущем: тревожный прогноз
 |
Что ждет мусульман в будущем: тревожный прогноз
Уже неоднократно говорилось о том, как мировые элиты повсеместно используют исламский фактор против … ислама. Такая дьявольски хитрая комбинация характеризуется тем, что сами используемые при этом мусульмане пребывают в абсолютной уверенности в том, что, с одной стороны ислам – это глубоко противоположная современным западным ценностям религия, а с другой стороны – ощущают себя настоящими мучениками в священной борьбе с безбожным Западом во имя торжества Истины.
Однако, было бы полбеды, если бы мусульман просто использовали как расходный материал. На самом деле ситуация гораздо хуже, ибо в ходе реализации глобалистских устремлений закулисных кукловодов, которые осуществляются в том числе и с применением т.н. исламского фактора, происходит размывание исламских ценностей. Например, изначальная ориентированность ислама на свободное предпринимательство и честную торговлю позволяет втихую создать псевдомусульманскую парадигму товарно-денежных отношений, которая в своих фундаментальных позициях согласуется с нормами столь критикуемого теми же мусульманами общества тотального потребления.
Следующий характерный признак «нового мусульманина» логически продолжает предыдущую черту, а именно: в «новом исламе» религиозность будет служить почвой для расцвета предпринимательского духа, высшим критерием которого станет материальный успех.
Описанная выше трансмутация ислама, выражающаяся в подмене понятий, или, точнее – ценностей, едва ощутима, что невольно заставляет задуматься о невероятных способностях кукловодов в том, что касается умения разрабатывать и претворять в жизнь те или иные деструктивные программы.
В частности, «причесываемый» под требования мирового закулисья, ислам в настоящее время активно используется в борьбе против… христианства. Увы, это не оговорка. В принципе мусульманам не стоит переживать шок и возмущение по поводу заявления о том, что ислам используется против христианства хотя бы потому, что в самом Коране Всевышний назвал христиан наиболее близкими по духу к мусульманам в силу присущего им смирения. Если помнить упомянутое положение Корана, то понятно, что сталкивание мусульман с христианами является проявлением антикоранической стратегии теневых правителей мира. Отсюда можно сделать следующий уверенный прогноз: когда под ликующие крики толп победивших извращенцев в Европе будет забит последний гвоздь в крышку гроба с христианством внутри, то наступит очередь ислама и мусульман.
Но, увы, выражение «наступит очередь» не означает наступления триумфа последних. Напротив, это будет начало тотального наступления на ислам с целью его полного уничтожения…
Русский ислам: от языка полемики с православными и атеистами до госпроектов
Раздумья после визита Путина на тему «Есть ли будущее у российского мусульманства?»
Есть ли будущее у русского ислама? Этот вопрос может показаться странным. Как показывает визит президента России в Казань, нет каких-то поводов для особого беспокойства за судьбы ислама в России. Тем не менее, поясню, что я имею в виду. Под русским исламом в этом тексте я понимаю сложившийся в последнее время феномен русскоязычной исламской культуры в нашей стране, результат синтеза национальных исламских культур и русской/советской цивилизации. Какова предыстория этого явления и есть ли у него будущее?
Ислам как часть русской культуры
В современной России мы наблюдаем интересный феномен тесного переплетения русской (в основе своей — христианской) и исламской культуры. Об этом говорит президент: «Без всяких сомнений, традиционный ислам является важнейшей частью российского культурного кода». Близкую мысль я неоднократно высказывал на своих лекциях: ислам сегодня стал по-настоящему частью русской культуры.
Это переплетение является не просто результатом имперского многообразия, пестрого каталога народов, языков и конфессий нашей страны, но и промежуточным итогом длительного процесса по слиянию русской культуры с исламом, и наоборот.
В имперской России границы конфессий были четко определены. Пополнение Православной церкви приветствовалось, а остальным давалось право жить по своим «квартирам», но при этом «не смущать» православных христиан, не заниматься прозелитизмом.
Однако во второй половине XIX века христианские миссионеры первыми нарушили статус-кво: в своих полемических трудах они подробно исследовали исламское вероучение и указали на его «недостатки» по сравнению с православием.
Исламские ученые тоже не остались в долгу. Один из авторов ответных многостраничных трактатов с критикой христианства даже заявил, что написание и распространение антимиссионерских трудов является главнейшим делом для исламских богословов России. Накал страстей в этих текстах был достаточно высок: обе стороны признавали только за собой истину в последней инстанции и не желали идти на компромиссы, ведь речь шла о спасении душ и истинном учении. Многие профессиональные богословы оказались замечены в этой нешуточной борьбе. Это и Хасан-Гата Габаши, и (впоследствии) депутат Госдумы Хабибрахман Масагутов, а также отец журналиста Фатиха Карими — Гыйльман ахунд. Особенно широкий резонанс имели полемические работы Ефимия Малова и ряда других миссионеров.
Группа депутатов Второй Государственной думы, второй слева — Хабибрахман Масагутов. Фото К.К.Булла, фонды РНБ (rbvekpros.livejournal.com)
Ленин и Пушкин в борьбе за таухид
Уже в раннее советское время мусульманам пришлось иметь дело не с христианами, а с атеистами. Если с первыми можно было найти общий язык благодаря длительной истории богословских споров христиан, мусульман и иудеев на Ближнем Востоке, то для построения обороны от атеизма нужна была новая методология. В 1924 году дагестанский ученый Али Каяев написал труд против материалистов, используя доводы философов-идеалистов, совершенно без ссылок на Коран и хадисы. К расцвету брежневской эпохи полемисты вооружились серьезным арсеналом аргументов. По сути, недавно обнаруженный нами объемный трактат Фатхелкадыйра Бабича с критикой атеизма является прекрасным образцом модерного ответа «безбожникам». Бабич в своей книге подробно говорит о том, что ислам не противоречит науке, идеалам прогресса, современным открытиям в космосе и, самое важное, самим основам коммунистического общества. Наряду с традиционным комментарием к Корану и хадисам, этической поэзией на татарском и персидском языках, Бабич постоянно цитирует в положительном ключе Льва Толстого и даже Александра Пушкина, а также разбирает теорию относительности Эйнштейна и работы Ленина. Таково звучание «советского ислама»:
«Бер берсенә капма каршы булган ике фәлсәфи карашның әлбәттә, берсе генә хакыйкать булып, икенчесе батыйлдыр. Бу ике карашның кайсы хак — дөрест, кайсы батыйль икәнен белү өчен галәмә Нәсәфи хәзрәтләре «Гакаид» исемле әсәрендә һәм мәшһур даһи Ленин «Материализм һәм империокритицизм» исемле әсәрендә — реаль дөнья инкяр итүчеләр бармакларын утка тыгып карашлары дөнья һәм кешеләр үзләре яшәми-юкмы икәнен шунда белерләр, дия әлзами кагыйдә тәкъдим итмешләр. Тәҗрибә белән дөньяның барлыгын белеп була, димешләр».
Дело в том, что, несмотря на ожесточенные споры мусульманских авторов сначала с православными богословами, а потом с атеистической пропагандой, между этими лагерями постепенно (на протяжении более века минимум!) складывалась общая идеологическая площадка. На этой площадке был определен круг привычных тем для спора, а также принятый язык дискуссии. Получалось, что оппоненты прекрасно друг друга понимают, читают одни и те же тексты и, вообще, являются зеркальным отражением друг друга.
Так уж вышло, что, поскольку административный ресурс был в руках идеологических оппонентов, сама полемика и ее правила задавались сначала миссионерами, а затем атеистическими обществами.
Получается, что в определенном смысле само формирование этой общей идеологической площадки было (невольным?) результатом государственной политики. В итоге с атеизмом боролся Бабич — коммунист по убеждениям и исламский богослов по образованию.
Русский мусульманин
Перестройка и постсоветская ситуация принесли с собой новую повестку дня для мусульман. Главным вызовом стала интернационализация мусульман в рамках русского языка и культуры наряду с катастрофическим кризисом национальных языков и литератур. Границы стали исчезать еще быстрее. В мечети можно запросто увидеть людей русской культуры, искренних приверженцев ислама, как и представителей народов России, имеющих очень слабые представления о родном языке и категориях исламской культуры, столетиями развивавшихся в классической литературе.
Ширится круг тех, кто настаивает на религиозной идентичности, а по языку, культуре и ментальности является просто русским человеком — вне зависимости от происхождения.
В своем исследовании Данис Гараев показывает, как идеи джихада и радикального ислама в постсоветской России вырастали из недр самой русской культуры, подпитываясь не классическими текстами с Ближнего Востока, а творчеством Герцена, Айтматова и даже Льва Гумилева. Это очень важное наблюдение, демонстрирующее обоюдное цивилизационное движение: ислам становится ближе русской культуре, а сама русская культура абсорбирует ислам.
Национальные богословские традиции тоже прошли путь по сближению с русской/советской культурой, как мы видим это в наследии Фатхелкадыйра Бабича, Габделбари Исаева (на фото) и многих других богословов советской эпохи
Есть ли образ будущего ислама?
По-моему, этот феномен нуждается в серьезном историософском осмыслении. Насколько я могу судить, вольно или невольно, но государственная политика в области ислама состоит в поддержке и развитии именно русского ислама. Но в таком случае важно помнить, что такая стратегия может выпестовать не только лояльный «традиционный ислам», но и (гибридные) радикальные взгляды, с которыми бесполезно бороться с оглядкой на брошюры о ваххабитах, потому что сами радикалы их не читают. В свое время некоторые исламские деятели даже били тревогу, напрямую связывая религиозный радикализм с языковой русификацией.
Другая правда состоит в том, что и национальные богословские традиции тоже прошли путь по сближению с русской/советской культурой, как мы видим это в наследии Фатхелкадыйра Бабича, Габделбари Исаева и многих других богословов советской эпохи. Но в этих текстах сохранилось все многообразие ключевых категорий исламской культуры, развивавшейся в России: представления о личных качествах мусульманина, сбалансированном статусе мусульман среди иноверцев, отношение к государству и многое другое. Правда, если темпы лихой кавалерийской атаки на национальное образование в нашей стране не снизятся, все это — живое наследие исламской культуры в России — окончательно и бесповоротно станет лишь музейным артефактом. А поскольку реального желания и воли (а не красивых деклараций) развивать это важное направление ни у кого нет, то этот пессимистичный (для национальных культур, конечно же) сценарий, увы, оказывается наиболее вероятным. Что, в свою очередь, открывает дорогу для дальнейших спекуляций об отсталости исламских культур в нашей стране.
Допустим, что русский ислам через пару десятилетий (а то и лет?) станет абсолютно доминирующей формой бытования ислама в нашей стране (и отчасти за рубежом, если иметь в виду влияние в Казахстане и на Украине). Что ожидать от такого исхода событий?
Первое ожидаемое следствие — это нормализация ислама. В какой-то момент страшилки о террористах всем начнут претить, а русификация ислама сделает свое дело. Хиджабы, мечети и пятничные молитвы неизбежно станут (или уже стали) привычным явлением современной городской жизни. Быть русским мусульманином станет тоже делом обыденным.
Другое следствие требует большого к себе внимания. Дело в том, что так же, как на европейских языках, на русском языке не существует серьезной культурной традиции исламского богословия и всего разнообразия исламского творчества и повседневной практики. До начала XX века мусульмане России почти не писали по-русски. Сейчас русский исламский язык так или иначе формируется стихийно просто потому, что людям без знания «исламских» языков надо как-то говорить на (около) религиозные темы. За пару десятилетий мусульмане сами выбрали, как то или иное явление называть «по-исламски».
Но дело в том, что на таком жидком фундаменте здание русского ислама не построить. Как «приспособить» русский язык, в котором очень многие ключевые категории имеют христианскую семантику, для нужд исламской культуры? Что из богатейшего багажа национальных богословских традиций можно взять с собой в светлое будущее? Как сделать так, чтобы русскоязычное исламское пространство было системой, а не набором случайных слов и значений?
В нашумевшем проекте «Русский ислам» Петра Щедровицкого (на фото) и Сергея Градировского предполагалось создать собственную богословскую школу на русском языке. Фото facebook.com/petr.shchedrovitskiy
Категории русского ислама
Мне кажется, что здесь, помимо стихийного «народного» творчества, не обойтись без серьезного осмысления русского исламского проекта самими мусульманами. Какие-то попытки уже предпринимались, но в основном в отношении русских как нации, а не русскоязычных мусульман в целом (за исключением нашумевшего проекта «Русский ислам» Петра Щедровицкого и Сергея Градировского, где предполагалось создать собственную богословскую школу на русском языке, что сегодня и реализуется).
Системный проект русского ислама предполагает некоторую институционализацию. Наверное, со временем появятся площадки, на которых будут стратегически обсуждаться содержание и философия русскоязычного ислама. Далеко не обязательно такие площадки должны иметь форму дорогостоящих учреждений. Это могут быть горизонтальные виртуальные комьюнити, заточенные под соответствующую программу. Здесь важен именно принцип горизонтальных связей, поскольку казенные концепции и «манифесты», написанные с оглядкой на текущий политический момент, чаще всего не стоят бумаги, на которой они отпечатаны.
Но самое главное все-таки — это не институты, а идеи. С этим пока туго. Беда в том, что многие талантливые и хорошо образованные «по-исламски» люди заняты больше хозяйственной работой в муфтиятах (в лучшем случае), а не созданием глубоких философских трактатов. Поэтому и образы будущего не находятся в руках самих мусульман.
Справка
Ph.D. (Amsterdam University, 2013)
Профессор факультета истории в Европейском университете в Санкт-Петербурге.
Автор книг Soviet Orientalism and the Creation of Central Asian Nations (London — New York, 2015) и «Книжная культура сибирских мусульман» (Москва, 2012). Колумнист «Реального времени».