Что будет с панельными домами через 50 лет
Что будет с панельными домами через 50 лет
Нормативные сроки
эксплуатации жилых многоэтажек
Дома разного типа имеют разный срок эксплуатации, начиная от 50 лет и заканчивая 150. Посмотрим, какие дома сколько «живут».
Если срок эксплуатации дома подходит ко времени капитального ремонта (или реконструкции, что правильнее, так как износ зданий к тому моменту очень велик), то управляющая организация начинает процесс ремонта. Данное мероприятие длится долго, занимает от полугода до трех лет (в отдельных случаях). Предварительно оценивается степень физического износа здания, чтобы решить, в каком объеме проводить ремонт. Удовлетворительным состояние жилого здания признается, если к сроку капитального ремонта физический износ составляет не более 30%. Если процентаж выше, то говорят о не вполне удовлетворительном состоянии дома, неудовлетворительном и ветхом. Непригодным для жизни (аварийным) дом признают только при наличии 75% физического износа и угрозе обрушения. Тогда принимается решение о расселении жителей и сносе дома. Это решение принимается на основании заявления собственника жилья или организации, отвечающей за материально-техническое состояние дома. При решении комиссии о том, что жилье безопасно для жизни, расселение может и не состояться даже при наличии большого физического износа, хотя жилье и будет отнесено к ветхому. В этом случае может быть принято решение о реконструкции дома.
Расселение аварийного дома
Жильцов аварийных домов, подлежащих расселению, определяют на жительство во вновь отстроенные дома, которые ввели в эксплуатацию по государственной программе. Ввод жилого дома в эксплуатацию – длительный процесс, который занимает от трех месяцев до года. Поэтому даже если новый дом уже построен, вполне возможно, что переселение может произойти не сразу.
Также следует учесть, что московская программа переселения из ветхого жилья не охватывает все дома, для которых наступил срок реставрации/сноса, поэтому процесс переселения в новое жилье может занять несколько лет.
По введенной поправке в Жилищный кодекс расселение городских жителей из аварийного жилья может производиться и в дома за чертой города, так как программа расселения не относится к категории улучшающей жилищные условия, а является вынужденной мерой предоставления жилья. Кроме того, количество комнат может не совпадать, так как главный ориентир в этом вопросе – площадь помещения, причем не жилая, а общая. Таким образом, прогнозировать качество нового жилья, улучшится оно или ухудшится, невозможно – все зависит от наличия свободного жилого фонда.
Если качество жилья не удовлетворяет
Если качество или расположение предоставляемого жилья не удовлетворяет собственников квартиры, то им может быть выплачена стоимость старой квартиры плюс расходы на переезд, самостоятельный поиск жилья и оформление документов. Если сумма не удовлетворяет, то следует обращение в суд, где истцом выступает орган, ответственный за расселение. Суд решает, какую сумму нужно выплатить несговорчивому собственнику.
«Когда они развалятся?» Архитекторы — о том, сколько ещё простоят советские дома
Коротко: надо смотреть на каждый дом в отдельности, а также на микрорайоны и на серии домов — комплексно.
Говорить в общем за все советские дома некорректно — прочность каждого зависит (как минимум) от семи факторов:
1. Сколько этажей в здании. Нормы в СССР устанавливали несколько категорий долговечности жилого здания в зависимости от высоты. Дома в 3–5 этажей строились на срок от 50 до 100 лет, дома от 6 и выше этажей рассчитывались по долговечности минимум на 100 лет. Сроки в 20–25 лет были актуальны для некапитальных зданий, вроде деревянных бараков (и хрущёвки к ним не относятся).
2. Где и как строилось здание. В Москве и Санкт-Петербурге, а также в столицах бывшего СССР качество строительства всегда было выше, чем в остальных городах: старались держать марку. Поэтому хрущёвки в Омске и хрущёвки в Москве — это разные хрущёвки. Кроме того, сильно влияет климат: в условном Анадыре, где при высокой влажности и других разрушительных факторах — морской соли, ветре, морозах до 40–45 градусов зимой — куда выше риск того, что несущие конструкции могут подвергнуться коррозии и не выдержать со временем, чем в условной Рязани.
3. Надёжен ли фундамент дома и грунт под ним. В этом смысле типовые советские дома, начиная с хрущёвок, могут быть даже надёжнее, чем ранние сталинки (просто потому, что они новее). Первые общесоюзные строительные нормы и правила (СНиПы) появились в 1954 году. Они устанавливали много единых требований к домам, в том числе и к тому, как и из чего можно делать фундаменты (поэтому после 1954 года мы можем сравнивать хрущёвки в условных Рязани и Анадыре, а до этого у каждого города были свои требования). Жилые дома, которые строились (особенно не в столицах) до 1954 года, чаще всего были 2–3-этажными, нередко у них не было подвалов и трубы пролегали прямо под полом первого этажа. Всё это в комплексе — возраст, отсутствие чётких строительных норм, невысокая этажность, которая часто предполагала менее жёсткие требования по капитальности, — может влиять на надёжность фундамента.
4. Есть ли в здании газ. Газовые плиты в многоквартирных домах повышают риск взрыва — из-за неправильной эксплуатации и постепенного устаревания оборудования. В поздних советских нормах жилого строительства 1985 года вообще отказались от газа в типовом жилье. Инженерам крайне сложно рассчитать нагрузку на конструкцию при взрыве, и, соответственно, сделать так, чтобы оно выстояло. Так, в 2004 году в Архангельске из-за взрыва газа обрушился целый подъезд 9-этажного дома (погибло 58 человек), а недавно в Магнитогорске взорвался газ в пятиэтажке (погибло двое) и несущие конструкции здания не пострадали. То есть масштаб разрушения может быть непредсказуемо разным.
5. Есть ли в доме незаконная перепланировка. Это особенно опасно для панельных домов — люди делают проёмы в плитах, пробивают несущие конструкции, когда хотят «под себя» протянуть коммуникации, и так далее. Сколько таких ремонтов по всей стране — никто точно не знает. И поэтому никто точно не может ответить на вопрос, сколько простоит конкретный дом, если только не пустить инженеров по всем квартирам, чтобы они проверили их состояние.
6. Как эксплуатировался дом. Износ можно (очень) условно прикинуть по формуле 1 год = 1%. То есть если дом построен в 1985 году, то его износ составляет порядка 35%; хрущёвки, получается, должны быть изношены как минимум на 50–60%. Но, например, в новосибирском Академгородке за жильём следили хорошо — оказалось, что износ местных панельных пятиэтажек не превышает 30%, и сегодня здесь продаются одни из самых дорогих квартир в городе. Износ может отличаться даже у соседних домов — зависит от того, насколько в нём ответственные жители и управляющие компании, а также насколько качественно построили конкретно этот дом.
7. Был ли капремонт, и насколько он был качественным. Например, заменили ли плоскую рулонную крышу на многоскатную, где есть чердак (значит, и влага не будет просачиваться в швы панелей через кровлю). Заизолированы ли трубы в подвале (лишний парниковый эффект может нарушить целостность ограждающих конструкций в зимний период, фундамент дома начнёт «парить», покрываться изморозью, в доме может появиться плесень). В каком состоянии остальные коммуникации — та же электропроводка, из-за неисправности которой может вспыхнуть пожар.
В целом, у советских жилых домов общий запас прочности составлял порядка 100–150 лет. Поэтому они вполне простоят ещё как минимум лет 50–70, а то и больше. Однако необходимо следить за состоянием каждого дома — и думать о том, что делать с конкретным домом, микрорайоном и городом. Реконструировать? Сносить и строить новые дома?
Анна Броновицкая, архитектуровед, историк архитектуры
Действительно, часто повторяют, что панельные пятиэтажки были рассчитаны на 25 лет. Вот что за этим стоит. Переход к индустриальному домостроению был объявлен в 1956 году, а в 1961-м принята 3-я программа КПСС, обещавшая построение коммунизма к 1980 году. Панельное малогабаритное жильё было способом быстро решить жилищную проблему в существующих экономических условиях.
Предполагалось, что, когда наступит коммунизм, таких жёстких ограничений не будет, да и вообще люди станут жить по-другому, как — ещё предстоит придумать. Поэтому считалось, что ранние пятиэтажки и девятиэтажки простоят не очень долго — как раз четверть века до наступления коммунизма, а потом их заменят более совершенным жильём. Но это вовсе не значит, что по истечении этого срока дома должны были превратиться в тыкву. Нормы, обеспечивающие прочность построек, никто не отменял, поэтому физически они не разваливаются до сих пор. Многие обветшали, пришли в плохое состояние, но такие проблемы решаются ремонтом или реконструкцией.
Уже к концу 1960-х стало ясно, что коммунизм откладывается, и типовое домостроение стало эволюционировать в сторону большего комфорта. Комфорт квартиры в панельном доме — понятие относительное, но теперь мы можем быть уверены в том, что коммунизм не наступил и не предвидится, а квадратные метры очень дороги. Малогабаритное жильё очень востребовано, тем более что большинство людей не живут теперь семьями из трёх поколений, а очень многие и вовсе поодиночке.
Сложившиеся микрорайоны советского времени значительно менее плотны, чем современная массовая застройка, и потому комфортнее для жизни. Их просто нужно приводить в порядок. А ещё помнить о том, что снос и новое строительство наносят огромный ущерб экологии.
Дмитрий Задорин, архитектор, специалист по истории советской архитектуры, соавтор книги «К типологии советского типового домостроения. Индустриальное жилищное строительство в СССР 1955–1991»
Когда я писал свою книгу, я работал с огромным массивом исходной информации, в том числе с архивами советских газет и журналов, а также, естественно, с нормативными актами. И цифра 25 лет не встречалась нигде.
Зато есть нормативы долговечности зданий: до трёх этажей, от трёх до пяти и от шести и выше. И все хрущёвки и более поздние советские дома рассчитаны минимум на 50–100 лет и более.
Нужно понимать, что пока открытых и точных данных о том, в каком именно техническом состоянии находятся дома периода индустриального советского домостроения, ещё нет. И я бы, честно говоря, возглавил институт «по подсчёту всего», чтобы разобраться в этом и чтобы была точная и честная картина.
Ведь мы никуда не денемся от советского наследия; 60–70% населения живёт в советских домах и будет продолжать в них жить. Более того, сегодняшние домостроительные комбинаты (ДСК) по-прежнему делают панели, которые были разработаны ещё в 1980-е, а то и в 1970-е годы — и эти дома возводятся до сих пор.
Как есть перепись населения, так нужно проводить и перепись домов. Состояние каждого дома должны оценить инженеры. У городов должен быть понятный всем план развития, понятная стратегия, и мы должны понимать, сколько времени нужно и ресурсов нужно, чтобы старое заменить на новое, а также то, где мы будем через 20, 30 или 40 лет.
Так, по программе реновации в Москве за 5 лет намерены расселить более 5 тысяч домов, в том числе и 100 девятиэтажек. Это порядка 20 млн квадратных метров. В год ДСК Москвы выпускают 3–4 млн квадратных метров жилья, то есть только на замену существующих площадей потребуется минимум 5 лет. А так как обычно при расселении строят с коэффициентом 1:3, то мы получаем около 15 лет. В других городах, я полагаю, будет не быстрее, с учётом того, что во многих из них не расселили даже ветхое и аварийное жильё.
Я действительно волнуюсь по поводу периферии в ближайшие десятилетия. Например, в Мурманске было населения за 500 тысяч, а осталось порядка 300 тысяч. И что происходит? Люди покидают первые этажи — как самые непривлекательные. Получается, что опустошаются не самые технически плохие здания, а только первые этажи домов. То есть проблему износа такое переселение не решает. И пока никому не пришло в голову заменять город новым жильём.
Резюме такое: когда конкретно упадёт какой конкретно дом — сказать без инженерного расчёта не может никто. Сколько простоят серии домов — мы способны обозначить условно: ещё 50–70 лет. Однако думать о том, что будет с ними дальше, нужно уже сейчас. И не только с домами, но и с общественными пространствами, дворами и вообще всей инфраструктурой.
Никита Токарев, архитектор, директор Архитектурной школы МАРШ:
Мне не известны случаи обрушения панельных домов от износа или признания их ветхим жильём. Несущие конструкции (стены, перекрытия, фундаменты) панельных домов 1960–1980-х годов постройки, не говоря уже о блочных или кирпичных, при надлежащей эксплуатации простоят 100–150 лет.
Другое дело — инженерные системы, отделка, окна, кровля. Вот здесь истоки мифа: 25 лет — это срок службы инженерных систем или рулонной кровли без капремонта. Их износ в самом деле велик. Многие дома стоят без ремонта 30–40 лет, а качество стройки и продуманность конструкции из-за жёсткой экономии были весьма низкими — теперь это усложняет замену инженерных систем. Например, ради экономии трубы и провода заделывали в панели — сейчас их будет очень дорого и проблематично поменять.
Часть домов не соответствует современным требованиям по энергоэффективности, их надо утеплять. Тем не менее, модернизация пятиэтажек возможна, тому есть множество примеров в Восточной Германии, которая столкнулась с той же проблемой советского наследия. Есть и удачные примеры надстройки, изменения планировок квартир и других улучшений.
Александр Острогорский, архитектурный журналист и критик, преподаватель МАРШ
Вечной архитектуры не бывает, все здания разрушаются и исчезают. На строительстве египетских пирамид работали тысячи людей в течение десятков лет, и все они где-то жили. Их дома исчезли, а пирамиды остались. Над проектированием советских панельных домов трудились сотни людей, бригада строителей в несколько десятков человек могла построить за год дом для сотни людей, а за свою карьеру строитель обеспечивал жильём тысячи. То есть индустриальное домостроение радикально изменило соотношение ресурсов времени, материала и результата.
Могут ли панельные дома быть такими же вечными, как пирамиды? Нет. При этом любое здание находится в непрекращающейся борьбе за жизнь: на него действуют силы природы, постоянно разрушая его. Стоит человеку покинуть здание, и природа очень быстро его «прикончит».
Физические и химические свойства материалов играют важную роль. Чем ближе материал к природному, тем сложнее природе с ним справиться: камень пирамиды устойчивее железобетонной панели. Только человек может помочь зданию сопротивляться: он ухаживает за ним, чинит, латает, реставрирует. В этом смысле «износ» здания — это оценка нашей способности сохранять конкретное здание и цены, которую мы готовы заплатить за это.
За целостность памятников архитектуры общество готово отдавать большие деньги, а за поддержание в нормальном состоянии панельного дома имеет смысл платить до тех пор, пока строительство нового не окажется дешевле. Это же касается и «модернизации», будь она вызвана износом или изменившимися требованиями, например, к экономичности эксплуатации.
Многие панельные дома проходят в последние годы модернизацию, связанную с утеплением, так как наши представления о приемлемых затратах на отопление изменились. Легко свести всё к тому, что эти здания были построены как недолговечные или плохо эксплуатировались.
Но дело-то в том, что это цена, которую мы захотели заплатить однажды, когда здание строилось, и готовы платить в дальнейшем, чтобы оно стояло, — цена в борьбе со временем и природой, вечными врагами (и друзьями) архитектуры.
Авторы: команда Яндекс.Недвижимости. Иллюстратор: Егор Шатохин.
«Через 50 лет их неизбежно снесут»: московские высотки – жилье будущего или «мусорная» катастрофа?
«Hебоскpебы, небоскpебы, а я маленький такой. » – эту песню, припев которой многие знают наизусть, российский шансонье Вилли Токарев написал в Нью-Йорке, куда эмигрировал еще в 1974 году. За свою жизнь музыкант повидал множество городов и сам довольно большую часть жизни провел высоко над землей – в знаменитой сталинской высотке на Котельнической набережной. В те годы высотные дома у россиян в основном ассоциировались с зарубежными мегаполисами: Нью-Йорком, Лос-Анджелесом, Чикаго, Лондоном, Дубаем. Однако сегодня во многих крупных городах России есть свои «сити» – деловые центры, где сосредоточены головные отделения крупных компаний, банков, валютные рынки, товарные биржи, а также торговые центры и элитные жилые дома.
Множество высотных жилых комплексов каждый год появляется и на окраинах. Это легко проследить на примере Москвы: наибольшим спросом в столице продолжают пользоваться дома, расположенные вблизи станций метро и дорожных развязок. Девелоперы, стремясь снизить издержки и увеличить выручку, чаще всего строят на выкупленных участках высотные жилые комплексы. Многие дома в новых районах (особенно в Новой Москве) достигают 30 и более этажей, и доля квартир, выставляемых на продажу в таких домах, в этом году достигла 21%.
По статистике сейчас доля высотных домов на московском рынке недвижимости составляет 95%, а на малоэтажные объекты (от пяти до девяти этажей) приходится всего 4%. Многие эксперты отмечают, что такое обилие высоток провоцирует транспортный коллапс, так как транспортная инфраструктура попросту не справляется с таким наплывом жителей, большинство из которых пользуются личным автотранспортом.
Какие еще проблемы принесет нам рост этажности, должно ли государство его контролировать (спойлер: да, но это плохо работает) и каким будет город будущего – все это мы узнали у экспертов в сфере недвижимости и градостроительства.
Выше высотки – длиннее пробки?
Районы с большим количеством высотных домов и крупные агломерации небоскребов – так называемые «сити» – прочно вошли в нашу жизнь, и, независимо от того, как мы к ним относимся, это явление уже никуда не исчезнет, считает президент некоммерческого партнерства «Международная академия ипотеки и недвижимости» Ирина Радченко.
«Любителей жить в высотках сейчас в мире приблизительно столько же, сколько любителей жить в своем доме с собственным садиком и так далее. Сейчас сити существуют и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Лондоне, и у нас в Москве, в Киеве также собираются строить большой район с небоскребами. То же самое на Востоке: Сингапур – это вообще один сплошной сити, такая же ситуация в Малайзии, в Китае, в Гонконге. Это такое явление, о котором сложно сказать – плохо это или хорошо, оно просто есть. Но в идеале, конечно, [сити] – это такие обособленные зоны для любителей жить в, как их называют, «муравейниках», – говорит она.
Сама Ирина признается: среди исчезающих в облаках высоток она чувствует себя некомфортно. «Я живу в 14-этажном доме, и я считаю, что это предел. Здесь ты здороваешься с соседями, ты их более-менее знаешь, запоминаешь, и вы не мешаете друг другу. Но, конечно, это все очень индивидуально», – говорит Радченко.
«К сожалению, у нас сейчас строят то, что лучше покупается. Застройщикам дешевле возводить высотки – это очевидно, потому что самая дорогая часть проекта – это земля, коммуникации, разрешение на строительство. И, естественно, чем выше здание – тем больше прибыль. Именно из-за этого они [застройщики] «гонят» все это вверх. Я знаю, такие районы уже есть, например, в Мытищах – мимо этих зданий даже проезжать страшно», – считает Ирина.
Она давно отказалась от личного автомобиля и предпочитает ездить на общественном транспорте или такси, так как в таком крупном городе, как Москва (особенно в центре), передвигаться на машине очень сложно – бесконечные пробки и баснословно дорогие парковки стимулируют жителей отказываться от автомобилей. Впрочем, до уровня Европы нам еще далеко. В этом году российская столица заняла пятое место в рейтинге городов с самыми загруженными дорогами, согласно исследованию голландской компании Tom Tom – впереди нас только Мумбаи, Богота, Лима и Нью-Дели.
«На загруженности дорог разрастание многоэтажек сказывается самым существенным образом. Потому что, к сожалению, далеко не всегда к строящимся многоэтажкам параллельно отстраивается вся необходимая инфраструктура, в том числе дороги. Пример: есть район, в нем в целом приемлемый трафик. Затем там появляется многоэтажка, скажем, на 1000 квартир. Ее заселяют, и следом в районе становится на, предположим, 400-500 (а если район спальный, то число еще выше) больше новых автомобилей. При этом дорог остается прежнее количество. Потому что строить их было долго, дорого – не имеет значения. В итоге мы имеем тот же район, с теми же дорожными условиями, но с уже куда бóльшим количество машин», – говорит он.
Однако коммерческий директор девелоперской компании Glincom Иван Татаринов с ним не согласен. По его мнению, высотная застройка не является ключевым фактором загруженности дорог в Москве. Гораздо важнее – ярко выраженная централизация столицы как главного субъекта РФ.
«Москва сегодня – это и экономический, и финансовый, и культурный, и политический центр страны, причем ее население (особенно если учитывать не только Москву, а Московскую агломерацию) многократно превышает показатели всех других российских городов. На мой взгляд, не стоит говорить о том, что в Москве строят много высотных домов, поэтому в городе много жителей и все дороги забиты. Наоборот, застройщики возводят много высотных домов именно потому, что в Москву приезжают люди со всех регионов России, которые формируют высокий спрос», – говорит Татаринов.
Чтобы переломить этот тренд, необходимо развивать региональные центры – тогда людям не придется покидать малую родину в поисках лучшей жизни. Да и сама Москва требует децентрализации: нужно создавать рабочие места и социально-бытовую инфраструктуру в спальных районах города. Это позволит сократить внутреннюю миграцию жителей. Такая работа ведется уже не первый год, поэтому в будущем ситуация должна улучшаться, говорит Татаринов.
«Очевидно, что земли под застройку в Москве становится все меньше и меньше, а ее стоимость очень высока, поэтому любой девелопер стремится выжать максимальную плотность из любого участка. Так проект становится наиболее экономически привлекательным. Надо сказать, что жители тоже получают определенные выгоды от такой застройки: выдающиеся виды из окон, которые открываются с верхних этажей и чуть более чистый воздух. Квартиры на более высоких этажах востребованы, что приводит к росту цены одного квадратного метра в них. Хотя не все покупатели расценивают это как плюс: немалое количество людей принципиально выбирают этажи пониже», – отмечает Иван Татаринов.
Генеральный директор IKON Development Антон Детушев также считает, что высотное строительство не может напрямую влиять на загруженность автомобильных дорог.
«Это, скорее, формат застройки, архитектурный прием, способ придать объекту статусность или современный облик. Гораздо больше на загруженность дорог влияют количественные показатели – число квартир, их средняя площадь и сам объем застройки. Именно по причине комплексного освоения территорий в черте города возникает большинство транспортных проблем. Дорожная инфраструктура в момент ввода оказывается просто неподготовлена к такой нагрузке. Число же квартир и средняя их площадь определяет количество жителей – именно поэтому дома более высокого класса (и, как следствие, с квартирами большей площади) оказывают гораздо меньшее влияние, чем, например, жилье «предприимчивых» застройщиков, в квартирографии которых преобладают студии и однокомнатные квартиры», – объясняет Детушев.
Как и его коллеги, он признает: главный плюс высотной застройки для девелопера – возможность более гибкого использования земельного участка, а также обилие вариантов обхода планировочных ограничений за счет небольшого пятна застройки. Кроме того, дома башенного типа (а именно они характерны для высотной застройки) куда более выгодны по коэффициенту выхода полезных площадей, что напрямую влияет на экономику проекта.
«Но есть у высотного строительства и минусы, – отмечает Антон Детушев. – Они почти полностью связаны с более высокой стоимостью инженерных систем, необходимостью использования более дорогого инженерного оборудования, спецификой проектирования и строительно-монтажных работ».
А вот для жителей таких домов здесь как раз кроется большой плюс: они обычно получают в свое распоряжение приватные дворы, где больше места для отдыха, занятий спортом и общения, чем при секционной застройке.
Впрочем, для покупателей многоэтажки далеко не всегда являются привлекательным вариантом, отмечает Георгий Симоновский: «Частенько они не обеспечены необходимой инфраструктурой, расположены далеко от центра, а вид из окна может быть совсем маложивописным – например, на окно соседнего корпуса, располагающегося куда ближе, чем того хотелось бы жильцам. Однако для многих решающую роль при покупке жилья играет его стоимость, и покупатели вынужденно закрывают глаза на все неудобства».
А регуляторы кто?
В большинстве стран существуют четкие правила касательно строительства высотных зданий. Как правило, небоскребы возводят в деловом центре города, но на окраинах вы их почти не встретите. В России строительство, снос и реконструкцию любых сооружений регламентирует специальный документ – Градостроительный кодекс Российской Федерации.
Если говорить конкретно о строительстве высоток в Москве, то здесь действует Постановление Правительства Москвы об отраслевой схеме высотных ограничений застройки на территории города Москвы. Этот документ устанавливает высотное ограничение в городе на отметке 75 м. Однако в отдельных случаях власти делают исключение – если мэрия сочтет, что это допустимо и не повредит облику города, отмечает Иван Татаринов.
Получается, что на практике любой застройщик может договориться с властями и превысить заданный лимит, если будет достаточно убедителен.
«Понятно, что застройщики будут извлекать прибыль и стараться строить как можно выше, но все-таки государство и местные власти должны как-то это регулировать. К сожалению, это всегда «договорняк» – лучше слова я не подберу, – говорит Ирина Радченко. – У нас, конечно, есть различные кодексы и так далее – ну и что? Какому-то застройщику удастся получить разрешение, а на соседней улице другого застройщика ограничат пятью этажами. А как это решается – догадайтесь. В России есть градостроительное регулирование высотности, но нужно четкое его исполнение, чтобы нормы были едины для всех. У нас, к сожалению, не так».
С ней согласен и Георгий Симоновский: по его словам, в России отсутствует должное регулирование высотной застройки, и это имеет свои печальные последствия:
«ГОСТ утверждает, что жизненный цикл стандартной железобетонной многоэтажки не превышает полувека. При этом их изначально непросто ремонтировать. Кроме того, в нашей стране в принципе отсутствует развитая система капитального ремонта многоэтажных домов. Значит, их неизбежно потребуется сносить через 50 лет, а потом как-то утилизировать огромное количество крупногабаритных обломков строений и строительного мусора. А с утилизацией в нашей стране все также очень непросто, потому что отсутствуют необходимые технологии. И пока это не изменится, сидеть нам на этом мусоре, ну или вывозить его за рубеж».
И все же (хотя бы на бумаге) наша градостроительная политика достаточно жесткая, и, если ее соблюдать, то застройка должны быть относительно гармоничной – по крайней мере, в идеале, считает генеральный директор компании Citymakers, член Архитектурного совета Москвы Петр Кудрявцев.
«Но здесь нужно понимать, что все еще зависит от качества решений, – отмечает он. – Независимо от того, что строится: таунхаус, жилой дом из пяти этажей или 30-этажная «свечка» – и то, и другое, и третье может быть хорошо спроектировано и плохо спроектировано. Это может быть очень крутая и хорошая архитектура, которая с эстетической точки зрения прекрасно дополнит какой-то район и станет интересным лэндмарком (постройкой, претендующей на статус акцента, доминирующего на прилегающей территории – прим. ред.). А может получиться, конечно, и серая, бессмысленная история. К сожалению, это бывает достаточно часто, но в последнее время я вижу, что многие девелоперы внимательно работают над продуктом, работают над архитектурой, ищут новые возможности по разным типам фасадов. Процесс идет, на самом деле – это же конкуренция! Если вы просто построили «свечку» посередине поля, где нет инфраструктуры, нет благоустройства, неудачная планировка квартиры и транспортная доступность плохая – ее просто никто не купит».
Таунхаусы бок о бок со «свечками»: каким будет город будущего?
Есть люди, которые уже сейчас могут заглянуть на несколько декад вперед и предсказать, какими будут города будущего – это урбанисты. По мнению Петра Кудрявцева, городская среда будет очень разнообразной как в плане плотности, так и в плане высотности застройки. Предпосылки для этого мы наблюдаем уже сегодня.
«Люди, в зависимости от своего психотипа, семейного положения и возраста, предпочитают разную недвижимость. Очевидно, что когда человеку 20-30 лет, он хочет жить в гуще событий – в плотной, активной, высотной среде. Часто это касается и сорокалетних – прежде всего мужчин, которые ведут активный рабочий образ жизни. Здесь можно привести в пример [образ жизни] Уолл-cтрит или нашего [Москва-]Сити. Но потом возникает желание иметь свою собственную квартиру или дом. Когда тебе 20-30 лет, ты можешь жить в небольшой однушке в высоком небоскребе, и ты будешь счастлив. Потом у тебя появляется жена (или муж), ребенок, и тебе нужна новая квартира.
Я бы сказал, что в течение жизни человек, по идее, должен (если ему позволяют бюджет, возможности и т.д.) жить в разных местах. И если посмотреть на Америку и частично Европу, то, в зависимости от своего возраста, семейного положения и достатка, люди достаточно быстро и активно меняют свое место жительства, то есть там очень высокая мобильность. Причем можно не просто поменять место жительства внутри одного города, но и переехать в другой город, а в Европе – даже в другую страну», – отмечает Кудрявцев.
Сейчас многие девелоперы и урбанисты стараются предлагать нестандартные градостроительные решения. Например – строить таунхаусы в непосредственной близости к высотной жилой застройке.
«На самом деле такой разброс городской среды – это абсолютно нормальная тема, – объясняет Петр Кудрявцев. – С одной стороны, можно предусматривать какие-то уникальные места, где сохранится совсем низкоэтажная застройка, или застройка не выше пяти-шести этажей, или высота тех же самых хрущевок, которые, как это ни удивительно, достаточно органичны для человека, особенно когда они окружены деревьями, и вплоть до сверхвысокой застройки».
Очевидно, что исторический центр Москвы также будет развиваться. Но ценителям архитектуры и исторического наследия не стоит беспокоиться – речь не идет о сносе старинных построек.
«Конечно, речь может идти только о бережном восстановлении, реставрации и так далее (особенно, если это памятники [архитектуры]). Но когда мы говорим про вопросы приспособления памятников, очевидно, что в них могут жить люди. Это может быть жилье, офисы или небольшие гостиницы. И это будет хорошо, потому что у памятников или у исторической застройки будут появляться хозяева», – говорит Кудрявцев.
Подытоживая вышесказанное, стоит отметить, что высотное строительство активно развивается в мегаполисах, но это не означает ухудшения уровня комфорта для жителей. В том же Нью-Йорке высотный Манхеттен граничит с малоэтажным Бруклином. И люди могут выбрать, где им больше нравится жить и работать – в энергетически заряженном центре с бешеным ритмом или почти что за городом в спокойной обстановке, подчеркивает партнер Архитектурного бюро Syntaxis, архитектор и урбанист Александр Стариков.
«На мой взгляд, например, на территории Новой Москвы можно сделать акцент на разновысотную застройку – таунхаусы высотой 2-3 этажа, среднеэтажная застройка на 5-9 этажей и точечные доминанты не выше 17 этажей. В старой Москве не трогать исторический центр, но развивать деловые кварталы и промышленные зоны. При грамотном распределении функций между жилой, коммерческой и социальной [сферами] проблем для жителей не возникнет.
Высотный девелопмент – это вполне предсказуемый и логически объяснимый вектор развития строительного рынка. Работая в таком формате, необходимо соблюдать баланс и гармонично распределять высотные объемы, принимая во внимание плотность того или иного района. Кроме того, важно создавать и развивать инфраструктуру, модернизировать и усиливать возможности работы общественного транспорта. Впрочем, сейчас это и так поэтапно происходит в Москве», – считает Стариков.
Эксперт отмечает, что подобный опыт не замыкается внутри МКАД, а регионы также постепенно начинают ориентироваться на высотный девелопмент, увеличивая спрос на данный продукт, но не такими темпами и объемами.
«Однако там все еще много площадок, где можно возводить здания в пределах 12 этажей. Немаловажный аспект – финансовая модель. Конечно, построить на одном участке пятиэтажный объект или двадцатиэтажный – совершенно разная маржа. Но тут как раз в игру и вступает законодательный регулятор, ограничивающий подобные проекты. И все же, в перспективе ближайших 50 лет мы все равно придем к общему увеличению высотной застройки, что можно назвать закономерным процессом в рамках современного характера урбанизации», – подытожил архитектор.