Что бы произошло если бы института семьи не было
«Людям больше не нужна семья»
Почему россияне не женятся, позже заводят детей и меньше интересуются сексом
В России стремительно исчезает институт семьи в его классическом понимании. Люди все чаще выступают противниками официальных отношений, стараясь заменить их гражданским или гостевым браком. Эксперты утверждают: в недалеком будущем стереотип, согласно которому каждая девушка мечтает выйти замуж, будет окончательно уничтожен, а люди могут вообще перестать заводить отношения. В День семьи, который в России масштабно празднуют, мы рассказываем, как страна пришла к кризису института семьи и к чему он приведет.
«Это не катастрофа, а просто новая реальность, — рассказал „URA.RU“ российский психолог Наталья Варская. — Теперь и парни, и девушки всячески противятся вступлению в официальные отношения, оттягивают этот момент, не видят смысла в штампах в паспорте. Это особенно можно заметить в крупных городах: в Москве, Петербурге».
Она ссылается на личные наблюдения, согласно которым многие россияне начали активно практиковать гостевой брак: «Люди могут жить в одном городе, а встречаться только по выходным, потому что им так удобно, они так договорились. При этом любовь из их отношений никуда не исчезла». По ее словам, у многих россиян рождаются дети именно в гостевом браке.
Она полагает, что окончательно традиционное понимание семьи в России исчезнет тогда, когда у людей не останется материальной привязки друг к другу.
«Давайте будем честны: многие женщины живут с мужчинами только потому, что это удобно, выгодно: у нее нет высоких доходов, чтобы обеспечить себя и детей.
Многие живут вместе из-за общей жилплощади. Но это неправильно», — резюмировала собеседница «URA.RU». Варская напомнила, что в прежние времена привязка к браку была еще выше — считалось, что женщина не в состоянии сделать карьеру, поэтому находилась в жесткой зависимости от партнера: «Думаю, что свободные отношения станут нормой в недалеком будущем. Этому никто не будет удивляться».
Глава общественной организации «Родительское собрание» Константин Долинин убежден, что количество холостяков и незамужних с каждым годом будет возрастать. «Многие вступают в брак с главной целью — завести ребенка. Но сейчас на это мало кто решается. Соответственно, браки просто потеряют смысл», — считает собеседник «URA.RU».
Долинин объясняет, что многие люди не вступают в брак и не рожают детей из-за отсутствия поддержки со стороны властей. «Механизмов реальной помощи на самом деле очень мало. Люди женятся, а что получают от государства? Ничего! Какие стимулы у них вступать в брак? Никаких! Необходимо исследовать потребности семьи, чтобы понимать, чем конкретно помогать. Думаю, речь должна идти как о финансовой помощи, так и о социальной — у нас же даже в детский сад сейчас устроить ребенка тяжело», — подчеркнул Долинин.
Историк, кандидат философских наук Сергей Петров, в разговоре с «URA.RU» прогнозирует, что люди со временем вообще перестанут связывать себя отношениями: «Очевидно, что им уже не нужна семья. Кроме того, исчезает интерес к сексу — все последние исследования показывают, что эта тема уходит на второй план. Это связано с тем, что мир становится полностью цифровым».
Эксперт рассказал, что существует теория, согласно которой в ближайшее время из-за достижения предельной численности населения на планете вступят в действие подобные механизмы регулирования. «Меняется мораль, верх все чаще и чаще берут однополые браки», — пояснил он.
Петров полагает, что улучшение уровня жизни, по сравнению, к примеру, с серединой прошлого века, напротив, сказалось на том, что россияне начали отказываться от семейных отношений. «Вспомните годы Великой Отечественной войны — тогда жили плохо, но семьи были очень большие. Сейчас же люди стремятся к комфорту. Это такая форма прогресса. Поэтому, если ваш 30-летний сын не торопится в ЗАГС, не доставайте его вопросами. Просто время сильно поменялось», — утверждает историк.
Институт семьи изживает себя. Что будет потом?
Институт семьи — в его традиционном понимании — изживает себя. На смену идет новая форма ячейки общества — постчеловеческая.
Сегодня в мире наберется не один десяток форм совместного существования, каждую из которых можно обозначить как ячейку общества. Мать или отец-одиночка с ребенком, традиционная семья с двумя родителями и парой детишек, гостевые браки, супруги, проживающие отдельно, однополые пары… Все это впрямую или с натяжкой можно назвать семьей. Вот только в подобном многообразии демографы видят агонию одного из главных институтов общества. Традиционная схема не работает, а потому и возникают все новые. Причем модель, которую ученые считают основной, поражает воображение.
Сексуальная революция
Еще сто лет назад под словом «семья», будь то в России, Италии или Китае, понимали настоящий клан с бабушками-дедушками, тетями-дядями и большим количеством детей — на одну супружескую пару как минимум двумя. По мере переселения людей в города необходимость в таких родственных общинах отпала, и огромная сельская семья уменьшилась до городской с двумя родителями и детьми. И это, как выяснилось, не предел. «Атомизация, или минимизация, семьи продолжается, — говорит заведующая лабораторией проблем семейной политики НИИ семьи и воспитания РАО Оксана Кучмаева. — Семейная жизнь является лишь одним из вариантов жизненного поведения». К этому, объясняет эксперт, нас привели изменения условий существования. В развитых экономиках женщины быстро поняли, что могут воспитывать ребенка в одиночку и вообще вести без мужа полноценную жизнь. Толерантность допустила возможность однополых браков, а сексуальная революция позволила не оглядываться на порицание общества. Да и мужчины вполне справляются с домашним хозяйством при помощи экономок или «умной» бытовой техники. В результате семья стала. обузой, ненужным институтом ограничения свобод и возможностей человека. Причем чем более высокообразован и успешен человек в жизни, тем меньше ему нужна семья. На уровне государств этот семейный нигилизм оборачивается катастрофой. Нынешнее поколение элементарно не воспроизводит себе замену. Европа столкнулась с проблемой депопуляции уже в XX веке и при попытке разрешить ее, привлекая мигрантов, только нажила дополнительную головную боль. За Европой, уверяют эксперты, в снижении рождаемости уже тянутся Азия и Африка. Ситуация станет критической буквально через пару десятков лет. Но, быть может, что-то все же придет взамен традиционной семьи?
Как отметил на одной из научных конференций заведующий сектором гуманитарных экспертиз и биоэтики Института философии РАН Павел Тищенко, на образчик «семьи будущего» вполне может претендовать пара геев, воспитывающая троих детей, зачатых с помощью экстракорпорального оплодотворения и выношенных суррогатной матерью. По мнению ученого, сейчас начался новый этап сексуальной революции, который он назвал «редеконструкцией сексуальности». Разделению человеческой сексуальности на два не связанных между собой блока — деторождение и получение удовольствия от секса — способствуют такие биомедицинские технологии, как совершенствование методов контрацепции, экстракорпоральное оплодотворение и «искусственная матка», которая может появиться уже в самом ближайшем будущем.
В скором времени ребенок, зачатый в пробирке, может иметь до пяти родителей: донора яйцеклетки, донора спермы, суррогатную мать и пару бесплодных родителей, которые заказали и оплатили создание ребенка и собираются его воспитывать. Родители при этом могут быть и однополыми.
«Мир уже на пути к постчеловечеству и постепенно идет к тому, что воспроизводство людей будет происходить вне женского тела, — говорит доктор философских наук, заведующий кафедрой социологии семьи социологического факультета МГУ профессор Анатолий Антонов. — Появятся репродуктивные инкубаторы, о которых в своих романах писали Замятин и Хаксли. Пока большинство стран запрещает репродуктивные технологии вроде клонирования, однако лет через тридцать — сорок ситуация обострится настолько, что под угрозой окажется сам институт государства. Оно будет бороться за выживание и пойдет на любое нарушение традиционной морали».
На протяжении всей истории человечества, когда речь заходила о ресурсах, большинство мировых держав действовали по принципу — цель оправдывает средства. Так что же произойдет, если на кону окажется человеческий ресурс?
Потомство по разнарядке
Генная инженерия уже сегодня достигла невероятных высот — новостные ленты научных информагентств сообщают, что человек научился клонировать мух, собак, кошек, быков. Сообщения о новых открытых генах и вовсе читают как криминальную сводку — мол, никого этим не удивишь. Из последних прорывов — работа американских ученых, получивших потомство мышей с генетическим материалом от двух отцов и без генетического материала суррогатной матери. Эта трудоемкая технология сейчас кажется неприменимой к человеку — она скорее важна для сохранения редких видов. То же самое сейчас говорят о «включении и выключении» генов, которые осваивают ученые: вмешательство в генетический код позволит избежать серьезных врожденных заболеваний. С другой стороны, кто сказал, что через несколько десятков лет все эти открытия не направят на то, чтобы создавать идеальную рабочую силу — трудоспособную и безропотную? Клонирование человека — вопрос времени, причем небольшого его промежутка. Если бы генетикам дали карт-бланш, они бы немедленно приступили к действиям. «Поначалу мне все это казалось диким, — говорит Анатолий Антонов, — но я занимаюсь фамилистикой — изучением половых взаимоотношений в рамках семьи — уже 40 лет и сейчас вижу, что современной цивилизации не под силу решить проблему депопуляции традиционными способами. Почти семь тысяч лет мы жили в обществе, центром которого была семья. Сейчас настало время перемен».
Сценарий развития бессемейного общества, который, возможно, увидят уже наши дети, будет выглядеть следующим образом. Демографы с помощью своих расчетов будут давать государству информацию — сколько нужно для нормального функционирования общества мужчин и женщин разных возрастов, сколько работников того или иного плана. То есть то, что сегодня происходит само собой, будут планировать демографы. Если раньше мама с папой рожали ребенка, смотрели, как он растет, какие способности проявляет, вместе с ним мечтали о будущей профессии, то генетики, получившие разнарядку, будут производить «телесных субстратов» под конкретные нужды общества. Для их воспитания и социализации появятся специальные интернаты и школы. Скорее всего это может быть казарменный тип обучения, причем без какого-либо индивидуального подхода. Практически государства смогут получать своих гастарбайтеров из пробирки — только без поправки на национальные разногласия, поскольку клонированные рабочие будут внешне походить на коренное население той или иной страны. Нет, одна поправка все-таки возможна — вряд ли у них будут те же права, что у ученых и политиков, заправляющих этим механизмом. «Если довести идею атомизации семьи до абсурда, — говорит Оксана Кучмаева, — то можно представить, что людям будет проще заниматься выращиванием смены в пробирках, в результате чего появятся люди двух сортов — рабочие и творцы».
Пожалуй, самое удивительное в подобном развитии событий заключается в том, что в представлении государства гораздо проще будет создать с нуля новое общество, которое впоследствии и вовсе может обернуться тоталитарным режимом, чем принять меры, которые реабилитируют институт семьи в глазах современного общества. Впрочем, пока еще можно прекратить движение в этом направлении. Причем достаточно вспомнить один старый-старый завет — плодитесь и размножайтесь.
Варианты
Сергей Захаров, заместитель директора Института демографии ГУ — ВШЭ:
— Я бы не стал говорить о каком-либо постсемейном обществе, поскольку семья жива и существует. Меняется ее структура, появляются новые формы. В прошлом и технологии были проще и однозначнее, как и сам человек, как и его поведение и отношения с окружающими. Но это не значит, что он перестанет рожать детей. Например, в Исландии 80 процентов детей рождаются вне брака. Но и по поводу семьи не стоит сгущать краски. Глобальные теории о том, что семьи в будущем исчезнут вообще или станут, скажем, поголовно однополыми, это фантастика.
Барри Стивенс, заместитель директора консультативной группы при генеральном секретаре Организации экономического сотрудничества и развития:
— Наша организация провела во многих западных странах глобальное исследование на тему того, какой будет семья к 2030 году. Действительно, в ближайшие 20 лет станет больше одиноких родителей и людей, предпочитающих жить и вести хозяйство в одиночку. Например, в Англии их число увеличится примерно в пять раз. Похожие тенденции будут наблюдаться и в других развитых странах. Это приведет к тому, что, грубо говоря, на двух родителей будет приходиться 1,8 ребенка, то есть общество фактически перестанет себя воспроизводить. Но это не повод делать мрачные выводы, а скорее доказательство того, что без семьи в ее традиционном понимании нашему обществу не справиться. То, что мы наблюдаем сейчас и будем наблюдать в ближайшем будущем, — скорее сигнал правительствам подкорректировать семейную политику так, чтобы жить сообща и рожать детей стало выгодно.
Институт семье отвечает за защиту прав ребенка, выробатку норм и понятий для Семьи : правильное отношение к ребенку, в случаи если он потеряют свою семью институт займется его воспитанием и т.
Чем различаются 2 понятия : семья как социальный институт и семья как малая группа?
Чем различаются 2 понятия : семья как социальный институт и семья как малая группа.
Что было бы если не было института семьи и брака?
Что было бы если не было института семьи и брака.
План C8?
Семья как социальный институт.
Социологи утверждаю, что социальные институты обладают моральным авторитетом?
Социологи утверждаю, что социальные институты обладают моральным авторитетом.
Раскоройте это положение на примере такого социального института, как семья.
Составьте план по теме : «институт семьи и брака»?
Составьте план по теме : «институт семьи и брака».
Социальная структура общества включает 1)СМИ 2)правовые отношения 3)институт президента 4)институт семьи?
Социальная структура общества включает 1)СМИ 2)правовые отношения 3)институт президента 4)институт семьи.
1. Что мы понимаем под понятием «социальный институт»?
1. Что мы понимаем под понятием «социальный институт»?
В чем основное значение семьи как социального института?
В чем основное значение семьи как социального института.
В чем основное назначение семьи как социального института?
В чем основное назначение семьи как социального института.
Помогите, пожалуйста?
Что бы произошла, если бы духовного института общества не было?
Полностью согласна с тобой)).
Скажи мне чем обычно вы занимаетесь в своем городе есть ли в нем какой нибудь благотворительный фонд или помощь нуждающимся можешь сказать про это.
Изменение законных отношений.
А)соблюдение законов, это точно.
1. уравнительный принцип препятствует мотивации работников2. Потребление влияет на рост производства.
В 10 классе классе говорят о Донбассе? Вы серьезно? Там же Россия воюет с Украиной, Армия Донбасса, там, как ширма.
1. Пасха 2. Рождество 3. Святки 4. Крещение 5. Иван Купала 6. Масленица 7. Свадьба(сватовство. Помовка. Девичник).
Выступление профессора Антонова на секции Рождественских чтений
Мы исходим из того, что в мире изначально существуют три важнейших института: семьи, Церкви и государства. В то же время новые институты, создаваемые государством, эти функции постепенно перехватывают. Сегодня семья превращается в какую-то ночлежку, куда люди возвращаются после работы, выполняют санитарно-гигиенические функции, а утром разбегаются по разным местам. Многие ученые еще в начале XX века обратили внимание на эту особенность современной индустриальной жизни. Кроме того, представители феминистско-гендерной науки пытаются намеренно возбуждать агрессивность женщин против мужчин, мужчин против женщин, стараются столкнуть лбами старшие и младшие поколения, чтобы все члены семьи враждовали друг с другом.
Политизация частной семейной жизни сторонниками различных партий, построенных на антисемейной идеологии, становится обычным делом.
В 2014-2016 гг. мы опросили 4 тыс. человек в 15 регионах Российской Федерации, в том числе 2 тыс. респондентов с помощью Фонда Андрея Первозванного. Полученные данные говорят о том, что, к сожалению, происходит медленное изменение массового сознания россиян, их отношения к детям. Если в 70-х гг. прошлого века дети были высочайшей ценностью, бездетность воспринималась резко отрицательно, если, по данным 1976 г., у людей была установка на рождение второго и даже третьего ребенка (рождение четвертого и пятого воспринималось уже как что-то сложное), то в 1999-2000 гг. произошло резкое снижение числа желающих иметь второго и третьего ребенка. Массовое сознание населения сегодня сфокусировано на однодетности. Медленно и постепенно начинает повышаться ценность бездетности.
Справка: Анатолий Иванович Антонов, профессор, доктор философских наук, заведующий кафедрой социологии семьи и демографии социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
Семья исчезает как институт: почему молодежь не хочет домик с лужайкой и крепкий брак?
Скорее всего, все уже прочли статью про эмоциональный прекариат по лекции Полины Аронсон «У любви у нашей села батарейка».
Если в двух словах, то речь о том, что мы живем в эпоху производительного эмоционального капитализма и в связи с этим не готовы работать над отношениями и страдать от любви.
Поскольку любой выбор подразумевает ограничение возможностей, современный индивид выбора избегает, будучи научен, что именно безбрежное поле возможностей – это и есть то, к чему стоит стремиться и чем стоит дорожить. Плюс масскультура в виде поп-психологии постоянно поет ему в уши про самореализацию, ценность любого опыта и собственную уникальность.
При этом уже не первый год весь цивилизованный Запад бьет в набат насчет того, что никто не женится и не плодится, число сингл-домохозяйств зашкаливает через край и вообще портрет среднего бюргера изменился самым зловредным образом. Средний бюргер как-то окуклился, интересуется не пойми чем, и не очень понятно, как им теперь управлять и как он докатился до такого агрегатного состояния, когда его жизнь протекает в метаниях туда-сюда без всякого стремления остепениться.
Портрет среднего бюргера индустриальной эпохи, эпохи так называемого производительного капитализма, был прост и тем приятен. Это был кормилец семьи, трудоустроенный на постоянной основе и на этой же основе усердно повышавший свой уровень благосостояния. Поначалу это касалось только служащих, по возможности с образованием, то есть это был, скажем, бухгалтер на фабрике или учитель в гимназии. Предпринимателей это тоже касалось, причем и крупных, и мелких: и владелец сталелитейного завода, и хозяин аптеки жили ровно по тем же правилам, просто ели немножко разное. Из этой схемы выбивался пролетариат и выбивался именно тем, что не имел постоянной основы, хотя и хотел: трудоустроенность его была ненадежной, плюс платили не очень, отчего пролетариат очень страдал и даже норовил взбунтоваться. Когда после Великой депрессии и разных коммунистических демаршей сообразили, что рабочим надо нормально платить, – пролетариат стройными рядами перешел в средние бюргеры с ровно такими же ценностями и ровно такой же биографией, с небольшой поправкой на скромность дохода.
Идеалом индустриального среднего бюргера была стабильность, а если и движение, то исключительно поступательное. Всякое туда-сюда социально не одобрялось и считалось признаком малоумия и маргинальности. Всю жизнь в одной фирме и в одной профессии, творческий путь – от стажера до главы департамента, а также от съемной мансарды до домика с лужайкой. Идентичность индустриального бюргера складывалась из двух статусов – профессионального (привет из доиндустриальной экономики, принадлежность к цеху или гильдии) и имущественного (опять-таки привет оттуда же, имущественный статус заменил прежний сословный, теперь было одно сословие – третье).
Культура, которую Господь создал, чтобы обслуживать экономику, генерировала соответствующие шаблоны. Профессия – раз и навсегда, брачный союз – аналогично. И то и другое работало на главную цель – домик с лужайкой. Если не брать элиту, женившуюся с целью объединения своих гигантских капиталов, и совсем нищих, создававших пары ради голого выживания, – средняя бюргерская семья создавалась не для всяких глупостей, а для того, чтобы приобретать с каждым годом все более нарядных садовых гномов.
Это не означает, Боже упаси, что у этих людей не было сердца и они поголовно женились по расчету. Культура вовремя просекла это слабое место конструкции и выкатила тяжелую артиллерию в виде романтизма, чтобы все не было совсем уж уныло. Средний бюргер женился по свободному выбору, под который он себе сочинял любовь к невесте, и пара шла под венец в самом возвышенном настроении. И в дальнейшем желательно было жить более-менее мирно и работать над отношениями не покладая рук, потому что со временем солидарность супругов конвертировалась в имущественный статус клана. То есть и беспорочную службу, и стабильный брак в конечном счете обслуживала одна и та же мотивация – преумножение собственности.
Постиндустриальному бюргеру пришлось постепенно пересмотреть свои убеждения.
Как доиндустриальный мир похоронила паровая машина, так индустриальную цивилизацию похоронил Интернет. Ок, ок. Информационные технологии. И всякие другие технологии.
Роботизация практически ополовинила рынок труда, сделав кучу традиционных профессий ненужными. Производство удешевилось донельзя, материальные продукты стали доступны всем и как-то уже перестали так сильно возбуждать. Если дед полгода копил на холодильник и это толкало его к трудовым свершениям на заводе, то внука уже и ноутбук не очень мотивирует на подвиги, тем более долгосрочные. Очень постепенно, но чем дальше, тем быстрее главный фетиш тысячелетий – собственность – стал утрачивать свою системообразующую роль. Рядом с традиционным производством, генерирующим холодильники и кружевные трусы, вспухла новая отрасль – производство виртуального продукта. И рынок плавно перетек туда, где создается нечто, что нельзя ни съесть, ни надеть, ни вообще потрогать руками, но за что люди тоже готовы платить, – эмоции, ощущения и события. Производительный капитализм умер, да здравствует капитализм событийный.
Взрывной рост этого рынка имел последствия, в том числе, вы удивитесь, культурные. Про это чудесно рассказывает Екатерина Шульман в знаменитой лекции «Будущее семьи, частной собственности и государства»:
Лекция от российского политолога Екатерины Шульман
Самым востребованным товаром стали события и эмоции, то есть предметы эфемерные и недолговечные. Потребитель стал платить за то, что нельзя использовать дважды, то есть он стал платить не за будущее, а за свое «здесь и сейчас». Ключевое слово здесь – «свое». Эмоции и ощущения человек потребляет в одиночку, их сложно с кем-то разделить и невозможно кому-то показать. Потребление перестало быть демонстративным, а значит – перестало влиять на статус. И удовольствие от потребления перестало быть прочно завязано на собственность. Домик с лужайкой перестал быть стимулом. Вкладываться в такие долгосрочные проекты больше не имеет смысла. Лучше пожить месяц в Никарагуа. Или пойти на экскурсию по крышам. Или вообще построить виртуальную ферму.
Вся жизнь индивида протекает теперь в соцсетях, и чтобы этому индивиду что-то продать, приходится отлавливать его именно там. И есть профессионалы, которые этим занимаются.
Одновременно этот сегмент породил огромное количество профессий и занятий, не предполагающих принадлежности к какому-либо сообществу. Хирург не может работать без клиники, а SEO-шник или маркетолог может фигачить, сидя с ноутом на Гоа. И маркетолога на Гоа, и психолога, продающего вебинары, и экскурсовода по крышам объединяет один общий признак: доход у них непредсказуемый, социальных гарантий никаких и они не встроены ни в какое сообщество, которое могло бы их поддержать. В этом смысле они ничем не отличаются от нелегального таджика или студента, подрабатывающего без оформления. Именно эту категорию Гай Стэндинг назвал прекариатом и описал в книге «Новый опасный класс». Эти люди могут очень неплохо зарабатывать, но долгосрочные проекты тоже не для них – слишком нестабильная позиция. То есть опять никакого домика с лужайкой даже в перспективе, даже в планах. Для этой группы собственность тоже не является ни целью, ни мотивом, ни ценностью. Обе группы созрели для шеринговой экономики.
А теперь этот постиндустриальный средний бюргер, не имеющий ни кола ни двора и не особо-то желающий их иметь, зато имеющий кучу разнообразных занятий по прокачке ресурса, встречает другого постиндустриального бюргера и начинает жить с ним половой жизнью.
Сперва-то им, понятное дело, хорошо и весело. Хозяйство им не мешает, поскольку его нет, питаются они пиццей по вызову и кофе to go. Они могут все время развлекаться, и им даже есть что обсудить (прокачку ресурса). А потом оказывается, что они друг другу мешают. Партнер оттягивает на себя часть прокачанного за дорогие деньги ресурса, отнимает время и вообще мельтешит в поле зрения. Жить вместе – это тотальное самоограничение, а наш средний бюргер такого не заказывал, он не для того год ходил на терапию и учился не бояться своих желаний и выставлять границы. Кроме того, им становится скучно. Они оба привыкли к другому градусу разнообразия.
С тех пор как существует человечество, у брачной пары была общая цель и совместное занятие длиною в жизнь. Оно называлось – «наживать добра». То есть традиционный брачный формат так и описывается: жить-поживать и это самое. Преумножать собственность. Если собственности нет ни в активе, ни в планах, ни в числе приоритетов – ради чего этим людям оставаться вместе, особенно если им где-то жмет (а где-то жмет всегда)? Лекции они посещают каждый свои, ферму строит каждый за своим компом. Если дела у них не настолько плохи, что вдвоем дешевле снимать жилье, – им совершенно незачем жить в этом партнерстве и тем более, Боже упаси, над ним работать.