Что бы вы спросили у пушкина
О чем бы я спросил. Пушкина, Наполеона, Сократа
Знаете, что бы я спросил у Пушкина? У любого из великих? Я спросил бы, как он себя чувствует? Не больше. Не меньше. Я бы не стал интересоваться его делами, успехами, планами и тем, как у него здорово вышло зарифмовать четвертую строфу и стать символом почитания. Я бы просто спросил, как он себя чувствует?
Жить с распахнутой душой трудно и требует немалого мужества. Явить себя всему миру большая жертвенность и не меньшая благость. В которой можно приобрести либо силу созидания и вместе с тем счастье, либо горечь. Всеразрушающую горечь бытия.
Но ты никогда не узнаешь об истинном приобретении, не спросив человека, как он себя чувствует. Ведь только это важно здесь и сейчас. Тогда и потом. Важно всегда.
Чувство сопричастности. Все мы слышали о нем. И знаем насколько оно ценно для каждого. И вот в чём парадокс, чем выше почитание человека, тем сильнее его потребность в этом простом вопросе: как ты себя чувствуешь? И тем реже мы способны задать его. Нам будто бы неловко. Сквозь призму эгоизма мы не видим души ближнего. Ближнего, но, в сущности, так далеко стоящего от нас.
Вот поэтому, у каждого из великих, я бы спросил именно это. Потому что важно не само дело, а мысль, заложенная в него. Чувство, которым пропитан каждый шаг и вдох. Отражение своего действия в глазах внешнего мира. Мысль, определяющая все. Нас самих. Нашу жизнь. Она созидательна и разрушительна в равной мере. И именно поэтому важно понять образ мысли человека, а не внешний образ. Именно поэтому важно каждый день спрашивать о чувстве, а не об успехе. Именно поэтому важно ценить, в первую очередь стремление человека, а не его итог.
Спросите у Пушкина.
Этого «наследия» оказалось так много, словно спустя 20 лет после смерти Поэта, игра в «И я тоже знал Пушкина» была некой «салонной модой» образованного человека девятнадцатого века.
Жизнь поэта, его творчество, поездки оказались расписаны, едва ли не по часам с самого детства. Пушкин рано повзрослел, быстро набил руку, хотя в разъездах особенно не поешь, не попьешь, не помоешься, не то что создавать шедевры. Изысканная поэзия, тонкая драматургия, стильная проза, исторические хроники… У него не было неудач. Разные жанры, стили, но везде – гениально или близко к тому…
Да. Пушкин был первым. И так удачно получилось установить правила языка и вкуса, которые позднее стали «каноническими». Однако недолгая жизнь и многочисленное разнообразное наследие – это не только свидетельство необычайного таланта Классика, это и свидетельство забавного феномена создания кумира. Дело не в слепоте и доверчивостиа в том, что людям (и народам) нужны кумиры и идеалы.
Так не бывает, и присмотримся к предкам.
Пушкина, как автора всего того, что мы о нем знаем – не существовало. Ему приписывали все лучшее, что создавали его современники. Приписывали в 19-м веке и в 20-м.
Вряд ли осознанно.
Цензура помогала: она вычищала имена после очередных декабристов, Кавказской войны, петрашевцев, Крымской войны, смены двора, еще одной смены двора, еще одной, смены Императора…
Куда-то надо было девать богатое наследие исчезавших в небытие имен. Когда читаешь вперемешку Грибоедова и Онегина, поэтические образы и стиль двух гениев похожи настолько, что кажется, как два поэта посмеиваются над тобой. Их творчество перекликается друг с другом, как пересекаются их дороги на Кавказе.
Пушкин был таким же групповым продуктом, параллельно которому и также – создавались Иван Барков и Кузьма Прутков. Но на иных порывах.
Пушкина в наших понятиях просто сравнить с издательским брендом. В конце концов, Записки Екатерины Второй тоже вышли под именем «Александр Пушкин». Кое-где здравый смысл торжествовал: приписать заметки Императрицы гению поэта – все-таки посчитали невозможным.
Прежде чем думать о том, что окажется на месте лучшего русского поэта, хочется понять, что вынуждало людей создать такого Пушкина.
Возможно, для кого-то это будет повод задуматься и вылечить печень.
В том, что Пушкин окажется групповым псевдонимом, еще некая «групповая фига в кармане», направленная куда-то в сторону всей мировой несправедливости. Все, что мы знаем о Пушкине, появилось спустя 20 после его смерти. И благодаря случайности и гению в нем могли спрятаться даже Бакунин и Нечаев.
Пушкин был объектом также откровенных спекуляций. Его автограф был приятен, почетен, и неплохим подарком. И потому стихотворение с автографом Пушкина всегда стоило дороже, чем от любого другого. Так существует пушкинская «рецензия» на рассказы о русской истоии для детей Ольги Ишимовой (1804—1881). Он успел похвалить придворную «Гранд-даму», когда той было всего 32 года. Еще более странно, что письмо с рецензией было написано как раз утром того дня, когда поэта убили на дуэли. А сюжеты книги Ишимовой один-в-один повторит Дюма в романе » Учитель фехтования».
В 19-м веке, положительно, не было «ничего святого». ))
Что сказать Пушкину?
Февральским днём, пересекая по мосту Пскову-реку, я спешила в областную научную библиотеку на встречу Псковских писателей с читателями, посвящённую памяти Пушкина. Все мысли были о поэте; в голове всплывали строчки из его стихов, складывался целый текст из высоких слов во славу гения, ставшего поистине родным человеком для каждого из нас; душу переполняли чувства восторга и гордости от причастности к общей национальной памяти о великом сыне России. И вот я уже точно знала, о чём буду говорить в библиотеке, и какие стихи о Пушкине стану читать.
Бросив взгляд на берег Псковы, я увидела вдалеке одинокую фигуру человека. Шёл снег, и силуэт мужчины был неотчётлив. И подумалось мне, что когда-то по этой тропе вот так же шёл Пушкин – ведь он бывал здесь, и не раз.
Берег и одинокий прохожий исчезли из поля зрения: мост закончился, и я ступила на землю. Но в голове уже бились мысли, рождённые воображением, и складывались поэтические строчки. Когда я подошла к ступенькам библиотеки, эти мысли и строчки оформились в стихотворение:
Что было бы – представьте хоть на миг –
Когда бы на тропинке у Псковы
Пред вами силуэт мужской возник,
И в нём узнали Пушкина бы Вы?
И надо что-то Пушкину сказать!
Но сохнет рот, и мысли не идут…
Где те слова, что нам не занимать,
Когда его мы славим там и тут?
Моя американская гостья заволновалась: ей тоже хотелось приобщиться к особой атмосфере, навеянной поэтическим словом гения.
Тогда я достала из сумки листочек с моим переводом этого стихотворения (я захватила его с собой, хорошо зная, что в этой части экскурсии всегда звучит «Домовой») и попросила разрешения у экскурсовода прочесть его вслух для моей гостьи. Конечно, я могла бы сделать это и дома, но здесь был особый, Пушкинский, дух, а стихотворение было его неотъемлемой частью.
Получив разрешение, я с большим вдохновением продекламировала эти чудесные стихи на языке Байрона, от которого Пушкин, как он сам выразился, был без ума; их звучание в пушкинской обители в английском переводе не показалось странным или чуждым ей:
Что сказать Пушкину?
(эссе со стихотворными вставками)
Февральским днём, пересекая по мосту Пскову-реку, я спешила в областную научную библиотеку на встречу Псковских писателей с читателями, посвящённую памяти Пушкина. Все мысли были о поэте; в голове всплывали строчки из его стихов, складывался целый текст из высоких слов во славу гения, ставшего поистине родным человеком для каждого из нас; душу переполняли чувства восторга и гордости от причастности к общей национальной памяти о великом сыне России. И вот я уже точно знала, о чём буду говорить в библиотеке, и какие стихи о Пушкине стану читать.
Бросив взгляд на берег Псковы, я увидела вдалеке одинокую фигуру человека. Шёл снег, и силуэт мужчины был неотчётлив. И подумалось мне, что когда-то по этой тропе вот так же шёл Пушкин – ведь он бывал здесь, и не раз.
Берег и одинокий прохожий исчезли из поля зрения: мост закончился, и я ступила на землю. Но в голове уже бились мысли, рождённые воображением, и складывались поэтические строчки. Когда я подошла к ступенькам библиотеки, эти мысли и строчки оформились в стихотворение:
Что было бы – представьте хоть на миг –
Когда бы на тропинке у Псковы
Пред вами силуэт мужской возник,
И в нём узнали Пушкина бы Вы?
И надо что-то Пушкину сказать!
Но почему-то мысли не идут…
Где те слова, что нам не занимать,
Когда его мы славим там и тут?
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой
И скромную семьи моей обитель!
Да не вредят полям опасный хлад дождей
И ветра позднего осенние набеги;
Да в пору благотворны снеги
Покроют влажный тук полей!
Останься, тайный страж, в наследственной сени,
Постигни робостью полунощного вора
И от недружеского взора
Счастливый домик охрани!
Ходи вокруг его заботливым дозором,
Люби мой малый сад и берег сонных вод,
И сей укромный огород
С калиткой ветхою, с обрушенным забором!
Люби зелёный скат холмов,
Луга, измятые моей бродящей ленью,
Прохладу лип и клёнов шумный кров –
Они знакомы вдохновенью.
Моя американская гостья заволновалась: ей тоже хотелось приобщиться к особой атмосфере, навеянной поэтическим словом гения.
Тогда я достала из сумки листочек с моим переводом этого стихотворения (я захватила его с собой, хорошо зная, что в этой части экскурсии всегда звучит «Домовой») и попросила разрешения у экскурсовода прочесть его вслух для моей гостьи. Конечно, я могла бы сделать это и дома, но здесь был особый, Пушкинский, дух, а стихотворение было его неотъемлемой частью.
Получив разрешение, я с большим вдохновением продекламировала эти чудесные стихи на языке Байрона, от которого Пушкин, как он сам выразился, был без ума; их звучание в пушкинской обители в английском переводе не показалось странным или чуждым ей:
Тут же к нам подошла пожилая пара. С трудом подбирая русские слова, мужчина стал благодарить меня за перевод, а седая леди так выразительно смотрела на мой листочек, что я, к их неописуемому восторгу, вручила его им, и мы продолжили знакомиться с усадьбой.
Сколько ещё зарубежных граждан, не владеющих русским языком, стремятся к познанию духа русского народа через феномен Пушкина? Наверное, немало… Точно так же, как мы с трепетом приобщаемся к культуре туманного Альбиона через творения Шекспира и Байрона в переводе на русский язык…
Не потому ли, пребывая в ссылке в Михайловском, Пушкин не только создавал шедевры на великом русском языке, но и с прилежанием самостоятельно изучал английский, которым, в отличие от французского, владел слабо? Не потому ли он спешил в Пскове на почту, чтобы получить выписываемые им из Англии журналы с последними стихами Байрона и других английских романтиков, читать которые в оригинале и переводить на русский язык, было для него высшим наслаждением?
Александру Сергеевичу принадлежит замечательное высказывание: «Переводчики – почтовые лошади просвещения». Он прекрасно понимал, что национальная поэзия может расширить свои границы во многом благодаря переводу, а имя поэта может приобрести мировое звучание лишь трудами хороших переводчиков, способных донести его гений до иноязычных читателей.
Так, может быть, в ситуации, описанной выше, я бы обратилась к Пушкину с тем, что было ему не чуждо и что волновало и меня как поэта и переводчика? С тем, что хотелось сказать именно ему, с надеждой услышать в ответ слова привета и ободрения. И это звучало бы примерно так:
— Александр Сергеевич! Я тут перевела на английский язык несколько Ваших стихотворений…
И, кто знает, возможно, у нас бы завязался разговор о поэтическом переводе. Не скрою, мне бы очень этого хотелось… И всё же, в первую очередь, я бы сказала самое главное: «Здравствуйте, Александр Сергеевич! Какое счастье, что Вы снова с нами! Вы так нужны сейчас России, не уходите, пожалуйста!».
А к нам уже подходили бы другие прохожие, и никому не надо было придумывать дежурные фразы и искать особый повод, чтобы заговорить с ним: там, где есть истинная поэзия, границ между поэтом и народом не существует. Даже во времени.
А.С.Пушкин. Малоизвестные факты из жизни человека, которого знают все
2. Однажды дом родителей Александра Пушкина посетил русский писатель Иван Дмитриев. Александр был тогда еще ребенком, а потому Дмитриев решил подшутить над оригинальной внешностью мальчика и сказал: «Какой арабчик!» Но десятилетний внук Ганнибала не растерялся и вмиг выдал ответ: «Да зато не рябчик!» Присутствующие взрослые были удивлены и жутко смущены, потому что лицо писателя Дмитриева было безобразно рябое!
3. Однажды один знакомый Пушкина офицер Кондыба спросил поэта, может ли он придумать рифму к словам рак и рыба. Пушкин ответил: «Дурак Кондыба!» Офицер сконфузился и предложил составить рифму к сочетанию рыба и рак. Пушкин и тут не растерялся: «Кондыба – дурак».
4. В бытность свою еще камер-юнкером Пушкин явился как-то перед высокопоставленным лицом, которое валялось на диване и зевало от скуки. При появлении молодого поэта высокопоставленное лицо даже не подумало сменить позу. Пушкин передал хозяину дома все, что было нужно, и хотел удалиться, но получил приказание произнести экспромт.
Пушкин выдавил сквозь зубы: «Дети на полу – умный на диване». Особа была разочарована экспромтом: «Ну, что же тут остроумного – дети на полу, умный на диване? Понять не могу… Ждал от тебя большего». Пушкин молчал, а высокопоставленное лицо, повторяя фразу и перемещая слоги, пришло, наконец, к такому результату: «Детина полуумный на диване». После того, как до хозяина дошел смысл экспромта, Пушкин немедленно и с негодованием был выставлен за дверь.
5. В период ухаживаний за своей будущей супругой Натальей Пушкин много рассказывал своим друзьям о ней и при этом обычно произносил:
«Я восхищен, я очарован,
Короче – я огончарован!»
6. А этот забавный случай, произошедший с Пушкиным еще во время его пребывания в Царскосельском лицее, показывает, насколько остроумен и находчив был молодой поэт. Однажды он задумал удрать из лицея в Петербург погулять. Отправился к гувернеру Трико, а тот не пускает, да еще и пугает, что будет следить за Александром. Но охота пуще неволи – и Пушкин вместе с Кюхельбекером удирает в Питер. За ними последовал и Трико.
К заставе первым подъехал Александр. У него спросили фамилию, и он ответил: «Александр Однако!» Заставный записал фамилию и пропустил его. Следующим подъехал Кюхельбекер. На вопрос, как его фамилия, сообщил: «Григорий Двако!» Заставный записал фамилию и с сомнением покачал головой. Подъезжает, наконец, и гувернер. Ему вопрос: «Ваша фамилия?» Отвечает: «Трико!» «Врешь,– кричит заставный,– здесь что-то недоброе! Один за другим– Одна-ко, Два-ко, Три-ко! Шалишь, брат, ступай в караулку!» Трико просидел целые сутки под арестом при заставе, а Пушкин с другом спокойно нагулялся в городе.
7. Детство маленький Пушкин провёл в Москве. Его первыми учителями были гувернёры-французы. А на лето он обычно уезжал к своей бабушке, Марии Алексеевне, в подмосковное село Захарово. Когда ему исполнилось 12 лет, Пушкин поступил в Царскосельский Лицей, закрытое учебное заведение с 30 учениками. В лицее Пушкин серьезно занимался поэзией, особенно французской, за что его и прозвали «французом».
9. В Лицее выпускался рукописный журнал «Лицейский мудрец». Пушкин писал туда стихи. Однажды написал: «Вильгельм, прочти свои стихи, чтоб я уснул скорее». Обиженный Кюхельбекер побежал топиться в пруду. Его успели спасти. Вскоре в «Лицейском мудреце» нарисовали карикатуру: Кюхельбекер топится, а его длинный нос торчит из пруда.
11. Известно, что Пушкин был очень любвеобилен. С 14 лет он начал посещать публичные дома. И, уже будучи женатым, продолжал наведываться к «веселым девкам», а также имел замужних любовниц.
12. Очень любопытно почитать даже не список его побед, а отзывы о нем разных людей. Его брат, например, говорил, что Пушкин был собою дурен, ростом мал, но женщинам почему-то нравился. Что и подтверждается восторженным письмом Веры Александровны Нащокиной, в которую Пушкин тоже был влюблен: «Пушкин был шатен с сильно вьющимися волосами, голубыми глазами и необыкновенной привлекательности». Впрочем, тот же брат Пушкина признавал, что, когда Пушкина кто-то интересовал, он становился очень заманчив. С другой стороны, когда Пушкину было неинтересно, разговор его был вял, скучен и просто несносен.
13. Пушкин был гениален, но не был красив, и в этом отношении контрастировал со своей красавицей-женой Натальей Гончаровой, которая, при этом, была на 10 см выше него. По этой причине, бывая на балах, Пушкин старался держаться от жены поодаль: чтобы окружающие не видели столь неприятного для него контраста.
14. Жандармский чиновник III отделения, Попов, записал о Пушкине: «Он был в полном смысле слова дитя, и, как дитя, никого не боялся». Даже его литературный враг, пресловутый Фаддей Булгарин, покрытый пушкинскими эпиграммами, записал о нем: «Скромен в суждениях, любезен в обществе и дитя по душе».
16. У Пушкина были карточные долги, и довольно серьезные. Он, правда, почти всегда находил средства их покрыть, но, когда случались какие-то задержки, он писал своим кредиторам злые эпиграммы и рисовал в тетрадях их карикатуры. Однажды такой лист нашли, и был большой скандал.
18. Живя в Екатеринославе, Пушкин был приглашен на один бал. В этот вечер он был в особенном ударе. Молнии острот слетали с его уст; дамы и девицы наперерыв старались завладеть его вниманием. Два гвардейских офицера, два недавних кумира екатеринославских дам, не зная Пушкина и считая его каким-то, вероятно, учителишкой, порешили, во что бы то ни стало, » переконфузить» его. Подходят они к Пушкину и, расшаркиваясь самым бесподобным образом, обращаются:
— Mille pardon. He имея чести вас знать, но видя в вас образованного человека, позволяем себе обратиться к вам за маленьким разъяснением. Не будете ли вы столь любезны сказать нам, как правильнее выразиться: «Эй, человек, подай стакан воды!» или «Эй, человек, принеси стакан воды!».
Пушкин живо понял желание пошутить над ним и, нисколько не смутившись, отвечал серьезно:
— Мне кажется, вы можете выразиться прямо: «Эй, человек, гони нас на водопой».
20. По подсчётам пушкинистов, столкновение с Дантесом было как минимум двадцать первым вызовом на дуэль в биографии поэта. Он был инициатором пятнадцати дуэлей, из которых состоялись четыре, остальные не состоялись ввиду примирения сторон, в основном стараниями друзей Пушкина; в шести случаях вызов на дуэль исходил не от Пушкина, а от его оппонентов. Первая дуэль Пушкина состоялась еще в лицее.
25. И – напоследок – наверное, самый забавный факт, который, правда, не имеет отношения к, собственно, биографии Пушкина. В Эфиопии несколько лет назад так поставили памятник Пушкину. На красивом мраморном постаменте высечены слова: «Нашему поэту».