Что было после октябрьской революции
Октябрьский переворот: «мыльный пузырь», который не лопнул (18+)
Защищать Зимний дворец от большевиков пришли юнкера, женщины и ветераны. Отстоять его они не смогли. Правительство пало.
В первые дни после 7 ноября даже многие большевики не верили в успех переворота. Газеты вовсю издевались над восстанием РСДРП (б) и называли его «солдатским бунтом», авантюрой «рыцарей на час» и «мыльным пузырём», который вот-вот лопнет с прибытием в столицу войск с фронта. Но прошло ещё несколько дней — и «буржуазных» газет в Петрограде не стало. Революция позволила случиться многому, что до последнего казалось немыслимым. Александр Керенский и другие министры вплоть до 7 ноября считали большевистский мятеж невозможным.
Временное правительство — от кризиса к краху
История Временного правительства — словно неудержимый забег от триумфа идеи свободы к «падению и позору России» (по выражению В. Д. Набокова). Обречённые министры с марта по октябрь 1917 года шли от кризиса к кризису. Пока существовало самодержавие, составлявших Временное правительство политиков объединяла по меньшей мере одна идея — свергнуть тиранию. Когда Николай II наконец отрёкся от престола, в считанные недели обнаружилось, что российские партии договориться в отсутствии общего противника не могут. [Сборник: Временное правительство]
Россия готовилась к освобождению почти два столетия, но теперь уникальный исторический шанс ускользал от неё. Бесконечные дискуссии, заседания и склоки не дали правительству решить ни одной из самых насущных проблем русской жизни. Вопрос о земле оставался открытым, вопрос о мире даже и не ставился всерьёз — ещё весной министр иностранных дел П. Н. Милюков подтвердил курс России на «войну до победного конца». Даже «первая любовь революции» Керенский (министр, а затем председатель правительства) терял популярность из-за уговоров воевать и летнего наступления русской армии. Вопросом о власти также не успели заняться: Керенский осмелился лишь объявить Россию республикой в обход Учредительного собрания, выборы в которое, как и само собрание, всё откладывались.
Александр Керенский — последний глава правительства. Источник: bl. uk
Однако время работало против правительства и на радикализацию общества. Социальная база умеренных политиков стремительно сужалась. Росло число сторонников реставрации и ещё сильнее — большевиков и эсеров. РСДРП (б) с апреля по октябрь выросла с 80 до более 200 тыс. человек. Партийные газеты к осени расходились огромными тиражами в почти 1,5 млн экземпляров в неделю. Большевизировались солдаты петроградского гарнизона и моряки Балтийского флота. [Сборник: Александр Керенский ]
Самое худшее — Керенский больше боялся угрозы «справа», чем «слева» и после провального июльского путча не воспринимал Ленина всерьёз. За несколько дней до 7 ноября он столкнулся с В. Д. Набоковым, который так описал ту беседу: «За четыре-пять дней до октябрьского большевистского восстания, в одно из наших свиданий в Зимнем дворце, я его прямо спросил, как он относится к возможности большевистского выступления, о котором тогда все говорили. «Я был бы готов отслужить молебен, чтобы такое выступление произошло» — ответил он мне. «А уверены ли Вы, что сможете с ним справиться?» «У меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно». [Сборник: Владимир Ленин]
Реальная политическая ситуация ускользнула от Керенского. Петроградский и Московский Советы поддержали резолюцию большевиков о необходимости взять власть в руки Советов. Вскоре РСДРП (б) получила в этих Советах большинство. Ленин начал призывать своих сторонников к вооружённому восстанию. Многие не хотели рисковать, ведь позиция набирающей влияние партии гораздо лучше перспективы поражения и ареста. Но за три недели Ленину удалось убедить их, что правительство к борьбе не готово. 10 октября ЦК принял решение о мятеже. Против проголосовали лишь двое: Л. Б. Каменев и Г. Е. Зиновьев, которым напоминали это потом так, что, должно быть, они прокляли тот день.
Петросовет сформировал ВРК (военно-революционный комитет) — боевую организацию, которую возглавил ненадолго П. Е. Лазимир, а затем Н. И. Подвойский. Большевиков поддержали левые эсеры. Большую роль в работе ВРК сыграли Ленин и Троцкий. [Сборник: Лев Троцкий]
Во Временном правительстве знали об угрозе путча. В середине октября можно было легко обезопаситься при помощи генерала Алексеева — в Петрограде насчитывалось около 15 тыс. офицеров, 5 тыс. из которых он предлагал за 1−2 суток привлечь к охране правительства (такой охране действительно можно было доверять). Однако тогда Керенский отказался. Верные войска с фронта вызвали слишком поздно, а в самом городе министры начали принимать какие-то меры лишь 6 ноября. Зимний дворец стоял беззащитный.
Вооружённое восстание: матросы, беспечность и забытые двери
Днём 6 ноября Керенский приказал закрыть большевистские газеты и привести юнкеров на защиту Зимнего дворца, где заседало правительство. Всё ещё казалось, что ситуация не критическая: большевики едва ли решатся на кровавый штурм, а если что — охрана продержится день-два, пока с фронта не подойдёт подмога. Дворец и ключевые пункты в городе патрулировали в тот момент не подвергшиеся большевизации воспитанники Петроградской школы прапорщиков-инженеров, 2-й Петергофской школы прапорщиков и гатчинской Школы прапорщиков Северного фронта — всего несколько рот, по разным данным, до тысячи человек (их перемещения по городу отследить сложно, некоторые уходили и приходили по разным причинам — офицеры считали, что в текущей политической ситуации только искренняя верность чего-то стоит).
Вечером разыгрался первый акт восстания. Отряды красной гвардии не дали развести мосты и отрезать Дворцовую площадь от рабочих районов Петрограда. Затем небольшие группы захватили Центральный телеграф, почтамт, главную телефонную и электростанцию, Московский и Финляндский вокзалы. Это были рабочие отряды Балтийского и Путиловского заводов (всего более 300 человек), а также других предприятий и некоторое количество большевизированных солдат Павловского, Кексгольмского и Измайловского полков (до нескольких тысяч человек). Патрули юнкеров они выдавливали довольно легко при смене караула. Гарнизон Петрограда держал нейтралитет.
К утру 7 ноября Зимний дворец оказался практически в изоляции — вокруг площади собирались большевики. В Петроград подошли матросы-анархисты из Кронштадта и 11 боевых кораблей (всего несколько тысяч человек) — люди Подвойского. Около 10 часов из города сбежал Керенский. Глава правительства почуял, что дело плохо, и поехал в штаб Северного фронта в Пскове, чтобы заручиться поддержкой армии. Вместо себя он оставил главнокомандующим министра государственного призрения Н. М. Кишкина. Во дворце имелись свой телеграф и телефон, и министры весь день воззваниями пытались склонить общественное мнение на свою сторону, успокаивая нервы в ожидании помощи с фронта. Город тем временем как будто жил обычной жизнью. О том, что что-то не так, свидетельствовали лишь группы юнкеров у входов в Зимний, наскоро сваленные здесь поленницы дров в качестве баррикад и красногвардейцы вокруг.
Хотя дворец ещё был не взят, а министры не арестованы, около 14 часов 35 минут Ленин объявил открывшемуся в Петросовете II Съезду Советов о низложении Временного правительства: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась!» Но и он, и Троцкий понимали, что если Зимний не захватить, скоро станет очевидно, что переворота не произошло, и давили на ВРК. Подвойский мешкал: боялся неудачи и прибытия армии и надеялся, что правительство сдастся без кровопролития. Вечером 7 ноября прибыло ещё 2−3 тыс. матросов Балтфлота, и численное превосходство большевиков стало многократным и абсолютным. А дворец за весь день пришли оборонять лишь 130 ударниц добровольческого женского батальона, ещё некоторое количество юнкеров и около 40 военных инвалидов во главе с капитаном на протезах — все они решили остаться по своей инициативе. Ещё была сотня казаков с пулемётами, но министры всё ещё пребывали в непонятных иллюзиях о пассивности противника и не решились отдать казакам приказ стоять до последнего. Оставив пулемёты юнкерам, казаки ушли.
Около шести часов вечера начались перестрелки: красногвардейцы стреляли в сторону юнкеров, те отвечали тем же — ружейным огнём. Спустя полчаса или час (сведения разнятся) ВРК предъявил Временному правительству ультиматум: или добровольная сдача, или штурм. Кишкин и остальные министры проигнорировали это предложение. Но защитников у них осталось немного, несколько сотен юнкеров, доброволицы и добровольцы… — этого было мало для такого огромного дворца, а другой реальной помощи ждать уже не приходилось, Кишкин упустил своё время. Кое-как оборону организовали командиры школ прапорщиков подполковник Ананьин и полковник Прюссинг. Женщины охраняли коридоры дворца, юнкера — входы.
На втором плане — женский батальон, Дворцовая площадь. Источник: Fakt
Красные стояли на площади. В 9 часов вечера наконец начался штурм. Крейсер «Аврора» и Петропавловская крепость дали по холостому выстрелу в качестве сигнала. Снова стороны стреляли друг по другу из винтовок и пулемётов. Первое нападение юнкера отбили, однако нападавшие стали залезать в окна и через открытый вход со стороны Зимней канавки, о котором оборонявшиеся, видимо, просто не знали, а министры забыли. Солдаты, матросы и рабочие проникли во дворец (в советское время пропаганда изобрела миф, будто двери отворили дворцовые слуги — из ненависти к своим эксплуататорам).
Несколько часов шли коридорные бои. В Зимний ворвались люди самых разных качеств и целей — одни хватали или крушили все ценности, что попадались на глаза, другие с матюгами оттаскивали их от «народного имущества» (после переворота новой власти пришлось предпринять усилия, чтобы остановить грабежи во дворце). Одни убивали, другие указывали молодым юнкерам на выход, когда те сдавались.
Художественная интерпретация штурма. (Warspot)
Около двух часов ночи большевики арестовали всех министров (Кишкин, Терещенко, Малянтович, Синегуб, Ливеровский, Карташёв и другие — всего 16 человек). Бой прекратился, арестованных доставили в Петропавловскую крепость. Офицеры договорились с красными о свободном выходе юнкеров из дворца и ушли. Часть выживших женщин они увели с собой (Прюссинг увёл 26). Какое-то время в центре города то тут, то там раздавалась стрельба. Очевидно, защитники правительства в пылу штурма разделились и теперь группами уходили самостоятельно. Судьба большинства из них неизвестна, но ясно, что уцелели не все. Утром из Мойки или Фонтанки вытащили два женских трупа ударниц без одежды (о иных подробностях и говорить не стоит). Одна из доброволиц, Мария Бочарникова, вспоминала, что 40 или 42 девушки собрались разъехаться наутро по домам, но по пути их захватили кронштадтские матросы и куда-то увезли. Что с ними стало, она так и не узнала. Ещё 35 ударниц солдаты «пощадили» и отвезли в казармы. Подруга потом писала Марии, что «лучше бы они нас расстреляли, чем после всего пережитого отпускать по домам». Подвиг защитников Зимнего до сих пор недооценён потомками.
Большевики объявили, что в ходе столкновений во дворце погибло всего 6 человек со стороны ВРК и что погибших среди юнкеров нет. Очевидно, эти данные не соответствовали действительности, но истинное число пострадавших неизвестно. Должно быть, оно исчисляется десятками убитых и раненых. [Сборник: Красный террор]
В тот же день (8 ноября) Ленин ещё раз объявил Съезду Советов, что власть взята. Депутаты приняли его декреты о мире и земле, а также предложение о создании Совнаркома и ВЦИКа. После этого 644 большевистских комиссара отправились по стране устанавливать советскую власть. В это время в Москве разыгралось первое настоящее сражение белых против красных. Там юнкера сумели оказать более упорное сопротивление, чем в Петрограде. Началась Гражданская война.
От революции к перевороту и обратно. Как менялось наименование событий 1917 года за прошедшие сто лет
Что произошло в 1917 году – революция, переворот, две разных революции или что-то иное. Нередко ответ на этот вопрос начинается со слов «традиционно считается» или «обычно говорят». Но ведь бывали разные традиции обращения к сюжетам 1917 года и разные привычки наименования тех исторических событий. Далеко не всегда слово «переворот» было однозначным ругательством, как порой представляется сейчас, а слово «революция» – однозначной похвалой и героизацией. Автор этой статьи решил разобраться, какая точка зрения на семнадцатый год может считаться более традиционной и более верной.
Революция на глазах у современников
Для очевидцев событий, происходивших в Петрограде в конце февраля 1917 года, было очевидно: идет революция. Подобная характеристика была повсеместной, и еще до отречения Николая II от престола происходившие на глазах изменения назывались революционными. Об этом писал в дневнике оставшийся в истории безымянным столичный гимназист: «26 февраля, воскресенье. Самый кровавый день из всей революции». Об этом же телеграфировала на следующий день своему мужу императрица Александра Федоровна: «Революция вчера приняла ужасающие размеры».
Газета «Речь». 5 марта 1917 г.
События нескольких дней конца февраля – начала марта, свергнувшие монархию, не воспринимались завершенными. Революция продолжалась и в последующие месяцы, поскольку процесс формирования новой власти только начинался (это отразилось и в названии Временного правительства, и в неопределенной форме правления в России – вплоть до провозглашения осенью республики). Поначалу восприятие революционного процесса было весьма восторженным – чего стоит хрестоматийный пример великого князя Кирилла Владимировича, который, по воспоминаниям дворцового коменданта Владимира Воейкова, 1 марта пришел в здание Государственной Думы с красным бантом на плече. Но уже к концу весны эйфория в обществе прошла.
Газета «Русская воля», например, часто использовала заголовки «Да здравствует революция», «Революция в окопах», в летние месяцы – «Революция на краю пропасти» и т. п. Благосклонная оценка Александра Керенского как «светлого юноши революции» постепенно сменилась критикой революционных деятелей – Виктора Чернова, например, постоянный автор газеты писатель Леонид Андреев называл «скоморохом революции». Любопытно, что впоследствии, когда Военно-революционный комитет уже в ходе захвата власти большевиками закрыл газету, то в приказе он предписал реквизировать типографию «Русской воли» «для нужд революции» – тогда революцией стал уже тот процесс, который осуществляла новая власть. При этом революция в языке современников чаще всего не имела никакого определения – она не была «февральской», «буржуазной», «демократической» или какой-либо еще.
Открытка «Да здравствует Революция!». 1917 г.
Одним словом, текущие события воспринимались как процесс революции вне зависимости от моральной и политической позиции современников. В ряде случаев, однако, определенные политические силы использовали революционность в качестве однозначно положительной характеристики, видя в своих оппонентах «контрреволюционеров»: так, попытка большевиков организовать 10 июня демонстрацию против Временного правительства вызвала у меньшевика Ираклия Церетели возглас, согласно которому «контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков». Тем самым он подчеркивал недемократический характер их действий, направленный против существующих революционных органов власти. Таким же образом поступали и большевики, объявив 7 октября от лица Льва Троцкого, что Временное правительство и Предпарламент носят контрреволюционный характер, находятся под влиянием контрреволюционных элементов (сторонников генерала Лавра Корнилова).
Как можно увидеть по титульной странице издания 1924 г., хронологические рамки Февральской революции могли выходить за пределы февральско-мартовских дней 1917 года.
Позиция полного отрицания революции проявилась у некоторых современников еще в 1917 году. Упомянутый выше Леонид Андреев в сентябре 1917 года в статье «Во имя революции» поставил вопрос: в России происходит Революция или же всего лишь Бунт. Впоследствии он склонился ко второму, отказавшись называть увиденное и пережитое благим для писателя словом «Революция». Но для большинства революция продолжалась, и на ее фоне в конце октября состоялась очередная смена власти.
Титульная страница популярной брошюры, изданной в 1918 г. – один из примеров раннего использования понятия «Великая русская революция».
Октябрь как революция, переворот и восстание
В массовом сознании по-прежнему живет фраза Владимира Ленина, произнесенная им 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года на заседании Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась». Популяризация этой фразы произошла не без влияния кинематографа, а именно фильма Михаила Ромма «Ленин в Октябре» (1937).
Немногие при этом смогут вспомнить, что вслед за этими словами Ленин добавил: «Какое значение имеет эта рабочая и крестьянская революция? Прежде всего, значение этого переворота состоит в том, что у нас будет Советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии». Таким образом, двойственность событий конца Октября, которые с «технической» точки зрения являлись организованным переворотом и захватом власти, но с «идейной» – революцией, изменившей общественный строй, понималась еще их организаторами и участниками.
Октябрьская революция как событие фигурировало, например, в декларации фракции большевиков, оглашенной на заседании Учредительного собрания 5 января 1918 года: от имени «большинства трудовой России» большевики требовали от членов собрания «признать завоевания Великой Октябрьской революции, советские декреты о земле, мире, о рабочем контроле» и т. д. В то же время в первые месяцы советской власти часто звучала мысль о перевороте-событии в контексте революции-процесса: «Конечно, приятно и легко бывает говорить рабочим, крестьянам и солдатам, приятно и легко бывало наблюдать, как после Октябрьского переворота революция шла вперед», – говорил Ленин на заседании ВЦИК 24 февраля 1918 года.
Восприятие незавершенности революции постепенно уходило в прошлое по мере осознания того факта, что мировой произошедшая революция уже не станет. Как следствие, уходили в прошлое и революционные органы власти: революционные трибуналы были ликвидированы в конце 1922 года в связи с окончанием Гражданской войны и созданием губернских судов, Революционный военный совет упразднен в 1934 году. Революцией остались только события конца октября 1917 г. и, в зависимости от контекста, примыкающие к ним первые недели советской власти.
Пример восприятия Октябрьской революции как процесса, который продолжился после взятия большевиками власти – до роспуска Учредительного собрания и даже позже.
Иногда захват власти 24–26 октября 1917 года именовался «Октябрьским вооруженным восстанием». Так, Александр Керенский 24 октября на заседании Предпарламента в Мариинском дворце оценил ситуацию в столице как «состояние восстания». Но и впоследствии понятие «восстание» использовалось – возможно, чтобы подчеркнуть массовость событий в Петрограде. В одном из томов сочинений Льва Троцкого, опубликованном в 1925 г., одновременно фигурируют все три определения Октября: революция, восстание и переворот.
Извлечение из содержания воспоминаний Л. Д. Троцкого (Сочинения. Сер. 1: Историческое подготовление Октября. Т. 3: 1917 г. Ч. 2: От февраля до Бреста. М., 1925).
Итак, в конце 1910-х – начале 1930-х гг. сложилось взаимозаменяемое использование привычных нам понятий в применении к Октябрю. Естественно, «революцией» Октябрь назывался тогда, когда этого требовал контекст: например, во время празднования десятилетия революции в 1927 году (первого официального торжественного юбилея), утвержденные партией лозунги содержали именно слово «революция», но не «переворот»; в остальных же случаях, не требовавших эмоционального подтекста, заметна синонимичность терминов.
Значок «Х лет Октябрьской революции». Из фондов Государственного музея политической истории России (Санкт-Петербург).
Стоит также добавить, что чем дальше, тем больше обособленное восприятие Октября влияло и на применение термина «Февральская революция» как отдельного события. Понимание революции 1917 года как единого процесса в Советской России не прижилось.
Взгляд из другой России
В сравнении с советской историографией, которая в 1920–1930-е гг. стремилась к четкой концептуализации и догматизации политической истории, эмигрантская мысль межвоенного периода отличалась крайним разнообразием идей и взглядов на актуальные исторические события. Осмысление революции было одной из ключевых проблем для общественной мысли Русского зарубежья, ведь именно это событие вытолкнуло его представителей за пределы России, сформировав иную, другую Россию.
Публицист Николай Устрялов, например, употребляя понятия «Февральская революция», «Октябрьская революция», «большевистская революция», чаще при этом писал о «русской революции», подразумевая под ней весь исторический поворот, который произошел в России в 1917 году. Но в ряде его статей можно увидеть и более широкое понимание революции: «Гром пушек кронштадтского восстания возвестил истории, что начался перелом в развитии великой русской революции», – писал он в 1922 году; стало быть, еще в предыдущем 1921 году, во время Кронштадтского восстания, революция не казалась ему оконченной. Иногда, чтобы подчеркнуть знаковость используемой им формулировки, Устрялов писал о «Великой Русской Революции» с прописных букв.
Позиция Устрялова – пример оценки революционных событий с точки зрения идеологии сменовеховства 1920-х гг. (по названию сборника статей «Смена вех»), согласно которой победившая коммунистическая власть в России действует в национальных интересах русского народа, и в этом смысле итог русской революции – это не отрицание национального пути России, а шаг в сторону какого-то нового этапа этого пути. Национальный характер революции выражался и в ее названии – «русская».
Н. В. Устрялов, русский эмигрант, публицист, философ.
Некоторые эмигранты, желая подчеркнуть «авторство» Октябрьской революции в России, демонстративно писали о «большевистской революции»: например, Иван Ильин («Кто из нас еще столь наивен, чтобы не понимать мирового размаха большевистской революции?») или Николай Бердяев («Талантливый и блестящий Троцкий, создавший вместе с Лениным большевистскую революцию, извергнут революционным потоком и находит себе пристанище лишь в Турции»). Для консервативно настроенных деятелей Зарубежья революция сама по себе была спорным или даже вовсе негативным явлением, поэтому они ее не отрицали, лишь подчеркивая определением «большевистская» ее узкую направленность.
Эмигранты социалистического направления, напротив, старались указать, что большевики совершили не революцию, а нечто противоположное. Так, меньшевистский орган «Заря» в 1922 году соответствующим образом оценил пятилетие Октября в статье под названием «Юбилей русской контрреволюции». В этом же журнале Октябрьская революция характеризовалась как «контрреволюционный переворот».
Меньшевистский журнал «Заря. Орган социал-демократической мысли» (Берлин).
Итак, несмотря на плюрализм мнений, отметим, что большинство деятелей Русского зарубежья не отрицало революционного характера 1917 года, и в целом именно эмигрантская мысль сохранила и развивала идею о единой русской революции. Характеристика же Февраля и Октября как отдельных событий присутствовала, но в зависимости от позиции автора и самого контекста могла быть разной.
Великая Октябрьская социалистическая революция
Вернемся в советские реалии. Понятие «Октябрьский переворот» и после 1930-х гг. продолжало мелькать в текстах и публикациях – в основном в сочинениях участников и современников событий. Например, Иосиф Сталин в 1950 году в газете «Правда» опубликовал свою известную работу «Марксизм и вопросы языкознания», в которой отмечал, что «русский язык остался в основном таким же, каким он был до Октябрьского переворота».
Еще раз подчеркнем, что «революцией» события октября 1917 года назывались сразу же, и было бы некорректно утверждать, что поначалу «официально» Октябрь был назван «переворотом», а с 1927 года название поменялось (подобный тезис иногда встречается у современных публицистов). Дело скорее в том, что только с 1927 года можно говорить о культе годовщины революции, ставшей официальным праздником, при котором наименование «революция» было более уместным в силу торжественности и идейного содержания. Однако знакомое поколениям советских граждан догматическое словосочетание «Великая Октябрьская социалистическая революция» появилось не сразу, а лишь к следующему юбилею, в 1937 году. Периодически появляясь на страницах газет и других печатных изданий, четырехсоставное сочетание стало устойчивым наименованием в год 20-летия революции.
Вариативность описаний революции в 1937 г. сменяется официальным наименованием. Газета «Правда». 7 ноября 1935 г., 7 ноября 1936 г., 10 ноября 1936 г., 7 ноября 1937 г.
«Краткий курс истории ВКП(б)», опубликованный в 1938 г., закрепил наименование, провозгласив: «Великая Октябрьская социалистическая революция победила». Аналогичный тезис, выделенный в тексте таким же отдельным абзацем, был использован в «Кратком курсе» в главе, описывающей Февральскую революцию: «Февральская буржуазно-демократическая революция победила». Обязательное определение типа революции – буржуазно-демократическая или социалистическая – объясняло без лишних комментариев, что Февраль и Октябрь – два разных исторических рубежа, соответствующих марксистской концепции перехода от феодального общества к буржуазному, а затем от буржуазного к социалистическому. Четкость определений и жесткое разделение революционного процесса 1917 года на две революции пережили сталинское время и существуют в виде словарной, энциклопедической формы по сей день.
Марка, посвященная 40-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Серия «Белорусская ССР». 1957 г.
Так, Февральскую революцию «Большая советская энциклопедия» называла «второй русской революцией» (соответственно, Октябрьская была третьей и отдельной революцией). Февральские события описали как «буржуазно-демократическую» революцию авторы «Большой российской энциклопедии» в 33-м томе, вышедшем в юбилейном 2017 году. Мы не будем останавливаться на многочисленных примерах использования классических советских определений, которые и не думают уходить со страниц печатных изданий и из устной речи, хотя следует отметить, что официальное советское «Великая Октябрьская социалистическая революция», в отличие от лишенного очевидной идеологической хлесткости «Февральская буржуазно-демократическая», используется скорее людьми левых политических взглядов или же авторами, желающими акцентировать внимание на величественности и знаковости Октября.
Переворот и заговор
Желание дистанцироваться от советского официоза в перестроечную и постсоветскую эпоху вызвало, в числе прочего, отрицание официального взгляда на историю. Всё чаще стало звучать понятие «Октябрьский переворот», и, в отличие от ранней советской эпохи, лишь в редких случаях оно сочеталось с формулировкой «Октябрьская революция» как полноправным синонимом в одном и том же тексте (за исключением текстов периодических изданий и коллективных сборников с разными авторами).
Нельзя при этом сказать, что слово «переворот» всегда несет отрицательный, критический оттенок, особенно в научных работах; чаще всего исследователи стараются исходить из контекста, и если лексика самих изучаемых ими источников – воспоминаний, газетных публикаций, документов – подсказывает им не изменять используемый в них термин, то они будут склоняться к его употреблению. Встречается и утилитарный подход к выбору термина: если речь идет о самих октябрьских днях в Петрограде, то описываться будет именно переворот, а не революция как эпохальное событие.
Страница специального проекта ТАСС к 100-летию революции.
Вместе с тем политическая интерпретация стала брать свое, и нередко можно столкнуться с намеренным выбором в пользу «переворота» для демонстрации своей политической позиции. Так, известный деятель перестройки Александр Яковлев в предисловии к русскому изданию «Черной книги коммунизма» под названием «Большевизм – социальная болезнь XX века» писал только об «Октябрьском перевороте», хотя французские авторы книги использовали словосочетание «Октябрьская революция». Сознательно говорит об «Октябрьском перевороте 1917 г.» коллектив авторов получившего известность своей политической ангажированностью учебного пособия «История России. XX век» под редакцией А. Б. Зубова.
Обложка книги издательства «Алетейя» 2001 г., составитель которой В. И. Кузнецов поддерживает миф о влиянии немецких денег на Октябрьскую революцию.
Переосмысление истории привело в современной литературе и к иному взгляду на Февральскую революцию: смещая акцент со стихийного участия петроградских масс в ходе событий февраля – марта 1917 года на политическую позицию ряда государственных, общественных и военных деятелей, авторы периодически пишут о «Февральском заговоре» и «Февральском перевороте». Безусловно, и сами свидетели Февраля могли употреблять эти слова, хотя они не оспаривали революционный характер смены власти (здесь уместна аналогия с совместным использованием определений Октября большевиками). Например, известный думский деятель Александр Гучков, ставший членом Временного правительства, выступая 8 марта 1917 года на торжественном заседании Центрального военно-промышленного комитета, говорил: «Господа, этот переворот является не результатом какого-то умного и хитрого заговора, какого-то комплота, работы каких-то замаскированных заговорщиков, которых искали во тьме ночной агенты охранки. Этот переворот явился зрелым плодом, упавшим с дерева».
Современный американский историк Александр Рабинович с удивлением отмечает в интервью 2017 года, что только в постсоветской России он столкнулся с тезисом о Феврале как следствии заговора, хотя Октябрьское восстание и на Западе часто считают «хорошо организованным путчем». Впрочем, делает вывод Рабинович, «заговор не был главным ни в Октябре, ни в Феврале». Пожалуй, эта взвешенная позиция отражает возможность использования «нереволюционных» определений Февраля и Октября: в том или ином контексте они применялись и могут применяться в будущем, но всё же тенденции на полное отрицание понятий «Февральская революция» и «Октябрьская революция» в серьезной литературе и общественном сознании не наблюдается.
Великая русская революция
Страница онлайн-проекта Государственной публичной исторической библиотеки России
В свете столетнего юбилея 1917 года повсеместным стало использование отстраненных и обобщенных сочетаний «революция 1917 г.», «революция 1917 г. в России», «российская революция 1917 г.». На первый взгляд безликое определение, по мнению некоторых публицистов, связано с желанием не акцентировать общественное внимание на характере и значении Октябрьской революции. Но подобная мотивация, если и присутствует сегодня, не столь заметна, как проявившаяся с рубежа 1990–2000-х гг. тенденция воспринимать события вековой давности аналогично Великой французской революции.
Как и французские события, Великая русская революция (также «Великая Русская революция» или просто «Русская революция») переломила ход отечественной истории, оказав при этом влияние и на мировые процессы. Если Франция фактически открыла XIX век для Европы и мира, то Россия – XX век. Обе революции были сложными процессами со своей внутренней периодизацией, а также чередой сменяемых режимов и форм власти. Такой логикой руководствуются сторонники термина. «Величие» для них – не похвала, а всего лишь признание за событием мирового значения.
Обложка книги историка А. В. Шубина 2014 г., одного из самых активных сторонников использования терминов «Великая Российская революция» и «Великая Русская революция» в отечественной науке
В самом начале статьи был поставлен вопрос: какое определение событий 1917 года может считаться более традиционным и более верным? Скорее всего, никакое и все одновременно. Вставая на жесткую позицию разделения Февраля и Октября, упорно называя Октябрь либо «переворотом», либо «революцией» (не принимая чужой точки зрения), или же обобщая все факты в форме одной Великой русской революции, мы можем упустить оттенки богатой истории того периода. А каждое наименование, опираясь на собственную аргументированную и логичную традицию, именно эти оттенки подчеркивает. Поэтому, на взгляд автора, стоит понимать и в какой-то мере принимать взгляды на 1917 год во всем их разнообразии.
Лига историков
8.3K постов 36.2K подписчик
Правила сообщества
— уважение к читателю и открытость
— регулярность и качество публикаций
— умение учить и учиться
— бездумный конвейер копипасты
— публикации на неисторическую тему / недостоверной исторической информации
— простановка тега [моё] на компиляционных постах
— неполные посты со ссылками на сторонний ресурс / рекламные посты
— видео без текстового сопровождения/конспекта (кроме лекций от профессионалов)
— дискуссии на тему постов
— уважение к труду автора
— личные оскорбления и провокации
— неподкрепленные фактами утверждения
Автор этой статьи решил разобраться, какая точка зрения на семнадцатый год может считаться более традиционной и более верной.
Написал кучу текста, но так и не разобрался. Но вывод какой-никакой был нужен. И автор такой:
Скорее всего, никакое и все одновременно.
Видимо та наука, которой занимается автор:
Хорошо японцам и анимешникам. У них, что переворот, что революция один хрен называется одинаково «какумеи».
Сейчас та же жоппа что и до 1917.
Переворот. Ибо над пролетариатом стоял буржуй. Потом чиновник и номенклатура из тех же бывших рабочих. По сути ничего не изменилось
100 лет расстрелу бывшего царя
Относительно 100-летия расстрела бывшего царя.