Что было в казахстане в 1986 году

Декабрь 1986, как это было

16 декабря 1986 года. Пленум ЦК Компартии Казахстана освободил от занимаемой должности Первого секретаря Д.А. Кунаева (казаха), а на его место пришел Г.В. Колбин (русский) – бывший Первый секретарь Ульяновского обкома.

Вроде, ничего экстраординарного не произошло. За всю историю, из 20 Первых секретарей ЦК Компартии Казахстана, только 3-ое были казахами. Но всех смутило то, как это было сделано. Пленум шел всего 18 минут, никаких разъяснений и обсуждений! Мы сказали, вы, будьте добры, постройтесь и исполните.

Времена стояли перестроечные, поэтому группа рабочей и учащейся молодежи подошла к зданию ЦК, требуя разъяснение. Никаких политических требований, только услышать разъяснение и выразить свое несогласие с решением Пленума. При разумном разъяснении может и согласились бы да и разошлись. Все в духе перестройки, гласности и демократических преобразований.

Позже, более грозные и организованные шахтерские выступления были отрегулированы политическими средствами. Но в этот раз.

Выступление «партийных бонз», кроме призывов о роспуске, ничего нового не несло, толпы фонтанировали идеями и вопросами, в принципе, достаточно трезвыми и разумными. Предлагали на пост Первого секретаря и Демиденко В.П., и Мирошнина О.Г., и Морозова И.Е., и Мукашева С.М., и Ауельбекова Е.Н., Назарбаева Н.А. Вопрос о том, чтобы назначили только казаха, не стоял даже среди экстремистски настроенной части митингующих.

Интернационализм уже давно пустил корни в казахстанское общество. Просто народ слишком хорошо знал посланцев из Центра, которые ничего не понимали в местной специфике и рулили, как могли. Этим уже все были сыты со времен Голощекина, Мирзояна и дорогого Леонида Ильича.
Хорошо помнили Хрущева, который приземлившись в Алматы, с трапа самолета воскликнул: «Пламенный привет узбекскому народу!». Запутался, бедняжка или кукурузы объелся. Но вернемся на площадь им.Брежнева.

В толпе мирных демонстрантов неожиданно появилась машина автолавки с водкой, которую начали раздавать бесплатно. Естественно, народ ее принял «для сугрева», мороз-то стоял нешуточный. И вот с этого момента, как обычно бывает, начались «не очень корректные действия» демонстрантов по отношению к власти и милиции.
Угрозы, оскорбления представителей власти, кидание камней в их сторону. Может это была даже провокация со стороны спецслужб или подвыпивших демонстрантов, сейчас сложно установить.

Со слов участников, силовики теснили демонстрантов к детскому саду, при этом не стали как-то прикрывать или защищать этот объект. Хорошо, что демонстранты не перешли через ограждение, предпочитая быть забитым под забором детского садика. Позже, пустили слух о том, что демонстранты, чуть ли не за ноги оттуда выкидывали русских детей.

Наверное, эта легенда готовилась заранее, значит, была в сценарии!

Ранее, во времена темиртауских восстаний 1959 года, власти почти на сутки отдали на разграбление восставшим магазины, хотя могли их сразу остановить. Зато, позже, спокойно осудили всех по уголовной статье. Так что опыт по ведению провокационной работы есть и он используется. Будущим «борцам за справедливость» надо хорошо запомнить сталинский призыв: «не поддавайтесь на провокации». А если даже и не поддадитесь, то все-равно слухи и поклепы будут.

Тут же и сказки про крики «Аллах акбар!» и знамена Ислама.
Про зеленые знамена Пророка писал Кох в своем рассказе «Ящик водки». Конечно, после ящика водки еще не такое померещится! Только вот Кох, как бывший казахстанец, мог бы и знать, что тогда казахстанская молодежь была очень далека от Ислама, это была советская молодежь и многие даже не знали какого цвета знамя Пророка.

Вообще, какая может быть вера человеку, который, позже, тащил доллары ящиками. Ему ли об этом судить.

Все эти легенды о выкинутых из детского садика русских детях, о кидающихся на не казахов людей, с криками «Аллах акбар», под зеленым знаменем Пророка, это буйные фантазии или, все-таки, сценарные ходы?

Другой вопрос. Кто же, все-таки, привез водку? Ну не бедные же студенты скупили автолавку? Кто были те, загадочные кавказцы, которые вдруг начали на халяву раздавать привезенную водку? «Бойтесь данайцев, дары приносящих», говорили древние. Этот урок тоже пора освоить, а то часто повторяется.
Опять вернемся на площадь имени Брежнева.

Власти, не придумав ничего умного, в 18.00, 17 декабря приняли решение о насильственном разгоне демонстрантов. С этого момента и начались беспорядки.
С криком «Ура!», курсанты погранучилища кинулись рубить беззащитных людей саперными лопатками. Замерзли, наверное, бедненькие.
Дружинники, с кусками арматуры в руках, начали избивать девочек. Их потом даже милиция не могла остановить. Разгорячились или тоже подмерзли на морозе, водки, наверное, не хватило.

Демонстранты кидались камнями, жгли автомашины. В результате, было задержано 8 500 человек.
Позже, сотни людей были осуждены. Тот, кто нес плакат «Никакой привилегии никакой нации!», получил семь лет, несущему плакат «Каждому народу – своего вождя!», дали пять лет. А.Бекбосынов, за плакат «Да здравствуют идеи Ленина!», был осужден на два года. Все-таки остались признаки уважения к имени Вождя.

Среди задержанных оказалось 42 коммуниста, естественно, поувольняли и поисключали кучу народа. Казахам прикрепили ярлык «националистов» и на этом успокоились.
Позже выяснилось, что многие документы по операции «Метель-86» (так назвали разгон мирной демонстрации), уничтожены, ошибки не анализировались, выводы не делались.

Нечто подобное было ранее в Новороссийске, там тоже говорят, документы не сохранились.

Но история не любит, когда ее уроки не осваивают, поэтому и рвануло в Якутии, Грузии, Прибалтике, и пошло-поехало до полного развала.
По имеющимся скудным данным попытаемся проанализировать произошедшее.
1. Было ли это столкновением казахов и русских на почве взаимной неприязни?
Дадим слово очевидцам.
Алматинка, Чатаева Эмма Алексеевна: «Я, как очевидец, никакого национализма не усматриваю. Если бы общество выступило против тех, кто не казах, то мне не удалось бы пройти мимо демонстрантов с улицы Мира, через площадь, в свой дом».

Алматинец, Шмидт Александр: « Я считаю, что это выступление нельзя расценивать как националистическое, ведь, конкретно, против русскоязычного населения не было каких-либо действий. Пострадали-то казахи. Нигде в городе в эти дни, лично я, не наблюдал каких-либо выпадов в адрес русских».

Алматинец, Больбрамский И.А.: «Демонстранты шли мирно, спокойно, разгулов националистического характера не слышал, не видел… Военный офицер дал команду и солдаты пошли бить людей. Демонстранты ложились на землю, а солдаты их били палками, саперными лопатками. Лежащих не бьют и женщин тоже нельзя. Я был заграницей и видел демонстрации, людей, поднявших руки, не бьют. Со стороны демонстрантов сопротивления не было».

И таких свидетельств достаточно много. Лежачих у нас били, студентов сбрасывали с балконов общежития. Девчонок специально били сапогами в живот, говоря: «Это, чтобы вы, гадюки, не рожали». Многие из них, кто остался живой, действительно не рожали.
Милиционеры, курсанты, рабочие, дружинники, кто все это делал, они ведь тоже наши, советские люди.

Среди военных и милиции было достаточно много и коренных казахов. Но эти хоть связаны присягой, поэтому им деваться, вроде, некуда. Дружинников, в основном, набирали из не казахов, но по свидетельству очевидцев и там казахи были.

Особое омерзение вызывают те, кто позже на «болтологической борьбе с казахским национализмом», пытался сделать карьеру.
Что с ними стало? Какова их дальнейшая жизнь? Им ничего не снится? Кошмары не мучают? А зря! За все есть ответка от Бога. Подумайте, все-таки уже 30 лет прошло, карма-то подпорчена!

Были среди дружинников нормальные люди. Чистяков Владимир помогал подняться упавшей женщине, за что был избит курсантами, получил множественные переломы, черепно-мозговую травму. Настоящий мужчина и гражданин!
За аналогичные действия дружинниками был избит Кузнецов Павел, студент-заочник КазПТИ. Под шумок «народные дружинники» избили и ограбили Штумф Ольгу, сняли часы и отобрали сумку. Поэтому, говорить, что пострадали одни казахи, не приходится. Толпа есть толпа.

Почему так получилось? Попытаемся проанализировать, тем более аналогичные процессы идут сейчас по всем странам СНГ. Все началось в декабре 1986 года, но почему повторяется? Да потому, что мы не сделали выводов и по прежнему легко поддаемся на провокации.

1. Мирная демонстрация небольшой группы интеллигентов и студентов превратилась в грозную толпу. Что странно, на площадь пускали всех, но никого не выпускали. Значит, выгодно было, чтобы людей было больше.
2. Могли легко справиться силами милиции и внутренних войск, но подтянули спецназ и курсантов, чтобы увеличить градус жестокости. Значит, кому-то было выгодно, чтобы подавление было жестоким и кровавым.
3. Вооружили дружинников не казахской национальности и втянули их в преступление. Значит, кому-то надо, чтобы столкновение носило межнациональный характер.
4. Кто-то специально привез водку. Значит, кому-то надо было, чтобы демонстранты спровоцировали конфликт, а дружинники их жестоко давили.
5. При награждении, в список включили даже тех, кто был представлен к награде ранее, но по другому делу. Значит, кому-то надо было, чтобы число «замаранных» этим делом было больше.
6. В республике было много готовых кадров вместо Д.Кунаева и, в большинстве, не казахской национальности. Не казахи и ранее руководили, но ни у кого это не вызывало вопросов. Среди казахов, по поводу назначения руководителя республики, даже говаривали, что «лучше чужой, не казах, не связанный родственными обязательствами».

Но все сделали в хамской, оскорбительной форме, а Пленум длился всего 18 минут.
Не было никакой предварительной работы в партийных организациях с разъяснениями и пр. даже не очень умный Хрущев, прежде, чем снять Жукова (министра обороны), провел партсобрание во всех округах, так сказать разъяснил. А тут – нате, я так хочу! Говорят, Алиев предупреждал Горбачева, что так делать нельзя, но тот заладил «казахский национализм, казахский национализм».

Вот и подошли к самому интересному. Как ни крути, мы приходим к фигуре Горбачева М.С., только он мог санкционировать такие действия. Его целью жизни было уничтожение коммунизма, о чем он сам признался в своей речи, выступая в Американском университете.

И Ленин, и Сталин говорили о том, что краеугольный камень нашей страны – это Дружба народов, без нее мы погибнем и наши враги будут бить по этому месту.
Горбачев ударил, или им ударили. Может быть, он был наконечником копья, которое держит чья-то рука? Будем считать, что заблуждался, что, в принципе, тоже не простительно главе государства. Но использование саперных лопаток и служебных собак против демонстрантов – это преступление, за которое он должен ответить по закону.

Дальнейшие события в Якутии, Вильнюсе, Тбилиси – это уже следствия, как и развал СССР.
Я на 100% согласен с текстом листовки тех лет: «Казахи и русские – братья, они отстояли Москву… Сейчас в Москве расцвело взяточничество до страшных размеров, трещит по швам и внутренняя политика Горбачева. Хлеб подорожал, мясо не купишь. Дальше будет еще хуже. Объединяйтесь против шайки Горбачева, Шеварнадзе и держиморды Колбина. Требуйте более честного правительства».

Конечно, сумбурно, но, по сути, правильно. Один мой друг (русский), когда мы позже обсуждали эти события, предложил «надо было сразу написать «за колбасу», мы бы все пошли». Шутка, конечно, но в любой шутке есть доля шутки, а остальное правда. Действительно, достала всех болтологическая перестройка с новым мышлением – без колбасы.

Прошло 30 лет, документы уничтожены, надлежащего анализа нет, значит, мы повторяем те же ошибки. Явно провокационные выступления по земельному делу в Атырау и Жанаозене нуждаются в более тщательном анализе на основе опыта Декабря – 1986 года.

Кто-то опять что-то мутит и хочет использовать в своих целях естественную тягу людей к справедливости. Стоит ли кидать камни в милиционеров, жечь автобусы и прочее? Не провоцируют ли нас?

События на Украине, в Киргизии только подтверждают негативные последствия таких «демократических прорывов».

Молодежи России, Казахстана и других стран, стоит подумать над этим, чтобы вовремя отделить зерна от плевел. Мы ответственны за свое будущее и за будущее страны.

Про отношение передовых, истинно русских интеллигентов, я бы хотел сказать словами настоящего представителя этого сословия, Житникова Сергея Анатольевича, поэта, учителя, ученого.

Декабрь, 1986
Будь родной шанырак
Под счастливой звездой.

Те декабрьские дни
Стали памятны мне.
Прокатилась волна
По огромной стране.
Власть старалась сдержать
Нарастающий вал
И жестоко карала
За смелый оскал.
Пострадала за правду
Тогда молодёжь,
Но теперь этой правдой
Ты сам и живёшь.
10 лет пролетели —
Истории миг,
Но тогда появился
Младенческий крик
И героями стали –
Ругали кого,
И сегодня с Европой
Другое окно.
Не вулкан извергался,
Но, сердцем маня,
Зародилась республика
Нового дня
И тебе, Казахстан,
Я желаю всегда
Процветания, счастья
И блага труда!
Ты Отчизна моя,
Мой родительский дом.
Пусть же каждый
Подумает так о своём!

Источник

Что было в казахстане в 1986 году

Иллюстрация: Ксения Горшкова / Фотографии: Центральный государственный архив Алматы / Личные архивы героев текста

Курмангазы Айтмурзаев, общественный деятель, 57 лет

Один из организаторов декабрьского восстания 1986 года в Алматы. 20 июля 1987 года Алматинский городской суд признал его виновным в нарушении национального и расового равноправия, а также в организации массовых беспорядков (статьи 60 и 65 УК Казахской ССР) и приговорил к четырем годам колонии усиленного режима в Мордовии.

В октябре 1989 года Президиум Верховного суда республики отменил приговор за отсутствием состава преступления. Айтмурзаев был реабилитирован 14 декабря 1996 года.

Армия

16-17-18 декабря

16 декабря 1986 года мы с сокурсниками поехали на квартиру к другу. Он был женат, а мы же студенты — надо покушать, чай попить. Сидим у него и по телевизору слышим, что сняли Кунаева, поставили Колбина. Первая мысль: «Как так можно? Поставили не из Казахстана, а откуда-то привезли. У нас, что ли, нет человека, кто мог бы стать первым лицом? Почему давите? Почему мы не можем сказать свое «я»? Мы действительно нация или кто мы такие?».

До начала партийной карьеры Динмухамед Кунаев отучился в Московском институте цветных металлов и золота на горного инженера, работал в Прибалхашстрое. Позже стал заместителем главного инженера и начальником технического отдела комбината «Алтайполиметалл», а также директором Риддерского рудника Лениногорского рудоуправления. Также успел побывать президентом академии наук Казахской ССР и председателем совета министров республики.

Первым секретарем центрального комитета Компартии Казахской ССР Кунаев работал с 1960 по 1962 и с 1964 по 1986 годы. За годы работы Кунаева Казахстан увеличил объемы производства горно-добывающей отрасли, промышленности и сельского хозяйства — при нем неоднократно добывался ежегодный «миллиард пудов» зерна. Также он старался продвигать в политику молодых и амбициозных людей из регионов, среди которых был и Нурсултан Назарбаев.

В начале 1986 года Динмухамед Кунаев подал Горбачеву заявление о своей отставке в связи с желанием уйти на пенсию. Принято оно было 11 декабря, однако без участия самого Кунаева. Окончательно вопрос об отставке был решен 16 декабря на пленуме ЦК КП Казахстана. При этом пленум продолжался всего 18 минут, за которые успели не только отправить Кунаева в отставку, но и назначить на его место Геннадия Колбина.

В начале 1987 года Кунаев был выведен из состава политбюро ЦК КПСС, а через полгода года и из состава ЦК КПСС. После отставки он не занимался политикой и жил в Алматы. 81-летний Кунаев умер от сердечного приступа 22 августа 1993 года.

Геннадий Колбин был младше Кунаева на 15 лет и до получения должности в Казахской ССР работал первым секретарем обкома КПСС в Ульяновской области, вторым секретарем обкома КПСС в Свердловской области и вторым секретарем ЦК КП в Грузии. Одной из главных причин для акций протеста после его назначения было то, что он никогда не жил и не работал в Казахстане.

На должности первого секретаря ЦК КП Казахстана Колбин продержался три года — в 1989 году его место занял Нурсултан Назарбаев. После отставки Колбин, как и Кунаев, ушел из политики, жил в Москве. 15 января 1998 года 70-летний Колбин собирался навестить свою дочь и внука и отправился к ним на метро. Умер он прямо в вагоне от сердечного приступа, его тело пролежало в морге около пяти дней и могло быть признано как «бесхозное», если бы его случайно не опознал один из милиционеров.

Фотокопия из Центрального государственного архива Алматы

По опыту службы в армии я примерно чувствовал, чем это закончится. Но у меня, наверное, был военный синдром: когда на тебя нападают, ты вынужден защищаться, даже если страшно. В девять утра мы были уже на площади. Ребята, которых мы обошли ночью, пришли раньше нас. Может быть, было около тысячи человек, но мы хотели, чтобы нас было больше, и пошли вниз по Ленина, обошли все вузы, общежития. Нас стало раз в пять больше.

Нас били дубинками, саперными лопкатами, поливали водой, но мыслей, что холодно, больно и что мы не ели с утра, не было. Сильную усталость мы почувствовали в 11 часов ночи: куртки и пальто были покрыты льдом, ноги больше не могли идти. Мы решили погреться в общежитии, но там нас ждали преподаватели и люди из органов. Обратно нас уже не выпустили.

18-го [декабря] начались допросы. На первом этаже сидели следователи КГБ. Меня и тех, кто со мной ходил вечером 16-го по общежитиям, вычислили по записям в журналах. В каждом общежитии нужно было записывать в журнал на вахте, кто во сколько зашел и вышел. Около месяца меня каждый день вызывали в прокуратуру, с утра до вечера спрашивали, зачем пошли, что хотели, кто нас на это направил. Пачками лежали фотографии, спрашивали, кого знаю. Сначала все говорили, что никого не знаем и пошли просто так. Потом придумали свою версию. Нарисовали «организатора» — человека с бородой. Изучали его портрет и в один голос повторяли, какие у него уши, глаза, шапка. Выучили наизусть. Пытались следователей обмануть, но не получилось. Они знали, что это мы ходили по общежитиям.

Зона в Мордовии

Меня арестовали в середине января. Конечно, было страшно, разные мысли приходили. Думал, наверное, расстреляют, как предков в 37-м. Но вел я себя спокойно, ни о чем не жалел. Мы наоборот доказывали свою невиновность, нападали на следствие: «В чем мы виноваты? Мы убивали? Грабили? Просто высказали свое мнение».

В годы президентства Назарбаева его позиция относительно событий 1986 года была однозначной — считалось, что участники акций протестов боролись за независимость Казахстана и их нужно считать выдающимися личностями.

Но так было не всегда. Очевидцы событий утверждают, что 17 декабря 1986 года Назарбаев, будучи председателем совета министров республики, выходил к протестующим и просил их разойтись, «объясняя пагубность противоправных действий». Как пишет радио «Азаттык», уже в 1987 году в газетах приводились его цитаты о том, что на площадь вышли «экстремистски настроенные молодчики, которые смогли увлечь за собой социально нездоровую часть студенческой молодежи», а в 1990 году он называл произошедшее «хулиганством».

Позиция Назарбаева кардинально изменилась в 1991 году, когда он выпустил книгу «Без правых и левых», где утверждал, что возглавлял шествие демонстрантов и был на стороне народа.

Пока жена была беременна, я не сильно думал о ребенке. Мысли были заняты тем, какой срок дадут. Рассчитывал минимум на 10 лет. Первенец родился в день оглашения приговора. Во время перерыва ко мне подбежала адвокат Галина Рогова: «О, Курмангазы, поздравляю!». Я подумал, меня освобождают. Честно, я в этот момент забыл, что на суде сижу: «Сын! Если со мной что-то случится там, и я не вернусь, есть продолжение рода».

Курмангазы Айтмурзаев в колонии в Мордовии. Фото: из личного архива

Первый раз я увидел сына в Мордовии. Жена вместе с родителями приехала на длительное свидание на трое суток. Ребенку было 8-9 месяцев, кажется. Жена начала проситься переехать ко мне, но я испугался за нее и не разрешил остаться.

Сначала я был в колонии усиленного режима: нас охраняли с собаками и автоматами. На зоне пилили лес, потом поднимали и двигали эти огромные бревна, делали мебель, работали на заводе силикатных кирпичей. Там свои законы: не положено расспрашивать, за что сидел, никто никого не трогал. Наказывали только насильников. Меня там поддерживали за то, что я «против красных пошел, ментов бил».

Через два года меня перевели в колонию-поселение. Там полегче было, можно было спокойно передвигаться внутри поселка. И через две недели после перевода ко мне снова приехала жена. Начальник комендатуры сказал, что не верит, что я преступник, и разрешил жить с женой в комнате общежития. Там родился второй сын.

Театр

В середине декабря 1989 года меня освободили. Начальник вызвал в кабинет, посадил на стул и дал бумажку, а там написано: освободить за отсутствием состава преступления. Я долго не мог со стула встать. В начале 1990 года вернулся в Казахстан, восстановился в институте, через пять месяцев получил диплом. Из Павлодара приехали люди с предложением открыть у них казахский театр. Я, как патриот, первый поднял руку. Взял жену, детей и проработал там до 2005 года.

Не было такого, чтобы я посадил детей около себя и от начала до конца рассказал им эту историю, но между делом, бывает, что-то говорю. После освобождения и даже уже во время работы в театре я много думал, как восстание повлияло на Казахстан. Есть такой академик Амангельды Айталы, он мне сказал: «Если бы не было восстания 86-го года, я бы умер, не чувствуя, что я казах». Этих слов для меня было достаточно. Мы подняли национальный дух.

У нас на государственном уровне до сих пор не дана юридическая и политическая оценка того, что произошло. Что такое Желтоқсан? Событие, движение или восстание? Надо дать этому определение. Вот есть участники Великой Отечественной войны, участники Афганской войны, а кто мы такие? Правительство и президент должны признать нас борцами за свободу и независимость. Я не прошу у государства ордена или квартиры, главное — пусть это останется в истории.

Мусабек Ахметов, преподаватель, 51 год

Имя и фамилия героя изменены, так как он попросил об анонимности.

Мне тогда семнадцать лет было. Интересно было: я мальчишка, после десятого класса. Я тогда еще не понимал, вышел со всеми. Не жалею, конечно, что вышел. Казахстан — первая страна тут, которая поднялась за независимость.

Были последствия — мы пешком возвращались под утро, часов в пять. Подошли к общежитию, нас там уже встречало руководство училища. Записали нас, фамилию, группу, где учимся. Я простудился на следующий день и не пошел на занятия, а из тех, кого записали и кто пошел — того забрали. Кого-то осудили на пятнадцать суток, кого-то отчислили. Четырех из училища отчислили. Тех, кому не было 18, того в тот же день отпустили.

Сауле Сулейменова, художница, 50 лет

Художница из Алматы, состоит в Союзе художников Казахстана и выставляется со своими работами как на родине, так и за границей. Также известна как актриса и лектор.

До площади

Сауле Сулейменова. Фото: из личного архива

На площади

17-го я подошла на Абая-Фурманова. Пока шла, видела, как стояли машины с солдатами, на машинах — следы крови. Я дошла, встала у перевернутого автобуса и стала читать свои стихи. Правда, на русском. Кто-то стал говорить: «Почему на русском, давай қазақша!». Какая-то апашка говорит: «Вы послушайте, главное ведь, что она говорит». И мне дали прочитать до конца.

Было много людей, мы все пошли толпой, держась под локоть. Мы шли по Абая в сторону Ленина и кричали «Қазақ жасасын!» . Потом повернули вверх по Ленина и направо по Сатпаева подошли к новой площади. Она уже была оцеплена, стояли солдатики. Мы начали им говорить: «Чего вы тут стоите? Свои же против своих! Что вы делаете?» А они молодые все… Но я среди остальных была прям ребенок. Все, в основном, студенты из гуманитарных, творческих вузов.

Картина «Желтоксан» из серии работ Сауле Сулейменовой «Остаточная память», посвященной, помимо подавления восстания 1986-го, сталинским репрессиям и голоду в степи в 1930-х

Выходили всякие разные товарищи. Был Марат Абдрахманов, председатель ЦК комсомола. Долго говорил, совершенно мимо, никого не убедил. Потом Олжас Сулейменов выходил, еще какие-то люди. А потом, я не помню, как это началось, но приехали автобусы и оттуда вышли такие мужики крепкие с повязками «Дружина». Стали нас гонять. Мы бежали, падали, бежали. Я бежала с какими-то ребятами — видела, что хватали девчонок за волосы и кидали в грузовик. За косы хватали. Так страшно было и ужасно-ужасно холодно. Мы бежали и каким-то образом добежали до стадиона.

Бежали по Сатпаева, пытаясь от дружинников уйти. Потом оказалось, что это с Кировского завода привезли рабочих, чтобы нас разогнать. Бежали с какими-то ребятами, как потом оказалось, боксерами, они сказали: «Бежим до стадиона, у нас там есть тренировочные комнаты, можем спрятаться». Мы спрятались там под какими-то кроватями. Они тоже туда забежали, но не нашли нас. Мы сидели часов до двух, тряслись.

После площади

Я пришла домой в три часа, не помню как. Мама моя ужасно изнервничалась. До этого она должна была быть на площади и записывать, кто из студентов консерватории участвует в этой демонстрации. Она пришла и сказала: «Ничего не говори, я им сказала, что никого не было из консерватории, а дома нельзя говорить — может, прослушка стоит».

Картина «Желтоксан» из серии работ Сауле Сулейменовой «Остаточная память», посвященной, помимо подавления восстания 1986-го, сталинским репрессиям и голоду в степи в 1930-х

Я не разочаровалась в том, что вышла. У меня ситуация другая по сравнению с ребятами — я алматинка, из благополучной семьи. А там ребята из аулов, их так жестко крутили. Рашита Нурекеева вообще исключили из театрального института. Со мной относительно мягко обошлись.

Было сложно найти единомышленников, потому что в основном русскоязычные люди, которые меня окружали, они не понимали, зачем вообще было так рисковать.

В 1986 году Самату Тергембаеву было 26 лет, тогда он заканчивал театральное училище. В годы независимости работал директором различных театров, а также заместителем начальника алматинского управления культуры. Сейчас занимает должность директора музейно-мемориального комплекса АЛЖИР в Акмолинской области.

Честь

В то время нежданно-негаданно снимают нашего первого секретаря Кунаева Динмухамеда Ахметовича и на его место назначают — а пленум всего 18 минут длился! — человека со стороны России. Который в Казахстане ни разу не был, который не знает ни обычаев, ни языка, ни традиций. Нас это задело, по-казахски говорили — « намыс ». Нас никто не приглашал.

Мы не шли против русских, мы были против политики коммунистической партии в то время.

Количество пострадавших и погибших в дни Желтоксана до сих пор официально не подсчитано. По разным оценкам, могли погибнуть от 10 до 170 человек, а пострадали более 2 000. При этом силовиками были задержаны около 8 500 демонстрантов. Были отчислены из университетов и уволены с работы более 600 человек.

Уголовные дела были возбуждены в отношении 99 человек, двое были приговорены к смертной казни. Одним из них был 20-летний Кайрат Рыскулбеков. В приговоре утверждалось, что при его участии были сожжены девять машин, повреждены еще 152, ранены 326 милиционеров и 196 военнослужащих. Судебная коллегия выбрала для Рыскулбекова высшую форму наказания — расстрел. Однако в 1988 году президиум Верховного совета заменил расстрел на 20 лет лишения свободы.

Спустя месяц Кайрат Рыскулбеков был найден повешенным в тюрьме на майке сокамерника, которого перевели к нему за день до этого. По официальной версии, Рыскулбеков совершил самоубийство. В 1992 году его полностью реабилитировали, а в 1996 году указом президента посмертно наградили званием « Халық Қаһарманы ».

Бойня

Я тогда на последнем курсе театрального учился. Мы все вышли на площадь, чтобы показать свое несогласие. 16-го [декабря] был пленум, 17-го утром мы вышли. Шли по улице маршем, потом собрались у центральной площади.

Сначала был мирный митинг, мы выступали, говорили свое мнение. Потом начали подтягиваться милиционеры, потом — армия. И все, началось. Нас начали бить, увозить, забирать. Началась бойня. Там уже не разбирались, кто девушка, кто парень. Пинали, били саперской лопатой. По нам водометом стреляли, мы там как сосульки были. Невозможно было. Меня дубинкой ударили, ухо правое задели и плечо. Я руку правую не мог поднять. Я ушел домой, на квартиру — я уже семейный был — утром встать не мог.

Недалеко от нас было общежитие женского педагогического института. Когда мы утром 17-го к ним пошли, часов в десять, мы увидели, что перед общежитием стоят кэгэбэшники, преподаватели. Они их не выпускали. И девушки начали со второго этажа выпрыгивать. Это я не могу забыть.

Фотокопия из Центрального государственного архива Алматы

Как-то все на площади было сначала организованно: кто-то хочет что-то сказать, встает и говорит. Такая сплоченность, сильный порыв. А потом пришли провокаторы, начали драки провоцировать. Сначала мирное было выступление.

В общежитиях агитировали выходить… Мы учились в театральном, такие эмоциональные, творческие. А те, кто в КазГУ учился, на других технических факультетах учились, они как-то не понимали нас.

За город [некоторых протестующих] вывозили. Когда уже некуда было сажать, везли куда-то в сторону Каскелена. И зимой, холодно, оставляли их. Многие еле добирались, умирали. Но это не раскрывают, не изучают эти истории.

18-го опять собрались, но там уже была армия, они ждали. С моего курса четверых посадили. Нас месяца три-два с половиной таскали. Следователи из Москвы, из Омска, из Новосибирска. Потом, когда мы учебу закончили, меня распределили в Кызылорду. Я успел уехать, после этого четверых пацанов посадили. От четырех и выше они получили. Хотя они никакого преступления не совершили, они 16-го вечером ходили по общежитиям и студентов приглашали.

История

Что было, то прошло. Это история наша. Но до сих пор наша независимая республика не дала политическую оценку этой трагической ситуации. Они говорят «декабрьские события». Событие — это когда две машины стукнутся или подерется кто-то. А это было восстание народное. Нас еще окрестили наркоманами, алкашами, казахскими националистами.

Желтоксанцы до сих пор общаются, чаты есть. Сколько в Алмате их, в Астане. Недовольны они до сих пор, обижаются, что это восстание по международному стандарту не оценили. Это было народное выступление против тоталитаризма, против имперских замашек. В таком духе наша республика должна говорить, но это не озвучено.

Желтоксановцев это задевает. Сколько мы писем писали — в аппарат президента, во внутреннюю политику, все отмалчиваются. Коллективные письма отправляли, деятели, писатели наши подписывались. Писали: «Почему государство, независимый Казахстан, не дает оценку? Не говорит, что это не наркоманы, а вышла молодежь, которая любит свою родину, у которой была задета национальная гордость».

Фотокопия из Центрального государственного архива Алматы

Нас исключали из университетов, гнали с работы, не устраивали никуда. Мы не жалеем, что мы вышли. Казахский намыс это. Если бы мы промолчали тогда, это унизило бы нас. Дальше бы хуже было. Это восстание пробудило дух. После этого восставать другие начали — прибалты начали требовать независимость, демократию. Начало независимости было заложено нашими действиями в декабре 1986-го.

После Кызылорды я перевелся в Алмату, в академию наук, Институт литературы и искусства имени Мухтара Ауэзова. Меня еле туда приняли, боялись, что я декабрист. КГБ, куда бы мы ни устраивались, уже знали, что мы участвовали.

Декабрьские события 1986 года были далеко не единственной подобной акцией времен перестройки и последних лет существования СССР. 15 мая 1988 года в Баку прошел первый антиармянский митинг, на котором собралось более 15 тысяч человек. В последующем митинги начали проходить на постоянной основе и собирали по 20 тысяч человек. Все это вылилось в армянские погромы, которые начались 13 января 1990 года. Ситуация стабилизировалась лишь 20 января после того, как советские войска с боем вошли в Баку. Погибло 134 мирных жителя и не менее 20 солдат, пострадали около 700 человек.

Антиармянские акции проходили и в Таджикистане уже в феврале 1990 года. Для разгона протестующих были переброшены около пяти тысяч военнослужащих и сотрудников МВД СССР. В результате было убито 25 человек и ранено 565.

30 октября 1988 года в Минске прошел антикоммунистический митинг, на который, по разным оценкам, собралось от 15 до 20 тысячи человек. Для разгона демонстрантов милиционеры использовали дубинки и слезоточивый газ. Задержано было как минимум 72 человека.

Весной 1989 года в Грузии прошла череда оппозиционных митингов за выход из состава СССР. Кульминацией происходящего стала крупная спецоперация по разгону демонстрантов около дома правительства в Тбилиси. Милиция и военные окружили 10 тысяч человек, использовали слезоточивый газ, пехотные лопатки и резиновые дубинки. В результате погиб 21 человек и еще около 300 пострадали.

Курмангазы Рахметов, общественный деятель, 54 года

Рахметов организовал общественное движение «Желтоқсан», чтобы объединить участников протестов 1986 года. В 2011 году он подавал документы на участие в президентских выборах, но позже снял кандидатуру из-за недостаточного количества собранных подписей в его поддержку.

«Казправда» справедливо осудила

Я тогда учился в КазГУ на факультете физики, на первом курсе — мне было двадцать лет. Я вышел 17-го декабря. Все это видел. 18-го войска все разгромили, 19-го мы вышли уже вместе с курсом.

Если за 18 минут пленум решает такие глобальные жизненные вопросы, не считаясь с народом, как можно к этому спокойно отнестись? Мы тогда на первом курсе изучали работы Ленина про права человека и нацию, право ее на самоопределение. Москва, верхушка партии, со всем этим не считалась. Поставила неизвестного нам человека, какого-то Колбина. Несмотря на то, что у нас были готовые управлять страной кадры. Мы предлагали таких на площади.

Никто не ожидал [такой реакции силовиков]. В то время изредка показывали нам Америку. Программа «Время» была. Показывали, как там разгоняют. Нам казалось это немыслимым. А когда я воочию увидел, что было на площади, это было сверх… Я бы никогда не подумал, что власти пойдут против своего народа, будут так жестоко и жестко вести себя. Это был шок. Тем более спровоцировали это все власти, [а] не митингующие. У митингующих ничего с собой не было, кроме лозунгов. А против нас — войска.

Фотокопия из Центрального государственного архива Алматы

Я увидел другую сторону медали, другую сторону Луны. То, что Советский Союз с его дружбой народов — все было на словах, теорией. А на практике было то, что они провели спецоперацию против безоружной молодежи.

Про меня даже в «Комсомольской правде» писали, кажется, 15 января, мол, «справедливо осудили».

Извинения прокурора

Нас считали чуть ли не врагами народа. Не только меня, всех моих родственников. Один старший брат у меня был директор совхоза, его сразу сняли. Второго тоже с работы уволили. Сестры старшие студентками были, им тоже досталось. Даже аулу моему. Потом на учебу не принимали, говорили: «Вы с этого аула».

Сокурснику дали два года за ложные показания, 25 человек исключили из комсомола, из университета. Физический факультет КазГУ страшно попал.

Мы виделись с прокурором. Он извинился по-человечески. Передо мной извинился покойный председатель суда Кенжебаев. Когда я откинулся, приехал в Алматы, в 89-м. Он меня пригласил, извинился. Их можно понять — сверху на них давили. Во что бы то ни стало надо было нас посадить, наказать. Была такая политика из Москвы, что они могли сделать? Противостоять этому? Были и такие люди, недавно вот от коронавируса скончался мой первый следователь Баймагамбетов. Он отказался вести мое дело и порвал бумаги. Ему тоже попало после этого. Разные были люди: кто-то с честью подходил, кто-то по указке.

Сколько было комиссий по декабрьскому восстанию — ни одна свое дело не доделала, и ответов на многие вопросы до сих пор нет.

Во второй части материала «Медиазона» предоставит слово участникам событий с другой стороны: бывшим сотрудникам КГБ И МВД Казахстана, а также известному журналисту — уроженцу Алматы и экспертам по постсоветскому пространству.

Раз в неделю наши авторы делятся своими впечатлениями от главных событий и текстов

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *