Что было в мае 1915
Любачевские сражения, май-июнь 1915-го
Любачев – это город в юго-восточной Польше (восточная Галиция, на р. Любачевке), в районе которого в мае – июне 1915 г. произошло два сражения между русскими войсками Юго-Западного фронта и австро-германскими войсками.
1) 19 — 22 мая 1915 г. — наступление 3-й и 8-й армий Юго-Западного фронта на втором этапе Горлицкой операции 19. 04. – 10. 06. 1915 г.
2) 30 мая – 3 июня 1915 г. — оборонительное сражение 3-й и 8-й армий на третьем этапе Горлицкой операции.
В ходе боев на Сане 1 – 15 мая 1915 г. войска фронта потеряли плацдармы на левом берегу реки, а также в значительной степени утратили позиции и на правом берегу этого естественного рубежа обороны (см. сражения за Ярослав и Радымно; список в конце статьи). В ходе сражения на р. Сан командование Юго-Западного фронта осуществило еще одну попытку переломить ситуацию. Наступление русской 3-й армии имело особое значение в свете усилившегося натиска германской 11-й и австрийской 2-й армий на крепость Перемышль, защищаемую войсками русской 8-й армии. Требовалось отвлечь внимание противника от этого стратегического объекта.
Многообещающий замысел
Русское Верховное командование сосредотачивает на Юго-Западном фронте дополнительные силы. В качестве резерва Верховного главнокомандующего перебрасывались: 2-й Кавказский (пункт сосредоточения – Ходоров) и 23-й (пункт сосредоточения – Львов) армейские корпуса. Эти соединения должны были стать ядром новой армии, маневр которой мог переломить неблагоприятную оперативно-стратегическую ситуацию, сложившуюся на Юго-Западном фронте в результате Горлицкого прорыва.
Наступление противника на р. Сан 11-го мая (см. Радымно) сорвало этот план. И, учитывая, что положение русских войск на Сане и районе Перемышля было очень серьезно, Ставка считала, что прежде всего следует удержать за собой Галицию в максимально возможных масштабах. Таким образом, стратегия «удержания пространства» взяла верх над стратегией маневра. Все это имело далеко идущие неблагоприятные оперативно-стратегические последствия.
Стремясь вырвать инициативу из рук неприятеля и учитывая критическое положение русских войск у крепости Перемышль, сосредоточение значительных вражеских сил в районе Ярослава и активные действия противника против левого фланга 8-й армии, командующий Юго-Западным фронтом генерал от артиллерии Н. И. Иванов приказал своим армиям в ночь на 19-е мая «атаковать противника, разбить и отбросить его, стремясь выйти главными силами на линию Баранув – Ржешув — Дубецко – Хыров – Козювка – Вышков – Коросмеза – Быстрин — Бродил – Кимполунг».
24-й, 29-й и 3-й Кавказский армейские корпуса 3-й армии выполняли пассивную задачу. Энергичным наступлением они должны были сковать противника, не позволяя ему перебрасывать силы с фронта Ярослав — Сенява.
4-й Конный корпус, как только образуется тактический прорыв, должен был, выдвинувшись между 9-м и 15-м армейскими корпусами, ринуться в тыл главной группировке врага. Общее направление движения конницы — на Боянув — Кольбушева.
Главным противником войск русской 3-й армии были соединения австро-венгерской 4-й армии: 9-й армейский корпус (10-я пехотная дивизия и 106-я ландштурменная бригада); 14-й армейский корпус (3-я и 8-я пехотные дивизии); австрийские сводная, 21-я пехотная, 37-я и 41-я гонведные пехотные дивизии; германская 47-я резервная дивизия; 11-я гонведная кавалерийская дивизия, части 2-й кавалерийской дивизии.
Корпуса наносят удар
В ночь на 19-е мая корпуса русской 3-й армии перешли в наступление.
15-й армейский корпус занял сел. Каймув, Оцице, Суликов, но ураганный артогонь остановил его продвижение. Слабость собственной тяжелой артиллерии явилась важнейшим фактором, препятствовавшим успеху этого соединения. Удалось после упорного боя овладеть северной окраиной сел. Виджа. Попытки германцев атаковать левый фланг корпуса были отбиты. К концу операции — в ночь на 21-е мая — велся упорный бой на рубеже Виджа — Кравце.
9-му армейскому корпусу удалось успешно овладеть двумя линиями вражеских окопов. Но левый фланг соединения встретил упорное сопротивление — и ему продвинуться не удалось. Но и германские контратаки были отбиты. 20-го мая в районе Верхоле – Подволина — Боровина в ходе блестящей атаки 42-й пехотной дивизии была разгромлена дивизия австрийцев, захвачены орудия, пулеметы и значительное количество пленных.
В прорыв была введена конница. Журнал военных действий 20-го Донского казачьего полка (3-я Донская казачья дивизия 4-го Конного корпуса) сообщает: «В 2 часа ночи, с 20-го на 21-е мая, полк по тревоге выступил из с. Мальце к Ниско в составе 1-й бригады для развития успехов пехоты, сбившей противника с позиции у Ниско. На с. Новоселец был выслан разъезд хорунжего Тимощенкова Павла, который догнав арьергард отступавшего противника, атакой взял в плен 20 австрийцев. От Новоселец полк был двинут в обход на Залесье, но наткнулся на укрепленную позицию у с Залесье. Заняв позицию 1-й, 3-й и 4-й сотнями полк вступил в огневой бой с противником и прекратил его работу по усовершенствованию его окопов».
Русская пехота и кавалерия преследовали противника в направлении на Новоселец. 21-го мая 9-й армейский корпус продвинулся вперед по всему фронту и занял фронт Мазярне – Новоселице — Кошице.
14-й армейский корпус овладел сел. Струза — и неприятель поспешно отступал. Правый фланг соединения содействовал левому флангу 9-го корпуса. Овладев Струза, части корпуса повели наступление на мест. Рудник, овладев также и им. Участок Рудник — Заржины был наиболее перспективным для последующего развития успеха, но отсутствие резервов не позволило расширить наступление. В ночь на 21-е корпус продвинулся к югу от мест. Рудник и подошел к Новосельцы. Наступление продолжалось – 22-го мая удалось овладеть сел. Гробле. За 19 — 20 мая трофеи корпуса составили 32 офицера, 2683 нижних чина, 10 пулеметов и прожектор (в т. ч. 18-я пехотная дивизия захватила 20 офицеров, 1902 нижних чинов и 6 пулеметов, а 70-я пехотная дивизия — 12 офицеров, 781 нижнего чина, 4 пулемета и прожектор). Поступил приказ — в ночь на 23 мая наступление приостановить и закрепиться.
10-й армейский корпус столкнулся с сильно укрепленными позициями противника, обладавшими мощными проволочными заграждениями. Тем не менее, передовые части корпуса переправились на левобережье р. Сан, овладев фольварками и передовыми окопами противника. В ночь на 21-е мая овладели Тарногура и Заржины. Вражеские атаки были отбиты. Затем корпус, встретив сильное сопротивление, перешел к обороне.
3-й Кавказский армейский корпус, также встретив упорное сопротивление противника, переправился на левый берег р. Любачевка. Наступление соединения затруднялось огнем тяжелой артиллерии. Сосредоточившись на левом берегу р. Любачевки, части корпуса провели неудачную атаку — и с большими потерями отошли за реку.
24-й армейский корпус, встретив упорное сопротивление противника на сильно укрепленной позиции, не смог достичь тактического успеха. Некоторые части переправились на левый берег р. Любачевка, но их попытки перейти в наступление были неудачны, и корпус остался на исходных рубежах. Офицер-артиллерист вспоминал, как пехота таяла как восковая свеча среди адских костров. В такой обстановке и артиллерийская работа становилась невероятно тяжелой. Артиллеристы все время занимали самые рискованные позиции. Все наблюдательные пункты находились или непосредственно в пехотных окопах либо впереди их. Все время приходилось иметь дело с огромным количеством тяжелой и самой тяжелой артиллерии. Все время противником были немцы. И все время бригада работала с огромным самоотвержением.
29-й армейский корпус овладел сильно укрепленной позицией у мест. Цетула (на правом фланге соединения, тогда как левый фланг продвигался менее успешно). Под влиянием артогня противника, правому флангу корпуса пришлось отойти на исходные позиции. Части левого фланга овладели высотой 204 севернее мест. Запалов. 20-го мая правый фланг соединения вновь занял высоту 186 (севернее Цетулы), но в ночь на 21-е мая пришлось оставить высоту 204 и отойти на исходные позиции.
В ходе любачевских боев в корпусах 3-й армии ощущался недостаток тяжелой артиллерии и боеприпасов. Уже 18-го мая (т. е. еще до наступления) Верховный главнокомандующий категорически потребовал экономить имеющиеся в войсках боеприпасы.
«Долой немцев!»: немецкий погром 1915 году в Москве
Пятьдесят тысяч москвичей в мае 1915 года устроили националистический погром, разнесли семьсот помещений и убили несколько человек. Два дня город был во власти толпы.
Против «внутреннего врага» — погромы 1914 года
Начало Первой мировой войны вызвало в России небывалый всплеск национализма и германофобии. Июль и август 1914 года сопровождались патриотическими манифестациями и воззваниями. Почти сразу это привело к беспорядкам, направленным против этнических немцев (очень многочисленных в империи). В июле 1914 года в Петербурге демонстранты призывали к бойкоту немецких товаров и предприятий, разгромили несколько немецких лавок и кафе, «венскую булочную» и редакцию газеты «St Petersburger Zeitung». Полиция препятствовала погромщикам, но её численности едва хватало. Не удалось городовым и удержать толпу от разгрома здания немецкого посольства на Исаакиевской площади.
Общество в целом отнеслось к погромам неодобрительно. На какое-то время они прекратились. В Москве власти приняли некоторые предупредительные меры, в том числе сняли множество немецких вывесок. В Первопрестольной беспорядки начались только осенью 1914 г. 10 октября на Красной площади состоялся молебен, после которого молодёжь пошла по городу и под возгласы «Долой немцев!» громила магазины – всего пострадало 30 немецких контор, а также 1 русское, 1 английское и 2 бельгийских предприятия. Сотрудник газеты «Речь» писал, как выглядела Москва после погрома: «Я проехал по Мясницкой. Точно неприятель побывал на одной из главных деловых артерий города. Было жутко и стыдно глядеть. Зияли дыры на месте окон, поблёскивало на электрическом свете битое стекло, белели доски, которыми наскоро зашиты злополучные магазины. То же, хотя и не так часто – на Кузнецком мосту, на Петровке, Арбате».
Патриотическая манифестация в Санкт-Петербурге, 1914. (pastvu.com)
Полиция арестовала 21 человека из числа наиболее яростных погромщиков и продержала их по 3 месяца в тюрьме; московские власти обещали строго карать хулиганов в случае повторения беспорядков. Тем не менее волна германофобии в обществе продолжала нарастать. Народ бойкотировал немецкие фирмы, на многих предприятиях увольняли немецких служащих (чего часто требовали их русские коллеги), газеты плодили слухи о шпионах и изменниках в правительстве и при дворе. Журналисты давно уже называли русских немцев, даже обрусевших, которых нельзя было заподозрить в каком-либо сотрудничестве с врагом, «мирными завоевателями» и «спрутом», а само их присутствие – «засильем». Насаждался образ «немца-врага», происками которого объяснялись многие проблемы и происшествия. Русский генерал Ю. Н. Данилов вспоминал, как «шпиономания не щадила никого, и самые нелепые и гнусные обвинения возводились на людей с безупречным именем». Правительство, с одной стороны, шло у общественного мнения на поводу, с другой – само подогревало германофобию различными антинемецкими мерами (например, запретом преподавания на немецком языке, переименованием столицы в Петроград, выселением интернированных, ограничениями для немецких коммерсантов и т.д.).
Ещё одна демонстрация в Петербурге на Дворцовой площади, 1914. (russianphoto.ru)
ч. 10 Немецкий погром 1915 года
Немецкий погром 1915 года.
Ну и ещё об одной «национальной» трагедии, которую очень не любят вспоминать историки, прославляющие «Россию которую мы потеряли».
О трёхдневном немецком погроме в Москве 27-29 мая 1915 г..
Эта тема заслуживает отдельного подробного разговора, здесь мы лишь коснёмся некоторых её обстоятельств.
Надо сказать, что со времён Петра Великого и Екатерины Второй немцы занимали особую роль в Российской империи и руководстве ее армии и флота.
«К лету 1914 года из 1,5 тысяч генералов Русской Императорской Армии этнических немцев было более 20 процентов. Треть командирских должностей в Гвардии занимали также выходцы из немецких знатных родов. Традиционно высокий уровень занимали немцы среди командного состава Императорского Флота (20 процентов). Даже в Свите Государя Императора из 117 человек 37 было немцами.
По подсчетам немецких историков, более 300 тысяч немцев, подданных Российской Империи, сражалось в рядах Русской Армии против армий Германии и Австро-Венгрии».
АБСОЛЮТНОЕ большинство «русских немцев» искренне любили Россию и верно служили ей. Вспомним лишь некоторые имена генералов и адмиралов русской армии времён Первой мировой войны.
Адмиралы Н.О. Эссен и Эбергардт, генералы П.А. Плеве, П.К. Ренненкампф, в начале войны командовали крупнейшими флотскими и армейскими объединениями. Не всем им, и не всегда сопутствовала удача на той войне, но уж и шпионами и предателями они ТОЧНО не были.
Можно добавить фамилии генерал-лейтенанта А.Ф. Бринкена (командира XXII Финляндского корпуса), генералов В.Е. Флуга, А.П. Будберга, знаменитого барона П. Врангеля и многих, многих других русских немцев. Это были прекрасные офицеры и патриоты, не опозорившие звание русского офицера, и ни в чём не уступавшие своим «истинно русским» коллегам.
Конечно, всегда существовали определённые трения между немецкой «диаспорой» и другими национальностями, но с началом Первой мировой трения нередко превращались во вражду, а вражда – в ненависть.
Довольно подробное описание тех событий имеется в статье С. Фомина «Уничтожение котелков». Приведём некоторые выдержки из неё, с небольшими комментариями).
Первые эксцессы произошли уже сразу же после объявления войны.
Петербургская публика (а отнюдь не одни т.н. «люмпены») при ПОЛНОМ попустительстве полиции разгромила и сожгла германское посольство на углу Большой Морской и Исаакиевской площади. Даже коней, стоявших на крыше посольства стащили и потом утопили в Мойке.
От внутреннего убранства помещений посольства остались одни лишь воспоминания»
Призрак будущей революционной анархии вышел в тот день на улицы русской столицы…
Но и это не всё:
— «Была запрещена немецкая речь. Нарушители подвергались весьма внушительному штрафу до трех тысяч рублей или трехмесячному заключению;
— Исполнение музыкальных произведений немецких композиторов считалось непатриотическим поступком.
— Носившие немецкие названия населенные пункты были переименованы.
Почти афористичная запись по этому поводу содержится в дневнике художника К. А. Сомова (19.8.1914): «Поражение наших войск, уничтожено два корпуса, убит Самсонов. Позорное переименование Петербурга в Петроград!»
«Скоро Мне Мой Петергоф назовут Петрушкин Двор»– отозвалась на это событие вдовствующая Императрица Мария Федоровна.
«Его переименовали, не спросясь: точно разжаловали», – писал уже в эмиграции управляющий канцелярией ведомства землеустройства и земледелия И. И. Тхоржевский. Именно в силу занимаемой должности он знал, что переименование произошло по предложению министра земледелия А. В. Кривошеина. Государь принял решение во время последнего его доклада (судя по Царскому дневнику, 11 августа).
А вот дневниковая запись З. Н. Гиппиус (29.9.1914): «Трезвая Россия – по манию Царя. По манию же Царя Петербург великого Петра – провалился, разрушен. Худой знак!»
Очень точно написал об этом А. Керсновский:
«Венцом глупости было, конечно, требование переименовать Санкт-Петербург в Петроград — град Святого Петра в город Петра I. Невежество наших образованных кругов, от которых исходила инициатива, было поразительно. Петр I назвал основанный им город в честь своего святого — «Санкт-Питербурх» — на голландский, отнюдь не на немецкий образец и, конечно, не подумал назвать его в честь себя. Санкт-Петербург по-русски можно было бы перевести «Святопетровск». «Петроград» явился первым шагом к «Ленинграду». Одни варвары переняли у других. Одновременно с этим по всей стране началась охота на «немецких шпионов» — дикая травля ни в чем неповинных людей. С помощью услужливой печати, которой вдруг всюду померещились переодетые прусские ротмистры, серьезное и всенародное дело защиты России превращалось в уголовный роман».
Как известно, ничего хорошего не вышло и из «сухого закона» Николая Второго. Скакнули цены на спиртное, да расцвело самогоноварение в деревнях.
«Благородная» публика пила на банкетах водку из чайников, крестьяне – стали массово гнать самогон.
«Отнять всё и поделить» – как видим это придумали вовсе не Троцкий с Лениным в 1918 году.
Задолго ДО революции у нас вовсю «дербанили» землю и имущество ни в чём не повинных (кроме того, что они немцы) колонистов
Однако крестьяне, как того и следовало ожидать, не остановились на достигнутом: вскоре они заговорили о своих «правах» не только на «немецкие», но и на помещичьи земли…
А вот как происходил сам московский погром.
Предвестником его были военные неудачи на фронтах и стремление правящей верхушки свалить ответственность за них на русских немцев.
А. Керсновский отмечал:
«Катастрофе в Августовских лесах суждено было иметь знаменательный и печальный эпилог. Ее не удалось скрыть от страны или замять, подобно самсоновской катастрофе, когда общественному мнению столь кстати был преподнесен Львов. По всей России поползли слухи, один тревожнее и нелепее другого. Невежественная толпа, не знавшая о ходе событий (что составляло государственную тайну), стала, как водится, видеть всюду «германских шпионов» и «темные силы».
Наиболее всё это ярко это проявилось в Москве.
С. Фомин так описывает произошедшие там события:
«17 мая 1915 г. главноначальствующим Москвы и начальником Московского военного округа назначили князя Ф. Ф. Юсупова (это его сынок в конце 1916 года будет участвовать в убийстве Г.Е. Распутина).
Назначение состоялось тотчас по возвращении его из поездки в Галицию, при поддержке Вел. Кн. Николая Николаевича.
«Главноначальствующим Москвы, – читаем запись в дневнике известного искусствоведа бар. Н. Н. Врангеля, – недавно назначен князь Юсупов – один из глупейших людей Российской Империи, известный тем, что ему “удалось” полученные им за женой 50 миллионов рублей сократить более чем на половину. Будучи крайне скуп, Юсупов, желая увеличить упавшее ему с неба состояние его жены, пускался в разные аферы и, конечно, достиг результатов печальных.
Москва, столько лет прекрасно жившая без генерал-губернатора получила в подарок это сокровище, вероятно, лишь за то, что сын Юсупова женат на дочери Вел. Кн. Александра Михайловича и, несмотря на свою, всем известную, склонность к лицам одного с ним пола, ухитрился сделаться отцом.
За эти доблести отец “героя” и назначен искоренять крамолу москвичей и изгонять “немецкое засилье” разных московских Эрленгеров и Кнопов. Результаты такой деятельности уже сказались: московские хулиганы, подстрекаемые глупыми приказами нового начальника, начали громить немецкие фирмы, разграбили магазины и произвели постыдные безчинства».
Другой причиной назначения на этот пост была личная дружба, связывавшая супругу генерал-губернатора кн. З. Н. Юсупову с Вел. Княгиней Елизаветой Феодоровной, настоятельницей основанной ею Марфо-Мариинской обители в Москве.
С назначением кн. Ф. Ф. Юсупова антинемецкие настроения получили как бы поддержку свыше.
С первых дней своего правления кн. Ф. Ф. Юсупов пытался снискать у простонародья славу борца за их интересы. Германофобия самого Ф. Ф. Юсупова ни для кого не была секретом.
В ходе развернутой не без поддержки кн. Ф. Ф. Юсупова в Москве кампании «борьбы с немецким засильем», которой ловко воспользовались конкуренты с ненемецкими фамилиями, «московские немцы», прежде всего, были вытеснены из представительных органов делового мiра, а затем над возглавляемыми немцами фирмами был установлен правительственный контроль.
Координировал эти действия образованный в Петрограде Особый комитет по борьбе с немецким засильем.
«Обосновывалось» всё это очень просто. Как писал автор одной нашумевшей в то время книги, «немецкий шпионаж органически сросся с немецкой промышленностью…» Имея в виду предприятия, на которых на руководящих постах работали немцы, много говорили о «преднамеренном саботаже в пользу врага». Все это, в конце концов, создало «прецедент лишения частной собственности по признаку происхождения, национальности, вероисповедания и т. д., что стимулировало рост экспроприаторских настроений в низах общества».
Внешними причинами разразившегося в Москве погрома, как уже говорилось, были военные неудачи на фронте.
«Весной 1915 г, когда, после блестящих побед в Галиции и на Карпатах, российские армии вступили в период “великого отступления”, – вспоминал ген. А. И. Деникин, – русское общество волновалось и искало “виновников”, 5-ю колонну, как теперь выражаются.
По стране пронеслась волна злобы против своих немцев, большей частью давным-давно обруселых, сохранивших только свои немецкие фамилии. Во многих местах это вылилось в демонстрации, оскорбления лиц немецкого происхождения и погромы. Особенно серьезные безпорядки произошли в Москве, где, между прочим, толпа забросала камнями карету сестры Царицы, Великой Княгини Елизаветы Феодоровны…»
(Нынешние мифотворцы любят рассказывать, что москвичи чуть ли не боготворили в.к. Елизавету Феодоровну. Как видим, из нескольких источников следует, что её карету москвичи ЗАБРОСАЛИ КАМНЯМИ во время тех событий).
Вернёмся к деталям московского погрома.
««Во второе лето Великой европейской войны, в конце мая 1915 года, в Первопрестольной столице бывшего Российского государства, в Москве, произошел грандиозный погром. Били немцев», – так описывал эти события действительный статский советник Н. П. Харламов, посланный в 1915 г. во вторую столицу для официального правительственного расследования.
…Часть тех рабочих, манифестировавших с Царскими портретами и национальными флагами, ворвались сначала в квартиру директора-распорядителя этой фабрики, уже выселенного с нее, германского подданного Германа Янсена, а затем в соседнюю квартиру русской подданной, потомственной дворянки Бетти Энгельс, два сына которой состояли прапорщиками Русской Армии. В квартире Энгельс пряталась жена Янсена – Эмилия Янсен, его сестра Конкордия Янсен – голландская подданная и теща – Эмилия Штолле – германская подданная. Все четыре женщины были схвачены, причем двух из них – Бетти Энгельс и Конкордию Янсен – утопили в водоотводном канале, а двух остальных избили так сильно, что Эмилия Янсен умерла на месте избиения, а 70-летняя старуха Эмилия Штолле скончалась в больнице, куда была доставлена отбившею ее полицией.
Фабрику Шрадера толпа разгромила, а квартиру Энгельс подожгла, причем прибывшей пожарной команде не давали тушить пожара, а полиции убирать трупы убитых женщин. По словам полицейского пристава Диевского, пережившего ужасы московского вооруженного восстания 1905 года, он “ни тогда, ни вообще когда-либо в жизни не видел такого ожесточения, разъярения толпы, до какого она дошла к вечеру 27 мая. Это были точно сумасшедшие какие-то, ничего не слышавшие и не понимавшие”…»
Вечером 27 мая градоначальник ген. Адрианов распорядился удалить с московских фабрик всех немцев, расценив действия погромщиков следующим образом: «толпа хорошая, веселая, патриотически настроенная» и вообще ничего особенного в городе не случилось, разве что «обычное уличное буйство, которое теперь и прекратилось»
Однако на следующий день, 28 мая, забастовали все заводы Москвы. Толпы были еще гуще. Несли национальные флаги, Царские портреты, пели народный гимн. Кричали «Долой немцев!» «Да здравствует Государь Император и Русская Армия!»
Под предлогом проверки документов врывались в квартиры, и не дай Бог, если у проживавших там были немецкие фамилии…
При этом, однако, евреев, например, не трогали (чем и объясняется «заговор молчания» по поводу событий в Москве прессы). «Это подтверждается, – пишет современный немецкий исследователь, – как многочисленными заявлениями свидетелей, так и заключениями сенатской комиссии, отметившей только антигерманскую направленность движения. Один из очевидцев так описывает поведение толпы, дискутировавшей по поводу определения национальности жертвы: “В толпе, собравшейся у магазина Левинсона, шли горячие споры, кто такой Левинсон – еврей или немец. Убедившись, что он еврей, толпа проходила мимо, но подходила новая манифестация, и все начиналось сначала…”
Отмечен только один преднамеренный случай разгрома дачи у еврея – барона Гинцбурга – “единственного на всю Россию еврея-барона”, так как толпа просто не поверила, что баронский титул мог быть присвоен еврею»
Попустительство властей породило чудовищный слух. «В народе идет молва, – заявил депутат Н. И. Астров на экстренном заседании городской Думы, – что на четыре дня разрешено предаться грабежу. Этого мало. Говорят также, что в Москве будет Варфоломеевская ночь…».
Число погромщиков в самый пик погрома, 27-28 мая, превышало 100 тысяч человек.
Публика, сначала стоявшая поодаль и наблюдавшая всё со стороны, стала, наконец, испытывать чувства радости. Впоследствии, по свидетельству очевидцев, активное участие в беззакониях принимали представители средних городских слоев: интеллигенция, мелкие служащие, чиновники, студенты. В грабежах были замечены также солдаты, в том числе находившиеся на излечении в московских госпиталях раненые и даже …сестры милосердия, а в насилиях над немцами – и офицеры.
Награбленное впоследствии «всплыло» в подмосковных деревнях, а также во Владимире, Рязани, Туле. В Москве возникли даже импровизированные базары, на которых открыто торговали этими позорными «трофеями» народного неистовства.
Лишь прибывшие в город, по решению Московской городской думы, рано утром 29 мая регулярные воинские части прекратили погром.
Отправленный для расследования обстоятельств погрома государственный чиновник так описывает свой въезд в Москву 2 июня 1915 г.: «Проезжая с Николаевского вокзала, я был поражен видом московских улиц. Можно было подумать, что город выдержал бомбардировку вильгельмовских армий. Были разрушены не только почти все магазины, но даже разрушены некоторые дома, как оказалось затем, сгоревшие от учиненных во время погрома поджогов. В числе наиболее разгромленных улиц была между прочим – Мясницкая, на которой, кажется, не уцелело ни одного магазина, и даже с вывеской русских владельцев…»
В ходе погрома было убито 5 человек немецкого происхождения, четверо из которых были женщины. Разгромлено 732 отдельных помещения, в число которых входили магазины, склады, конторы и частные квартиры. Официально было зафиксировано более 60 возгораний. Приблизительная общая сумма убытка – более 50 миллионов рублей. Учитывались лишь только те убытки, о которых заявили потерпевшие. Погрому подвергались даже те фирмы, которые исполняли военные заказы. Расследование установило, что в результате трехдневных безпорядков пострадали не только 113 германских и австрийских подданных, но и 489 подданных Российской Империи с иностранными и 90 с чисто русскими фамилиями.
То была своего рода репетиция революционных погромов, грабежей и вымогательств, правда, тогда под управлением генерал-адъютанта Его Величества и русского князя.
Однако майские события в Москве имели под собой и иную подоплеку. Вот в этом смысле несколько весьма примечательных записей французского посла М. Палеолога:
«В течение последних нескольких дней Москва волновалась. Слухи об измене ходили в народе; обвиняли громко Императора, Императрицу, Распутина и всех важных придворных».
«Московские волнения носили чрезвычайно серьезный характер, недостаточно освещенный отчетами печати.
На знаменитой Красной площади, видевшей столько исторических событий, толпа бранила Царских Особ, требуя пострижения Императрицы в монахини, отречения Императора, передачи Престола Великому Князю Николаю Николаевичу, повешения Распутина и проч.
Шумные манифестации направились также к Марфо-Мариинскому монастырю, где игуменьей состоит Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, сестра Императрицы и вдова Великого Князя Сергея Александровича. Эта прекрасная женщина, изнуряющая себя в делах покаяния и молитвах, была осыпана оскорблениями: ПРОСТОЙ НАРОД В МОСКВЕ ДАВНО УБЕЖДЁН, что ОНА НЕМЕЦКАЯ ШПИОНКА, и даже, что она скрывает у себя в монастыре своего брата, Великого герцога Гессенского. (. )
Судя по тому, что об этом инциденте с закидыванием москвичами камнями в.к. Елизаветы Феодоровны, вспоминают и начальник царской охраны, и простой фронтовой командир пехотной бригады А.И. Деникин, и французский посол М. Палеолог, история эта была широко известна в стране и горячо обсуждалась в самых разных кругах тогдашнего общества.
«Эти известия вызвали ужас в Царском Селе. Императрица горячо обвиняет князя Юсупова, Московского генерал-губернатора, который по своей слабости и непредусмотрительности подверг Императорскую Семью подобным оскорблениям».
Немецкая открытка времен ПМВ:
Царь спрашивает: «Мой дорогой Распутин, почему немцы всегда побеждают?»