Что было в питере в 1904 году
Что было в питере в 1904 году
* Для сопоставления событий, происходивших в России и в Западной Европе, во всех хронологических таблицах, начиная с 1582 года (года введения Григорианского календаря в восьми странах Европы) и кончая 1918 годом (годом перехода Советской России с Юлианского на Григорианский календарь), в графе ДАТЫ указывается дата только по Григорианскому календарю, а дата по юлианскому календарю указывается в скобках вместе с описанием события. В хронологических таблицах, описывающих периоды до введения нового стиля папой римским Григорием XIII, (в графе ДАТЫ) даты указаны только по Юлианскому календарю. При этом перевод на Григорианский календарь не делается, потому что таковой не существовал.
О событиях года читайте:
Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919 гг. Тома I и II. Париж, 1933. Глава III. Разрешение конфликта с В. К. Плеве. — Убийство Плеве. — Легенда о бумагах, находившихся в портфеле Плеве в момент его убийства. — Новый министр внутренних дел Князь П. Д. Святополк-Мирский и его связь с С. Ю. Витте. — Указ 12-го декабря 1904 года. — Д. Ф. Трепов и рабочий вопрос. — Гапоновское движение. — Демонстрация 9-го января 1905 г. — Мои возражения, сделанные Государю по поводу проекта Трепова о личном воздействии Государя на рабочих. — Прием Государем делегации рабочих Петроградского района. — Неудавшаяся попытка обследования положения рабочих Петроградского района.
Литература:
Полная хронология XX века. Вече-Аст. М., 1999.
Год 1904
События истории России за 1904 год
Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника » Развернутая хронология » 1904
Русская роспись на 1904 г., составленная без расчета на войну, была сведена с дефицитом в 195 млн. руб., который надлежало покрыть из свободной наличности (312 млн. руб.). Как только началась война, был произведен новый выпуск ассигнаций на 50 млн. и объявлено о сокращении бюджетных исчислений на 134 млн. (из них 75 — из кредитов на постройку новых железных дорог и улучшение старых, 18 — из кредитов на улучшение водных путей сообщения). Составившиеся таким образом средства не могли покрыть требований военного времени, так как по самым скромным расчетам война требовала не менее 50 млн. руб. в месяц, и кроме того, подрывая торговлю и промышленность, неблагоприятно отражалась на поступлении государственных доходов. Поэтому весной 1904 г. был заключен в Париже 5 %-й заем на сумму 300 млн. руб., а в августе объявлено о выпуске нового внутреннего займа на 150 миллионов рублей шестью сериями по 25 миллионов. Увеличен сбор с пассажирских билетов в пользу Красного Креста с 5 коп. до 10 коп. На экономическом состоянии России война сразу отразилась очень тяжело; множество фабрик должны были прекратить работу; особенно пострадала нефтяная промышленность, вследствие затруднения вывоза из портов Черного моря; на рабочем рынке появилось исключительно большое число свободных рабочих рук; торговые обороты сильно пали.
Бакинская стачка нефтяников; заключение первого в России коллективного договора.
В Санкт-Петербурге проходит Земский съезд, который требует принятия республиканской конституции и гражданских свобод.
Высочайшим манифестом 11 августа 1904 г. телесные наказания, установленные по закону для сельских обывателей, инородцев и других лиц, не изъятых от этих наказаний по правам состояния или особым узаконениям, отменены, с заменой их другими взысканиями; также отменены телесные наказания, установленные для малолетних ремесленников и корабельных служителей. На основании Высочайшего повеления от 30 июля 1904 г. наказание розгами в войсках и флоте исключено из числа последствий перевода в разряд штрафованных как в мирное, так и в военное время. В местностях, где не устроено еще военных тюрем, одиночное заключение в военной тюрьме должно быть заменяемо содержанием под арестом на хлебе и воде, с переводом в разряд штрафованных. Дисциплинарное наказание розгами в военно-тюремных заведениях сохранено для тех заключенных, которые по правам состояния, по образованию или по особым постановлениям не изъяты от телесного наказания, о чем должно быть сказано в судебном приговоре.
5 (18) мая 1904 г. в Париже подписано уполномоченными России и 12 других европейских государств международное соглашение о принятии административных мер для пресечения торговли женщинами. Каждое из договаривающихся правительств обязалось установить или избрать облеченное властью учреждение, которому поручается сосредоточивать все сведения о вербовке женщин для занятия развратом за границей; этому учреждению предоставляется сноситься непосредственно с подобными же учреждениями в иностранных государствах. Государства взаимно обязались установить наблюдение для обнаружения, особенно на железнодорожных вокзалах, в портах и по пути следования, проводников женщин, предназначаемых для разврата. О прибытии лиц, очевидно являющихся виновниками, соучастниками или жертвами такого торга, сообщается или властям места назначения, или дипломатическим и консульским агентам, или всяким прочим компетентным властям. Правительства обязаны принимать заявления женщин иностранного происхождения, занимающихся проституцией, с целью установить их самоличность и гражданское состояние и выяснить, кто склонил их покинуть родину. Собранные сведения сообщаются властям места происхождения означенных женщин, ввиду возможного водворения их на родину. Жертвы преступной торговли, когда они лишены средств, поручаются правительствами, временно, общественным или частным учреждениям призрения или заслуживающим доверия частным лицам. Правительства обязаны также, по мере возможности, отправлять на родину тех женщин, которые будут просить о их водворении или возвращения которых потребуют лица, имеющие власть над ними. Каждая из договаривающихся стран способствует провозу женщин через ее территорию. В случае несостоятельности женщины, расходы по ее возвращению на родину покрываются за счет страны, на территории которой она находится, и страны ее происхождения. Все договаривающиеся государства обязались установить возможный надзор за конторами и агентствами по приисканию мест для женщин за границей.
В Туле появился «Приют для опьяневших». Ежегодно в Тульской губернии от перепоя гибло около двухсот человек. По словам врача Кассиана Тейзинга, пришедшего на работу в приют с должности врача тюремного замка, туляки могли выпить «до восьми бутылок водки или до сорока бутылок пива». Услуги были бесплатными, пациентов отпаивали рассолом и водным раствором нашатырного спирта, при сердечной недостаточности давали камфару и обязательно кормили. Для развлечения больных «допускалась игра на граммофоне». Если же человек был беден и плохо одет, то при выписке его обеспечивали одеждой и обувью (по материалам газеты «Московская правда», 24 феврапя 2001 года)
ВОССТАНОВЛЕН РЕЦЕПТ САЛАТА «ОЛИВЬЕ»
Салат «Оливье» изобрел в 60-е годы XIX века повар-француз Люсьен Оливье – владелец трактира «Эрмитаж», который в те времена находился на Трубной площади. Способ приготовления салата Люсьен Оливье держал в тайне, и с его смертью секрет рецепта считался утерянным. Тем не менее, основные ингредиенты были известны, и в 1904 году рецептура приготовления салата была воспроизведена. Вот его состав: 2 рябчика, телячий язык, четверть фунта паюсной икры, полфунта свежего салата, 25 штук отварных раков, полбанки пикулей, полбанки сои кабуль, два свежих огурца, четверть фунта каперсов, 5 яиц вкрутую. Для соуса: майонез провансаль должен быть приготовлен на французском уксусе из 2 яиц и 1 фунта прованского (оливкого) масла.
Сообщение отправлено: 8 мая 2006 21:34 ( Ne administrator)
Сообщение отредактировано: 18 июня 2006 14:11
Военные действия
Так несчастливо для нас началась морская кампания: Порт-Артур был блокирован с моря эскадрой Того, русская эскадра заперта в его гавани и не могла выходить на далекое пространство от берега, ибо в открытом море, вне защиты могучих береговых батарей Порт-Артура, она была значительно слабее японцев; другая эскадра, кап. Рейценштейна, находившаяся во Владивостоке, была отрезана от порт-артурской. В течение всего февраля Того беспрестанно начинал бомбардировку Порт-Артура и порт-артурской эскадры, но без заметных результатов, так как близко к крепости он подойти не решался из опасения сухопутных батарей. Несколько раз также он делал попытки заградить вход в Порт-Артурский рейд, направляя туда свои брандеры и топя их в мелком и узком проливе; но если ему и удавалось иногда достигнуть цели, то далеко не вполне и на очень короткий срок. Только один раз, именно 20 апр., это доставило очень значительные выгоды японцам, облегчив возможность десанта в Бицзыво. Из значительного числа перестрелок и морских сражений у Порт-Артура в феврале и марте, оканчивавшихся без значительных результатов, необходимо отметить сражение 26 февр., в котором погибли один японский миноносец и один русский («Стерегущий»), причем экипаж последнего частью погиб, частью попал в плен. В марте, после прибытия в Порт-Артур вице-адмирала Макарова, русская эскадра стала выходить в море дальше от берега. 31 марта произошло значительное сражение, в котором погиб почти со всем экипажем русский миноносец «Страшный». Адмиральский броненосец «Петропавловск» наткнулся на мину (судя по всем данным — японскую, поставленную японцами за два дня до боя, а не русскую, как думали сначала), взорвался и в две минуты затонул. На нем погибли вице-адм. Макаров, знаменитый художник В. В. Верещагин и около 700 чел. экипажа; спасен вел. кн. Кирилл Владимирович. Другой броненосец, «Победа», получил от торпеды сильную пробоину в правом борту, которую зачинил только через несколько месяцев. Командующим флотом на место Макарова назначен вице-адм. Скрыдлов. Русская порт-артурская эскадра, ослабленная этим событием (в Порт-Артуре осталось способных к активным действиям 3 броненосца, с тоннажем 34000 и 179 орудиями, против 7 японских, с тоннажем 93000 и 392 орудиями), была лишена на весь апрель способности к активным действиям. Владивостокская эскадра Йессена несколько раз выходила в море и 12 апр. потопила у вост. берега Кореи близ г. Гензана японский военный транспорт «Киншию Мару», сняв предварительно с него 20 офицеров, 17 нижн. чинов и не-военных, которые сдались; остальная (значительная) часть экипажа отказалась сдаться и предпочла погибнуть. Тогда же, как и в другие свои экскурсии, владивостокская эскадра топила торговые пароходы Японии, нанося этим вред ее торговле. Но эта эскадра была слишком слаба, чтобы предупредить десант японских войск в Корее, преимущественно в Чемульпо (ближайшая гавань к Маньчжурии, которая уже в конце января была свободна от льда). Высадка производилась под защитой могущественной эскадры адм. Того, с полной безопасностью для японцев. Весь февраль, март, а может быть и апрель постепенно происходила высадка японской армии (под командой ген. Куроки), состоящей из 5 дивизий, в том числе одной гвардейской и одной резервной (около 128000 чел., при 294 оpyдиях). Силы эти сосредоточены были в Корее, которая сделалась таким образом ареной военных действий. Русские сосредоточили один корпус под командой ген. Засулича на правом (маньчжурском) берегу реки Ялу. В Корею навстречу японцам была двинута только казачья бригада под командой ген. Мищенко, которая исполняла более разведочную, чем боевую службу. У отдельных ее отрядов происходили многочисленные, но незначительные стычки с японцами. Самая крупная из них произошла 15 марта у Чонджу (на сев.-зап. Кореи) между 6 сотнями казаков и несколько большими силами японцев; после нескольких часов перестрелки казаки отступили на сев., с потерей 4 чел. убитыми и 14 ранеными (японские потери, по японским донесениям, приблизительно такие же). С 12 апреля японцы начали, под защитой нескольких канонерок, переправу через Ялу близ ее устья. Почти неделю происходила переправа, сопровождавшаяся битвами; 18 апр. она закончилась большим сражением корпуса Засулича с значительно превосходившими его силы силами японцев на правом берегу р. Ялу, близ Тюренчена. Сражение было принято ген. Засуличем потому, что он, вследствие случайного перерыва телеграфного сообщения, не получил своевременно приказа ген. Куропаткина об отступлении. После упорного сопротивления русские отступили к Фынхуанчену, оставив на поле битвы по офиц. данным 26 офицеров и 564 нижних чина убитыми, около 700 пропавшими без вести (большинство их, вероятно, попали в плен) и более 1000 чел. ранеными; общая сумма потерь — 2394 чел. По японским сообщениям японские потери не превышали 1000 чел. убитыми и ранеными. Этим сражением открылась сухопутная война, причем театр ее был перенесен из Кореи в Маньчжурию и, почти одновременно, на Ляодун.
2. Второй период войны, преимущественно сухопутной, борьба зa Ляодунский полуостров. 18 апреля — 25 июня 1904 г. Победа при Тюренчене дала японцам возможность: 1) двигаться на запад, по направлению к линии Восточно-Китайской железной дороги (участок Гайчжоу — Хайчен — Ляоян — Мукден); 2) произвести высадку уже на самом Ляодунском полуострове. Морские операции отошли на задний план, хотя, в противоположность первому периоду японских успехов на море, второй отмечен несколькими серьезными их неудачами. После Тюренченского боя русские без сражения отдали японцам город Фынхуанчен, который стал главной квартирой генерала Куроки. Высадка на Ляодунский полуостров началась 21 апреля в Бицзыво (вост. берег); высажена 2-я армия под командой ген. Оку; позднее высажена 3-я (Нодзу) около Дакушана (СВ), еще позднее 4-ая, которой командовал, кажется, генерал Ноги; но к ней вскоре прибыл назначенный главнокомандующим маршал Ойяма, который и руководил ее действиями больше, чем действиями других армий. Армия Оку двинулась на ЮЗ. 29 апреля она заняла железнодорожную станцию Пуландян и отрезала таким образом от Маньчжурии юг Ляодунского полуострова, с его оконечностью Квантуном и находящейся на ней крепостью Порт-Артуром. Предвидя начало осады Порт-Артура, генерал-адъютант Алексеев еще за несколько дней до этого перенес свою главную квартиру в Мукден. Началась долгая и упорная осада Порт-Артура с суши, сопровождавшаяся блокадой с моря. В Порт-Артуре не было ни аппаратов беспроволочного телеграфа, ни воздухоплавательного парка, так что в первое время только изредка доносились из него вести через офицеров и солдат, пробиравшихся мимо японских сторожевых постов. 1 — 2 мая случились события, ослабившие морскую блокаду. 1 мая японский крейсер II ранга «Миако», вылавливая близ гор. Дальнего мины, наткнулся на одну из них и погиб (экипаж спасен). 2 мая броненосец «Хатсусе» по близости от Порт-Артура тоже погиб, наткнувшись на подводную мину; крейсер «Йошино» получил пробоину, столкнувшись в тумане с японским же судном «Кассуга», и тоже затонул; на обоих потонуло 768 чел. Броненосец «Яшима» получил пробоину и на долгий срок вышел из строя. В тот же день 2-го мая русский крейсер «Богатырь» (владивостокской эскадры) сел на риф, с которого снят только два месяца спустя, причем пробоина не зачинена до настоящего времени (20 августа). Так как к маю были починены, за исключением «Богатыря», все русские суда, пострадавшие 27 января или 31 марта, то с мая силы обоих флотов почти сравнялись; блокада Порт-Артура стала настолько слабой, что русская эскадра под командой контр-адмирала Витгефта могла выходить далеко в море, а миноносец «Лейтенант Бураков» ездил из Порт-Артура в Инкоу и обратно, привозя сведения о положении осажденной крепости и доставляя в нее военные припасы. Эскадра адмирала Камимуры, долженствовавшая следить за деятельностью владивостокской эскадры, вероятно была ослаблена тем, что из нее взяли несколько судов для подкрепления Того, и потому оказалась совершенно не на высоте своей задачи; она не замечала владивостокской эскадры, когда та проходила поблизости от нее, не могла за ней угнаться или просто не решалась вступать с ней в бой. Между тем владивостокская эскадра, особенно со времени прибытия адмирала Скрыдлова (9 мая), который, за невозможностью пробраться в Порт-Артур, прибыл во Владивосток и поднял свой флаг на крейсере «Россия», обнаружила чрезвычайную энергию. Она многократно выходила в море под командой контр-адмирала Безобразова и делала смелые набеги до самых берегов Японии, где топила торговые суда и военные транспорты. Наибольшее значение имеет произведенное ею 2 июня близ о-ва Ики (у Киу-Сиу) потопление трех транспортов: «Ицуци-мару», «Хитачи-мару», «Садо-мару» с тяжелыми орудиями для осады Порт-Артура, с военными припасами, с несколькими тысячами солдат, с несколькими миллионами денег. На суше в это время японцы подвигались вперед к Порт-Артуру. 13 мая, после упорного боя, длившегося 5 дней, ген. Оку, имея в своем распоряжении 3 дивизии, взял сильное укрепление Цзинь-Чжоу, где была одна русская дивизия генерала Фока. Потери японцев — около 3500 человек убитыми и ранеными, русских — свыше 500 человек, 68 пушек, 10 пулеметов. Взятие Цзин-Чжоу — на узком перешейке, соединяющем Квантунский полуостров с Ляодуном и материком, — сделало обложение Порт-Артура полным. 17 мая японцы без боя заняли Талиенван и Дальний, оставленные русскими. С тех пор высаженной на Квантуне 4-ой армией под личным командованием главнокомандующего Ойяма (численность ее определяется по разным сведениям очень различно, вероятно около 80000 чел.), велась в течение многих месяцев регулярная осада Порт-Артура. Между тем ген. Оку (3 дивизии, 8 1000 чел., 306 орудий) постепенно подвигался на север, занимая Ляодунский полуостров. Сначала русские отступали без боя, но позднее ген. Куропаткин отправил навстречу японцам корпус ген. Штакельберга, который 2 июня столкнулся с ген. Оку, превосходившим его силами, при Вафангоу, и после упорного боя принужден был отступить, потеряв несколько тысяч чел. и значительное число пушек. Движение японцев на север, замедленное этим сражением, продолжалось, и 25 июня они, после не особенно сильного боя, заняли город Гайчжоу (Гайпинг). Таким образом занятие Ляодунского полуострова закончилось; держался только один Порт-Артур, успешно отбивая нападения с суши и с моря. В Маньчжурии в то же время армии Куроки (5 дивизий, 128000 чел., 294 орудия) и Нодзу (4 дивизии, 9200 0 чел., 182 орудия) медленно, выдерживая ряд боев, подвигались к линии железной дороги. Куроки 12 — 14 июня довольно легко занял горные перевалы Фыншуйлинский, Модулинский и Мотиенлинский, лежащие на дорогах к Ляояну, Хайчену и Мукдену; 21 и 22 июня он успешно отбил нападения на них русских. Он же занял города Самадзы и Сяосыр. Нодзу занял Сюянь. Таким образом три японские армии, имея соприкосновение одна с другой, занимали весь Ляодун и весь юго-восток Маньчжурии. Численность сил, находившихся в распоряжении ген. Куропаткина, неизвестна.
12 окт. главнокомандующим всех русских сухопутных и морских сил на Дальнем Востоке вместо Алексеева назначен генерал Куропаткин. После битвы на Шахэ на северном театре военных действий наступило продолжительное затишье; японцы не решались переходить в наступление, русским отступать поэтому не было надобности. Тем с большим вниманием следил весь мир за борьбой около Порт-Артура. Почти лишенная поддержки флота (запертые в ее бухте суда были по большей части повреждены и, во всяком случае, не могли действовать) и не имеющая возможности рассчитывать на подмогу с севера, осажденная с суши и с моря сильной сухопутной армией ген. Ноги и сильным флотом адм. Того, эта крепость обречена была на сдачу, но сопротивлялась упорно. В России и в Европе заслугу этой защиты приписывали генералу Стесселю; но впоследствии, уже после взятия крепости, выяснилось, что именно ген. Стессель ответствен за полную неподготовленность крепости к обороне (см. Стессель и Порт-Артур), и за господствовавшие в ней непорядки. В декабре 1904 г. военные совет в Порт-Артуре решил сдать крепость. По имеющимся сведениям, это решение было принято самим генералом Стесселем и проведено через военные совет при помощи сильного давления на офицеров, однако не без протестов. 20-го декабря была подписана капитуляция. В силу этой капитуляции весь состав гарнизона Порт-Артура и весь всаженный на сушу экипаж эскадры был признан военнопленным; офицерам было предоставлено возвратиться в Россию под условием обязательства не участвовать в войне; все батареи, уцелевшие суда, амуниция, лошади, все правительственные здания были сданы японцам. Число взятых в плен равнялось 70000 человек (из которых половина раненых и больных), в том числе 8 генералов и 4 адмирала. Взято японцами и значительное количество каменного угля, провианта и военных запасов. Что касается флота, то лишь самые жалкие остатки его достались в руки японцам, так как большая часть судов, находившихся в бухте и спасшихся от японской канонады, были своевременно потоплены самими русскими. Некоторые из них впоследствии были подняты со дна бухты японцами, починены и вошли в состав японского военного флота. Взятием Порт-Артура закончился третий период войны. В течение первого года войны из русской армии выбыло убитыми, ранеными и пленными до 200000 человек, кроме того, больными около 25000; потеряны 720 орудий и почти вся первая тихоокеанская эскадра. Японские потери людьми были не меньше, но зато японский флот почти не пострадал, артиллерия усилилась захватом русских пушек.
С точки зрения военной техники первые шесть месяцев Я.-русской войны обнаружили следующие явления: 1) всеобщее мнение было, что усовершенствованные орудия разрушения сделают войну особенно кровопролитной. Это ожидание не оправдалось: ни одна битва по кровопролитности не напоминала Аустерлиц, Бородино, Лейпциг, Ватерлоо, Сольферино и др. Сражения ведутся слишком на далеком расстоянии, и оборонительные средства улучшились пропорционально наступающим. 2) Поранения, производимые усовершенствованными ружьями, по большей части легко заживают, по крайней мере при хорошем уходе, во всяком случае лучше, чем раны, нанесенные прежними ружейными пулями. Это объясняется малым калибром пуль и страшной быстротою их полета (700 метров в секунду). Пулевые раны, полученные на более далеком расстоянии, опаснее, чем раны, полученные на близком расстоянии. Напротив, действие пушечных гранат — убийственное. 3) Подводные лодки в настоящей войне применены пока не были.
Война в июле осложнилась несколькими важными эпизодами. Суда русского Добровольного флота, выйдя из Черного моря и пройдя под коммерческим флагом Босфор и Дарданеллы в Средиземном море вооружились и прибыли в Красное море, как суда военные. Там они стали следить за тем, чтобы в Японию не подвозилась военная контрабанда, и в видах надзора задержали английское судно «Малакку» (впоследствии отпущенное) и еще несколько английских и германских судов. 8 октября ночью, 2-я Тихоокеанская эскадра столкнулась в Северном море с английской рыболовной флотилией из Гулля. Некоторые суда, находившиеся среди этой флотилии, показались подозрительными. Эскадра открыла огонь и потопила два судна. Случай этот вызвал сильное возбуждение в английском обществе. Опасность разрыва между Россией и Англией была устранена дипломатическим путем; английское правительство приняло предложение русского правительства о назначении международной следственной комиссии, на основании гаагской конвенции, для выяснения обстоятельств, сопровождавших инцидент на Северном море.
Сообщение отправлено: 18 июня 2006 13:46 ( Ne administrator)
Сообщение отредактировано: 2 ноября 2007 22:10
1904 год
6 января. 4 января закрыли съезд по техническому образованию. Съезд собирался в здании университета, и что ни день, там разыгрывались инциденты. Право входа на заседания имели лишь члены; тогда, чтобы дать возможность проходить всем, члены перестали предъявлять свои билеты и поснимали значки. Секции, собранные для обсуждения вопросов о коммерческом образовании, рассуждали громоносно о вреде и позорности земских начальников, другие — технические — о свободе печати и конституции… Вопросы, несомненно, благие, но кончились они грандиозным скандалом и кошачьим концертом, устроенным двум каким-то участникам кишиневского погрома, а на другой день съезд был закрыт, и здание университета оцеплено городовыми и околоточными надзирателями.
11 января. По тем же причинам закрыты и все остальные съезды. В общем — полная путаница в представлении петербуржцев: зачем собирались эти съезды, что они натворили, за что их закрыли — все толкуют разно об этом. Относятся к происшедшему, как к какому-то весело разыгранному фарсу и интересуются только скандалами.
14 января. Каждую ночь по Николаевской дороге уходят поезда на Дальний Восток с боевыми грузами; от гвардейских полков из каждой роты взято по 15 человек и отправляют туда же. Бумаги сильно упали в цене; толки о войне увеличиваются.
17 января. Опубликовано Высочайшее повеление о разгроме непокорного и самого деятельного и интересного из земств — тверского. Один взмах пера — и нет его, другой — нет закона. Далеко зашел, однако, этот Плеве, не в цивилизованной стране живем мы, а словно где-то в персидской сатрапии!
20 января. Субъекты, изгнанные со скандалом из съезда, оказались Степановым и Прониным[66]. Первого знаю хорошо по Новоселице, где он работал в качестве подрядчика. Субъект он малограмотный, но с деньгой и убежденный ненавистник еврейства; заветнейшая мечта его была: «получить орденок, хоть паршивенький» и для этой цели он лез из кожи, жертвуя на разные благотворительные дела кучи денег.
Его хотели даже бить на съезде, но желавшего произвести это удержали, и Степанов под ругань, рев и свист выскочил на улицу без шубы и шапки. Как попали эти франты на съезд по совершенно чуждому им образованию — не могу постичь!
В результате масса обысков у читавших даже невинные рефераты и много арестов; слышал, что арестован, напр., довольно известный адвокат Переверзев[67] и др. Ходит рассказ, как всегда из «самых достоверных источников», будто бы государь совещался с министрами и спросил их мнение, долго ли может продержаться настоящее положение вещей; Плеве ответил: «Сколько угодно», другие — пять, десять лет, и только один Витте сказал: «Не более года, Ваше Величество».
Витте вообще пользуется расположением общества и даже в легендарных случаях слухи приписывают ему самую честную и прямую роль.
24 января. В министерстве народного просвещения скандал: министр его, Зенгер[68], вдруг неожиданно для всех сделал сальто-мортале и проснулся сегодня… сенатором.
Даже обычных слов в рескрипте, в роде «Всемилостивейше увольняем» нет, а прямо: «увольняется по прошению». Толки самые оживленные и разнообразные, но наиболее упорные те — что он уволен за школы тверского земства. Рассказывают, что ревизия обнаружила в них чуть ли не сплошь анархизм, преподаватели будто бы и воспитывали детей в самом революционном духе и т. д. И когда государь, призвав Зенгера, стал говорить ему об этом, тот слушал, выпучив глаза, так как и не подозревал ни о чем подобном. Второе, в чем те же правительственные круги обвиняют Зенгера, — юдофильство и большое процентное содержание евреев в гимназиях и университетах. Скандал, во всяком случае, незаурядный: обыкновенно таких господ сдают в Государственный совет, но никак не в Сенат. Одним сторонником республики в России будет больше!
Каждую ночь на Дальний Восток идут и идут войска, артиллерия и боевые грузы. Иногда собираются целые толпы провожать их, раздается «ура», машут шапками, шлют отъезжающим лучшие пожелания. Начинает просыпаться энтузиазм. И не только в военных кругах, но и в обществе всюду наталкиваешься на разговоры о том, что Россия срамит себя теперешней политикой и настала пора проучить этих макак. Гм… макаки-то эти не выше ли нас, авосек?
Есть слухи, будто государь в самом удрученном состоянии, плачет и твердит: «пусть будет японцам уступлено все, только чтоб не началась война».
25 января. Около часу дня по улицам забегали разные оборванцы с кипами оттисков телеграмм в руках. «Объявление войны с японцами, объявление войны с Японией», выкрикивали на каждом углу. Телеграммы раскупались нарасхват. Оказалось, что японцы отозвали из Петербурга своего посланника и вследствие этого отозван и русский. Везде сильное возбуждение.
26 января. На бирже паника: бумаги опять повалились и, надо думать, понизятся еще. На улицах большое оживление, газетчики торгуют на славу.
27 января. Весь Петербург всполошился; пришла телеграмма, что японские миноноски ночью вошли в Порт-Артурский рейд и «причинили пробоины» трем нашим броненосцам, стоявшим там. Что это за «пробоины», как могли пробраться незамеченными, кстати сказать, не объявившие войны японцы, — все это загадки; телеграммы, выпущенные днем, берутся с боя; целые толпы окружают продавцов, вырывая друг у друга листки. Читают их все — извозчики, дворники… даже простонародье не жалеет пятака и гривенника, чтоб только узнать, что творится на Дальнем Востоке.
На бирже — новое падение цен.
Итак — война началась, и мы уже осрамились. Конечно, цыплят считают по осени…
Уверяют, будто пост министра финансов снова предложен государем Витте, но тот отказался. Да, теперь нужна не такая выеденная скорлупа, как Плеске!
Везде негодуют на моряков, «проспавших» подход японцев. Так ли еще это, узнать сперва надо.
В 6-й гимназии, говорят, между прочим, был обыск, думали найти революционные издания, но только нашли… очень много табаку. Веселый обыск и приятные результаты!
Кстати сказать, от многих лиц и в том числе от Л. Ф. Рогозина[69], знающих Плеве и совсем не разделяющих его взгляды на политику, — слышал, и притом не раз, что как человек, дома, он прекраснейшая и симпатичнейшая личность. Что за загадка после этого душа человеческая!
27 января, 11 с половиной ч. ночи. Зимний дворец полон представляющимся офицерством. Приезжающие оттуда сообщают последние известия: Алексеев[70] телеграфировал, что семь японских миноносок уничтожено; из судов только «Ретвизан» пострадал сильно, а остальные два подвели пластыри и вместе с остальной эскадрой вышли навстречу японцам. Теперь в эти минуты идет бой… Нервное напряжение в городе страшное, подъем духа необыкновенный.
Этой ночью государь едет в Москву для традиционного объявления войны: на Николаевском вокзале стоит уже готовый императорский поезд. Говорят, государь весьма удручен происшедшим, вдовствующая государыня тоже. Рассказывают, что из Парижа телеграмма сообщает, будто весь рейд Порт-Артура покрыт обломками миноносок и японскими телами; макаки бросались на наш флот, как бешеные. Завтра прочтем и проверим все.
В. Табурин. Чтение манифеста 28-го января в Петербурге у Аничкова моста (1904)
28 января (утро). В ночь от разрыва сердца умер Н. К. Михайловский; умер один, без всякой помощи, так как в квартире никого не было.
Утром в «Правительственном вестнике» появился манифест о войне; расхватывали номера, платя по 30–40 коп. На углах улиц вывешены телеграммы о ходе военных действий; простонародье, военные и дамы теснятся и жадно слушают чтение их.
Вчера площадь Зимнего дворца была вся запружена экипажами; гремело ура, словом, творилось нечто необычайное. В театрах играли гимн «Боже, царя храни», и публика трижды требовала повторения его. Ура не умолкало.
Москва уже пожертвовала на военные нужды миллион рублей.
Купил листок телеграмм; японцы бомбардировали Порт-Артур и подбили еще четыре наших судна; их же потери неизвестны; войска потерпели незначительный урон… И только. Что сей сон значит? Толки идут самые нелепые — вплоть до сдачи Порт-Артура.
Говорят, что Скрыдлов[71] поведет на Восток свою черноморскую эскадру, а Куропаткин примет главное начальство над сухопутной армией. Что же тогда останется делать наместнику Алексееву? Почему молчат его телеграммы о японских потерях в судах?
Адмирал Е. И. Алексеев в Порт-Артуре
Вечер. В 3 часа дня произведены в мичмана гардемарины; также произведены в офицеры старшие курсы морского инженерного и Павловского училищ. Воинский начальник и Главный штаб осаждаются офицерами и нижними чинами запаса, желающими идти на войну. Огромному большинству отказывают. Произведенная нежданно молодежь в неистовом восторге, но на улицах свеженьких офицериков не видно: ни у кого не оказалось готового обмундирования. В телеграммах есть сообщение, что японцы отбиты от Порт-Артура, и что у них погиб один крейсер. Только одна «Петербургская газета» выпустила прибавления под громкими названиями: «Победа. Разгром японского флота» и т. д., и там сказано, будто бы нашими потоплено три крейсера, а всего судов у японцев уничтожено 12; при этом исчислялось даже подробно количество убитых и раненых врагов. Перед телеграммами крупными буквами была набрана дико кликушествующая статья о «желтолицых и рыжеволосых» врагах, о мощи России, — словом, так и виднелись из строк пьяные глаза и засученные кулаки савраса, вызывающего «удариться» с ним весь мир. Номера эти расхватывались по полтиннику и несколько подняли дух в публике; многие, — да так и следует, — им не верят, но слышал толки, будто бы наборщик «Правительственного вестника», имеющего монополию на первое напечатание телеграмм с Востока, тайно продал текст той телеграммы «Петербургской газете». Дай Бог нашему теляти волка съесть!
Среди моряков толкуют, будто бы султану заплачена крупная сумма денег за пропуск черноморской эскадры, но будет сделан вид, что русские суда форсируют проход и пройдут под огнем, конечно безвредным, береговых батарей на помощь тихоокеанцам. В штабе деятельно готовятся к войне на три фронта; войска тянутся к Афганистану в виде угрозы Англии. Сколько ни приходилось сталкиваться и говорить с выдающимися сухопутными военными и моряками — все жаждут войны и более всего — с Англией, и общий хор и военных и штатских боится не Англии, не коалиций, а русских дипломатов. Это все такая патентованная, вылощенная бездарность, такая ходячая трусость, что без возмущения ни один русский человек не может говорить об этих гг.
29 января. Алексеев молчит. 7 наших броненосных судов выбыло из строя, около 70 убитых и раненых — в этом и все наши сведения.
Вчерашнее сообщение «Петербургской газеты» нигде не подтверждается: все, стало быть, выдумка.
Кстати, сегодня ее у разносчиков нет: запретили в розничной продаже за вчерашний номер на две недели.
В городе недоумение; удивительный барометр публика: малейший пустяк выводит ее из равновесия и лишает возможности думать и соображать что-либо. Предположим даже, что нас разгромили в Порт-Артуре — Корея и Манчжурия велики, есть еще где встретиться и померяться силами!
В почтамте была сегодня телеграмма из Лондона, будто бы русский броненосец потоплен японцами, а два транспорта захвачены в плен с 2000 наших войск. Чего ради молчит «Правительственный вестник»? Лучше знать самую скверную правду, чем слушать и верить — как делает публика — в десять раз преувеличенному вранью о чем бы то то ни было!
Кстати, интересная подробность: японский посланник перед выездом из Петербурга уплатил по предъявленному ему нашим телеграфом счету за тринадцать последних дней — десять тысяч рублей.
Петербург щегольнул: пожертвовал полтора миллиона на войну; со всех сторон начинают стекаться пожертвования; газеты полны сообщениями о них.
30 января. В немецких газетах есть телеграммы, что два русских крейсера — «Варяг» и «Кореец» сдались без боя японцам в Чемульпо.
По городу расклеены объявления о потерях японцев при Порт-Артуре, причем о потоплении их крейсера нет ни слова; в конце публика извещается: «ввиду распространившихся в городе разных неблагоприятных слухов из неблагонадежных иностранных источников, что подтверждения их не имеется».
Вчера около 8 ч. вечера по Невскому шли две роты стрелков, отправлявшихся на Дальний Восток. Гигантская толпа залила всю ширину улицы, солдаты шли вперемешку со всяким людом, давка чрезвычайная. Гремело ура, в воздух летели шапки.
К. Булла. Солдаты отправляются на фронт (1904–1905)
Как, однако, всколыхнулась Россия!
Иностранные газеты сильно (и по делам) нападают на Алексеева, называют его бездарностью и т. д. Номера с этими статьями и телеграммами задержаны. Биржа вчера немного окрепла, что-то произойдет сегодня? Слышал, что вчера от государя была телеграмма Алексееву с требованием немедленных донесений о подробностях боя у Порт-Артура.
Вечер. Около 8 ч. вечера по городу начались манифестации. Толпы студентов и штатских вперемежку с дамами и национальными флагами в руках направились к Зимнему дворцу, оттуда по Невскому к Аничкову с пением «Боже царя храни» и «Коль славен». Тысячеголосое ура и пение гимнов у дворцов вызвали к окнам несколько фигур придворных.
Около 11 часов вмешалась полиция и стала разгонять наиболее неугомонных, причем некоторым пламя патриотизма пришлось погасить в участке; разгоняли кулаками и ножнами «селедок»; кое-кому долго придется попомнить начало японско-русской войны!
Рядом с проснувшимся патриотизмом приходится наталкиваться и на другие речи: на желание, чтобы японцы поколотили нас — для нашей же пользы. Говорят, что если мы побьем, то близкое уже «освобождение» России отодвинется опять вдаль, зазнаемся, все пойдет еще хуже, чем шло. Скорбят, что все другие интересы поглощены войной, и народное движение, так разраставшееся везде, ринулось в новое русло. Я лично желаю, чтобы прежде всего не легло срама на Русь. Что делать? Пусть реформы отодвинутся на несколько лет, жаль, но раз заварилась каша — надо выходить из нее с честью!
Сильное возмущение в ультра-либеральных кружках произвела всеподданнейшая телеграмма со всякими верноподданническими чувствами от тверского, на днях так посрамленного правительством, земства.
Вчерашние демонстрации происходили, оказывается, и около французского и английского посольств. Союзникам, конечно, орали ура, пели гимны, а англичанам устроили кошачий концерт. Тут-то, рассказывают участники, полиция и попросила их «честью» разойтись по домам. В общем же полиция теперь стушевалась почти совершенно.
Многотысячная толпа заливала всю площадь; в Преображенский собор нельзя было и протискаться. К изумлению и некоторому волнению публики, вдруг из одного из дворов появился жандармский отряд и направился к собору. К счастью, опричнина сия, переговорив с распорядителями и получив, вероятно, от них заверения, что беспорядков не будет, удалилась: быть бы скандалу иначе!
Гроб понесли на руках; на самом видном месте катафалка для венков, наверху, висел венок с надписью: «от находящихся в доме предварительного заключения».
Когда процессия двинулась — навстречу ей с Литейного донеслось «ура» — шли манифестанты-правительственники.
Разговоров велось гибель в толпе, увы, главным образом о войне, о студентах «белоподкладочниках», громко именующих свой кружок «Денницею» (переделанный их врагами, сторонниками стачек — в денник, т. е. конюшню) и организующих все эти гимны на улицах. Арабажин, напр., и др. убеждены (предлагали даже пари), что Япония побьет нас, так как наша Манчжурская дорога никуда не годна и может провезти в сутки не более 2000 чел. Вообще очень многие настроены весьма пессимистически и говорят, что как бы ни закончился национальный вопрос, — народный страшно пострадает. Предвещают голод и всякие ужасы вроде вмешательства Англии, полного обнищания и т. д., и т. д. Страшен черт, да милостив Бог!
Ехал домой и разговорился с извозчиком.
— Вот, — говорит, — барин, хозяин у меня четыре запряжки имеет, деньги, все у него есть, а в добровольцы ушел. Не могу утерпеть, говорит. Жена, теща плачут, куды, говорят, идешь, зачем ты? Не могу, говорит, утерпеть и кончено!
— Ну а ты как, — спрашиваю, — думаешь: кто кого — мы японцев побьем или они нас?
Ванька даже плюнул.
— Вот экакеньких-то да не одолеть? — он показал рукою на аршин от земли. — Одолеем. Мы смирно сидели, терпели, ну а теперь шабаш: теперь разворочались!
— Ну, а если все-таки побьют?
— Голову то есть себе об панель тогда расшибу!
Рассказал затем, хохоча всей утробой, что видел на днях такую сценку. Шел китаец, а какой-то мальчишка лет 13 подскочил к нему и кричит (шли манифестанты) «долой шапку!» Китаец растерялся, глядит на него, а тот «кээк даст ему в ухо, китаец и брык с ног, да бежать потом. Смеху, смеху кругом что было!».
Привожу это как иллюстрацию к творящемуся теперь.
На Невском толпы хватали моряков и с криками «ура» качали их; досталось-таки и новоиспеченным мичманам. Павловское училище, как оказалось, еще только страстно ждет производства.
1 февраля. Ни градоначальника, ни министра народного просвещения в Питере еще нет; Унтербергер, про назначение которого так упорно и убедительно возвещали, по слухам отказался, отказались и другие. Да теперь и не интересуется никто ими.
По городу звенят бубенцы, наехали обычные масляничные вейки на своих коньках. Конечно, среди них много переодетых русских[72], тем не менее работают на славу.
4 февраля. В берлинских газетах есть телеграммы из Лондона и Парижа, будто наша владивостокская эскадра наскочила где-то на японские мины, и три крейсера погибли. Что-то скверно пока идут дела у нас на Востоке! Отовсюду сыплются пожертвования… то-то начнутся теперь кражи казны и этих денег! Великосветские дамы тоже занялись теперь в Аничковом дворце «работами» для раненых: пьют чай и трещат, как сороки. Таковы, по крайней мере, рассказы сведущих лиц. Белье же, т. е. настоящая работа, сдано бедным мастерицам прямо по возмутительной цене (тоже, благотворители. ) — кальсоны по и коп. и халаты по 15 коп. со штуки за работу. С раненых, дескать, должны дешевле брать!
5 февраля. Вранье в городе идет неимоверное: сегодня дошли до того, что будто взят Порт-Артур. Английские газеты тоже принесли новость в этом роде: «московские бояре возмутились и взяли и разрушили Кремль и много церквей». Дальше этой новости уже не пойдешь, а потому с сегодняшнего дня перестаю записывать всякие вести о войне. «Слишком много вранья!» — должен был бы сказать современный Калхас[73].
6 февраля. Разговаривал с одним из моряков, участвовавших в поисках (и отыскавшего) погибшего несколько лет тому назад от собственной ветхости броненосца «Русалку»[74].
В городе тогда же ходили рассказы, что не подняли ее только оттого, что пришлось бы отдать под суд все высшее морское начальство, до того корпус судна был ветх и так мошеннически был он построен. Моряк подтвердил все дословно; по той же причине погиб в свое время и «Гангут»; моряк этот, штурман торгового флота, человек, заслуживающий безусловного доверия, утверждает, что ремонты этих судов, хорошо известных ему, производились на бумаге, на деле же их только перекрашивали снаружи. На «Гангуте» вечно работали машины, выкачивая воду, просачивавшуюся во все пазы. В точно таком же состоянии, говорят, находится и прочая береговая оборона наша, вроде разных «Адмиралов» и «Не тронь меня»[75]. Последнее имечко занятное: «не тронь меня, сам развалюсь», так переиначивают его моряки.
В некоторых учреждениях, где собирали подписку об отчислении процент, из жалованья на войну, между прочим и в портовой таможне, произошли при этом скандалы: несколько поляков отказались подписаться на том основании, что «не желают помогать России, притесняющей их». Нечто подобное произошло и в институте гражданских инженеров.
В университете на днях случилось побоище: студенты избили нескольких студентов же за протест против манифестаций; драка была такая, что бойцы разошлись в разодранных мундирах, с воротничками, перевернутыми назад, или же совсем без них. Убедительное приведение к соглашению, что и говорить!
Смешные и нелепые слухи ходят среди нашего мещанства. Как пример, привожу тот, что удалось мне слышать.
Великий князь Алексей[76], моряк, подарил своей любовнице Балетта — французской актрисе (Михайловского театра) маленькую серебряную модель корабля с бриллиантовыми гвоздиками. И вот в каком виде перешло это «событие» в народ; передается притом все это с неудовольствием, с покачиваниями голов, охами, но, разумеется, тихо: «Чего уж добра ждать; сколько денег зря губится! Алексей-то Лексаныч любовнице своей, французинке, серебряный карапь подарил, да целые дни с ней по морю на нем и катается!»
8 февраля. На улицах гремят и звенят бубенцы: их слышно даже через двойные рамы. Народа снует гибель, справляют последний день масляницы.
Относительно причин воспрещения розничной продажи «Петербургской газеты» слышал еще версию: хлопнули ее по карману будто бы за статью, где корили наших порт-артурских моряков за то, что «позорно проспали» подход японцев.
Пишу эти строки, а с Суворовского проспекта доносится пьяное «ура». «Ндравам» теперь в отношении дранья глоток не препятствуется!
На Инженерной ул. у дома Красного Креста бессменно дежурят целые толпы студентов, женщин и мужчин всех сословий; предложений так много, что попадают в ряды сестер и братьев милосердия один из десяти и даже двадцати человек. Пожертвования льются щедрой рукой.
10 февраля. Пущен нелепый слух, будто бы Алексеев отравился.
Закрыты высшие женские курсы. Начальство, без ведома слушательниц, представило верноподданнейший адрес от их имени с изъявлением разных чувств; курсистки, узнав об этом, вознегодовали — и справедливо — и устроили весьма бурную сходку. Результат — закрытие курсов. Да, трудно теперь разобраться, где истинно «верноподданнейшие» чувства, а где вынужденное присоединение к изъявлению таковых! Достаточно какому-нибудь ферту в собрании предложить такое подношение, то, если бы все остальные присутствующие не одобряли — вынуждены были бы «поднести», чтоб не подвергнуться в свою очередь поднесению какого-нибудь сюрприза вроде высылки, отсидки и т. д.
Телеграмма от Алексеева принесла весть о потоплении нами четырех японских торговых пароходов и об отбитии новой атаки миноносцев. Все-таки, что-то вроде успеха; на безрыбьи и рак рыба! По слухам, дела наши неважны и российское ротозейство сказалось вовсю: мало войск на Востоке, а наша драгоценная, стоившая миллиард Манчжурская дорога более 2000 человек в сутки не может пропустить.
12 февраля. Назначен новый градоначальник, генерал Фуллон[77] из Варшавы.
13 февраля. По рукам ходит забавная пародия на манифест о войне, начинающаяся таким образом: «Мы, Божиею милостью и т. д. … царь Ходынский и Кишиневский, Полтавский и Харьковский, царь Эриванский» и т. д. — перечислены все места, где бывали беспорядки, закончившиеся секуциями.
Экземпляры литографированы и внизу имеют подпись: «печатать разрешается. Министр вн. дел фон-Плеве».
15 февраля. Отправляется на войну великий князь Кирилл Владимирович. Что, спрашивается, сей герой будет там делать? Конечно, в первую голову получит Георгия. Люди будут драться, а такие господа награды получат. Опять сложит армия песенку вроде той, которую принесла с войны 1877 года:
Оказались в эвтом бое
Всего только два ироя —
17 февраля. Умер Ванновский[78], бывший военный министр и министр народного просвещения.
В народе толкуют, будто бы о. Иоанн Кронштадский «благословил на 25-летнюю войну», т. е. говоря иначе предсказал, что она протянется 25 лет.
Компетентен ли в этом деле о. Иоанн, не знаю, а что вся Европа вооружается, минируют свои гавани даже такие государства, как Голландия и Швеция, и все вот-вот кинутся друг на друга, как псы по первому «втю» — это верно!
18 февраля. Университет оцеплен двойным рядом городовых; входы в него заперты. Вокруг здания толпа студентов и штатских. Что происходит — еще не знаю, говорят, устроена грандиозная сходка.
Сегодня получил первый № «Листка освобождения»[79], нового приложения, выпускаемого теперь Струве по случаю войны. Прочитал его и задумался: трудна задача будущего историка! Как разберется он в груде противоречий и сплошного вранья? Говорю это вот почему: в этом № имеется заметка «Казенный патриотизм и учащаяся молодежь», где значится: «Патриотические манифестации состояли из 3 элементов — полицейская провокация, хулиганство и баранство», ниже опять: «Патриотические манифестации производили главным образом гимназисты и неопределенного звания люди».
Я лично и десятки знакомых моих перевидали разные манифестации: их устраивало все живое, находившееся в те моменты и в тех пунктах. Это было что-то стихийное, пробиравшее до самой глуби костей; «толп гимназистов» я не видал, — мальчишки везде и всегда сопровождают процессии, — а видел взрослых людей, почтенных отцов семейств, молодежь — и студентов, и барышень, и дам разряженных, и бедноту — все, шли в этих процессах, охваченные энтузиазмом. «Наемным» путем чувств ни у зрителей, ни у толпы вызвать нельзя, и тот, кто был в эти дни в Петербурге, никогда не забудет их. Достаточно было крикнуть одному «ура» — и все приходило в возбуждение, все становились участниками манифестаций.
21 февраля. Со всех сторон сообщают о бегствах подростков, начиная с 10–11 летнего возраста, на Дальний Восток, на войну с японцами. Из гимназий и др. учебных заведений и от родителей до сих пор, говорят, подано в сыскную полицию до полутораста заявлений об исчезновениях юных воинов; на вокзалах кассиры теперь билетов детям не продают и таковых задерживают.
23 февраля. В университете что-то не все еще ладно. Уверяют, что среди студентов и курсисток отыскался кружок лиц, решивших выразить свое сочувствие микадо и японцам посылкой ему приветственной телеграммы и сбором денег в его пользу. Телеграмма эта — передают дальше — была подана на телеграф, но, конечно, доставлена совсем другому микадо: градоначальнику, а тот поскакал с нею к государю. Всему этому, зная мудрых наших будущих людей, еще можно поверить, несомненно, они знали, куда и кому попадет их телеграмма вместо Японии и подали ее нарочно с этой целью. Но дальнейшее пахнет выдумкой; просмотрев смехотворный в сущности документ, государь заявил: «Ничего не имею против депеши и сбора денег со стороны этих гг., только пусть они то и другое отправятся лично вручить микадо».
26 февраля. Со всех сторон передают, что запрещено селиться на лето под Ораниенбаумом, в Териоках, Сестрорецке, Куоккале и т. п. прибрежных местах. В Териоках возводится укрепление; в Выборге усиливается гарнизон. От комиссионеров слыхал, что в Кронштадте чуть ли не паника: с 1 марта он объявляется на военном положении, и жители готовятся к выезду и распродают за бесценок вещи. Ожидается война с Англией.
По улицам бегают мальчишки с листками в руках и выкрикивают: «Новое чудо святителя Николая на Востоке, цена пять коп.»
29 февраля. Сегодня в газетах появилось опровержение слухов о воспрещении селиться в названных выше местностях на дачах; сообщение это как-то неуверенно набрано петитом и почти незаметно. Тем не менее, толки об этом запрещении не прекращаются, а усиливаются.
Умирает последний могикан плеяды старых поэтов, К. К. Случевский; у старика рак, и положение его безнадежно.
Старик был оригинальный человек и притом почти ослепший за последние годы; страстно любил свой «Уголок» — дачу в Гунгербурге. «У меня есть вещи, который не умрут-с!» говаривал он иногда в минуты раздражения, ударяя себя кулаком в широкую грудь. Случалось это в такие минуты, когда заговаривали о новых российских академиках и российском Пелионе — Академии, так обидно забывшей о старике.
По пятницам у Случевского собирались поэты. Всякий, кто состряпал на своем веку какую бы то ни было книжонку с виршами, имел право идти в пятницу к К. К.: двери были открыты для всех и каждого. Убеждения в расчет не брались, но, правда, из числа «пятничных» гостей по другим дням почти никого не принимали. Таскалась к нему вся поэтическая братия, рассчитывавшая, главным образом, как-нибудь и куда-нибудь пролезть при помощи К. К., гофмейстера и человека влиятельного. Бывал там и рыжекудрый Аполлон Аполлонович Коринфский[80], мало, увы, похожий на своего тезку; Коринфский был помощником К. К. в редакции «Правительственного вестника» и, не ограничиваясь устной хвалой патрону, произвел на свет книжицу: «Поэзия К. К. Случевского» и уж не помню теперь, в этой ли книжице, в стихах ли своих, заявил с пафосом, что Россия должна гордиться поэзией Случевского. Плохо думает о России г. Коринфский! У России есть чем погордиться и помимо посредственных, а за последние года, когда старик взбрыкнул за Москвой и ударился в декадентство, и прямо плохих стишков.
Пятничные гости эти острили, говорили «экспромты», сочинявшиеся, вероятно, с субботы, и так им эти остроты нравились, что вздумали познакомить с ними и публику и стали издавать свой журнал — юмористический[81]. Пятничные вдохновения эти были оценены публикой по достоинству, и после нескольких № журнал скончался.
Все это происходило несколько лет тому назад; что представляли пятницы последнего времени — не знаю, имею однако данные полагать, что к лучшему не изменялись. Окончательно прекратились они лишь на этих днях.
4 марта. Вчера беседовал с сановниками медицинского мира и полюбопытствовал узнать — что значил сей сон — отправка почти сплошь одних евреев-врачей в действующую армию. Оказывается, как «неблагонадежный» элемент, на случай мобилизации они были зачислены в самый отдаленный и, как предполагалось недавно, не угрожаемый войной округ. Нежданно-негаданно все перевернулось, и евреи пошли в первые ряды. Правы заграничные остряки, выпустившие теперь открытые письма, на которых изображен отдыхающий Саваоф. К нему является архангел и сообщает, что на земле неблагополучно: война. Саваоф махает рукою и отвечает: «Пускай себе дерутся: сами помирятся!».
— Да русские это с японцами воюют, Ваше Божество!
— Русские? Давай когда так кушак и шапку: эти без меня не обойдутся!
Со всех сторон доводится слышать глухие толки о беспорядках и сопротивлениях властям на Руси. Где происходили они, как — никто объяснить не может. В Царстве Польском, передавали, были даже отказы солдат идти на войну и т. д.
Отмечаю вновь проснувшееся во всех ожидание чего-то изнутри России; к войне публика уже несколько поохладела; листки с телеграммами куда меньше стали находить покупателей и теперь газетчики напрашиваются к равнодушно идущим мимо прохожим. Первая, острая стадия миновала… Что-то будет, когда все пресытятся и устанут от войны.
5 марта. Читал сегодня письмо моряка-офицера Сергея Дмитриевича Бодиско[82] из Порт-Артура, описывающее кутерьму, происшедшую там от нежданной атаки японцев; все это известно по газетам, поэтому повторять не буду.
Слух, что взорвалось второе русское судно — письмо подтвердило: только погиб не «Баян», как говорили, а «Боярин», дважды напоровшийся на собственные мины. Газеты и правительственные сообщения молчат об этом — шило в мешок прячут!
6 марта. Вчера вечером и сегодня в разных местах слышал, будто повешен некий интендант Ивков[83], продавший Японии план расположения на театре войны продовольственных пунктов.
15 марта. В двух книжных складах сообщили мне, что Н. А. Рубакину предложено на выбор: или переселение в Восточную Сибирь, или же за границу навсегда. За что свалилась на него эта напасть — никто и сам он не знает. Вероятно, за январский съезд, где, хотя он и держал себя сравнительно скромно, но тем не менее попал под всевидящее око… У. Н. А. сильнейшая астма; «заграницу» и тамошних соотечественников он не особенно долюбливает; тяжело ему придется там! В последний раз я его видел вскоре после закрытия съезда и обыска у него; он принял меня в постели. Н. А. был поражен тем, что полиция, заставшая его в минуту приступа астмы, ввиду болезни его не приступила к осмотру квартиры, и пристав, запросив по телефону начальство, извинился за беспокойство и ушел со своей командой, отложив обыск, чтобы не беспокоить больного.
19 марта. Около 8 ч. вечера, выйдя на улицу, увидал на безоблачном небе не то тучу, не то столб дыма; дошел до Невского — на каланче мерцают три фонаря и над ними один красный, значит, где-то пожар и сильный. Горело, как оказалось, внутри Апраксина двора; за Екатерининским сквером стояло над домами словно громадное северное сияние: выделялись языки огня и летевшие высоко вверх искры. Садовую улицу запруживали извозчичьи пролетки; со всех концов лились на пожар черные реки людей и экипажей.
К. Булла. Пожар в Апраксином дворе
Здание Государственного банка стояло освещенное, как днем; мимо него никого не пропускали; сквозь решетку Пажеского корпуса видно было, как в конце переулка, ближе к Фонтанке, у Министерства народного просвещения бушевало пламя. Едва удалось протискаться к Екатерининскому каналу и мимо банка пройти на Гороховую и оттуда на Фонтанку. Взлетавшие на необычайную высоту искры подолгу мерцали на небе и падали на панель канала — расстояние от места пожара огромное. Теснота была такая, что вереницы экипажей подвигались шагом; в толпе слышались разговоры, что горит склад резиновых и целлулоидовых изделий «Проводник», и будто есть человеческие жертвы; иные уверяли, что погибло сто человек. Освещенная красным отблеском огня Фонтанка представляла необычайное зрелище. На более темном правом берегу ее виднелся ряд паровых машин, накачивавших воду; паровики реготали, выбрасывали клубы дыма и сыпали искры; кругом суетились, посвечивая медными шлемами, пожарные; проносились во весь опор, гремя и звеня, бочки с водой, а из-за зданий министерств вставало и крутилось море огня.
20 марта. Сегодня газеты насчитывают 12 жертв вчерашнего пожара, но пока не разыскано еще много приказчиков сгоревших складов — Клочкова и «Проводник». Пожар длился всю ночь; дежурная часть тушила его еще утром. Вчера и сегодня в пожарном отношении какие-то фатальные дни; иду нынче по улице Гоголя и вижу, что в доме на углу Гороховой выбиты во втором этаже стекла; читаю закопченную и скорчившуюся с одного края вывеску: «Редакция газеты «Знамя»»[84]. Вчера, оказывается, вспыхнул в ней пожар и уничтожил ее, хотя к сожалению, кажется, только отчасти.
Иду дальше — в Кирпичном переулке пожарные и толпы людей: горит где-то во дворе. Сел в омнибус, еду по Невскому — у Аничкого моста встречаю летевшую на новый пожар команду; лошади, видимо, не были еще отпряжены с вечера и носили следы мыла; люди выглядели утомленными — приходилось поспевать с пожара на пожар, не отдыхая.
Что это, однако, за праздники Красного Петуха настали. Куда бы ни шел — везде слышишь трубные сигналы пожарных и видишь их мчащимися по улицам во весь опор?
21 марта. Упорно повторяют, будто Гершуни[85] и др. повешены, между тем из достоверных источников знаю, что они помилованы. Виселица заменена Гершуни пожизненным одиночным заключением… черт возьми, виселица много гуманнее! На суде, говорят, разыгрался инцидент, произведший сильнейшее впечатление. Защитник одного из обвиненных, офицера Григорьева[86], — Мусин-Пушкин построил свою защиту на громоносном обвинении Гершуни. «Эти люди», говорил он, указывая на Гершуни, «отбирают у таких, как Григорьев, портреты и разные письменные свидетельства, чтобы они не могли уйти от них и, пожав лавры себе, заставляют потом идти на смерть»… и т. д., и т. д.
Все были точно придавлены к земле этими словами.
Утром сегодня получил письмо от И. А Рубакина, где он пишет, что выезжает завтра за границу, хотя «надеется, что не навсегда» и прощается со мною.
Неожиданно утром сегодня разыгралась снежная метель и обсохшие было улицы опять покрылись грязью; дни стоят теплые, серые; Нева вот-вот готова вскрыться, по Фонтанке уже недели две как бегают финляндские пароходики, похожие на крыс, шмыгающих под мосты.
1 апреля. Во многих церквах идут панихиды: слух, к несчастию, оказался верным, погиб Макаров и почти весь экипаж броненосца «Петропавловск»; Яковлев[87] и великий князь Кирилл ранены, но спасены. На дворе сильнейшая метель; день словно зимний, ненастный и, несмотря на это, на углах теснятся целые толпы людей и пробегают глазами вывешенные известия с Дальнего Востока. Впечатление страшное.
Гибель «Петропавловска» 31 марта 1904 г.
В два часа дня на улицах снова продавался «Петербургский листок»; купил № — на месте заметки о взрыве белая полоса. Заметку выкинули, и газету отпечатали снова.
3 апреля. Смутно поговаривают о происшествии в «Северной гостинице»; будто бы в скором времени предстояло открытие памятника Александру III на площади перед этой гостиницей — конечно, в Высочайшем присутствии; анархисты заняли №, выходивший окнами на площадь, и подготовили бомбы для покушения[88], кончившегося для них неожиданной катастрофой. Что ж, не одним порт-артурцам нарываться на собственные мины!
Ходил смотреть на гостиницу; семь окон во втором этаже (считая сверху) изуродованы, опалены; стекла и рамы выбиты; внутрь помещения никто не допускается. Жандармы уже на следу и деятельно разыскивают участников; в почтамт поступила секретная бумага о задержании и доставлении в полицию всякой корреспонденции и посылок, могущих придти на фамилию некоего Раевского и еще каких-то лиц.
В среде самой полиции раскол. Достоверно знаю, что Лопухин[89], нынешний директор департамента ее, рвет и мечет и открыто высказывает свое неудовольствие на произвол и порядки, которые при его поступлении обещал устранить Плеве и которых, «заманив» Лопухина, конечно, не переделал.
Анненский[90], казначей Литературного фонда, выслан на несколько лет в Ревель… за «образ мыслей», вероятно, т. к. никаких иных прегрешений за ним не оказалось. Старались изо всех сил убедить его, что он произносил «неудобные» речи на могиле Михайловского, но это не выгорело, т. к. он не открывал даже рта, что и подтвердили свидетели — Короленко и др. Плеве деятельно взялся за чистку Петербурга, только, ой, не напороться бы и ему на собственную мину! Анненский и ему подобные люди языка, но не действий, а «чистка» может пробудить и боевые элементы!
Слышал, будто Плеве заявил, что высылать более в срединную Россию он никого не будет — «довольно разносить везде крамолу» — а будет отправлять в балтийские провинции. Это остроумно. Действительно, балтийские губернии — это дейтчланд и до руссланд им нет решительно никакого дела; сосланный туда пропагандист на полной свободе будет чувствовать себя со связанными руками. Анненский, кажется, первый открывает компанию в новые обедованные земли!
5 апреля. Нарочно заглянул сегодня за грязный забор, украшающий Знаменскую площадь: пустырь продолжает красоваться во всей неприкосновенности, с грудами мусора, деревянным колпаком над цоколем будущего памятника, словом, запустение полное и, очевидно, ни о каком «близком» открытии не может быть и речи. Стало быть, и толки о цели снятия комнаты в «Северной гостинице» анархистами — вымысел.
15 апреля. Врем напропалую; что ни дом, то новые слухи! И Куропаткин ранен великим князем Борисом (по другим сведениям, отравлен), Вильгельм продал нам пять крейсеров, за что мы делаем ему уступки в таможенном тарифе, т. е. закабаляемся еще лет на десять и. т. д., и т. д. без конца.
Завтра приезжают моряки с «Варяга» и «Корейца»; приготовляются грандиозные манифестации.
С Дальнего Востока возвращается Кирилл Владимирович; повоевал, довольно с него! Второе чадо, Бориса, говорят, тоже скоро уберут оттуда: выделывает там черт знает что.
16 апреля. В девять часов утра пошел по направлению к Николаевскому вокзалу с дочерью; по Суворовскому, Лиговке, со всех сторон спешили туда же вереницы людей. Близко подойти к Невскому оказалось невозможным; вошел в церковь Знамения и за мзду сторож препроводил меня на колокольню, откуда открывался прекрасный вид. Не только чугунная ограда — деревья вокруг церкви, фонарные столбы — все сплошь чернело народом. День был серый, холодный; вдоль панелей Невского, по которому всякое движение прекратили с 8 ч. утра, тянулись красные, синие и малиновые ряды спешенных казачьих полков. Толпа внизу все прибывала и прибывала; устье Знаменской улицы запрудилось совершенно.
На извозчичьих пролетках, случайно оказавшихся там, и двух ломовых подводах с ящиками из-под пива, на сиденьях, на козлах и на ящиках стояли дамы и дети; двое каких-то субъектов взобрались даже верхом на лошадей; балконы и окна везде были открыты, отовсюду выставлялись люди и без конца люди; лепились они и на карнизах и на нижних вывесках.
Экипажи «Варяга» и «Корейца» на Невском проспекте 16 апреля 1904 г.
Толпа снизу все выпирала и выпирала казачьи шпалеры ближе к середине Невского. Правая сторона вскоре очутилась у самых рельс; тогда казаки оборотились и пошли в атаку, отпихивая и лупя, без церемонии, кого попало, руками; ненадолго осадить народ удалось, затем толпа с гулом надвинулась снова; те опять атаковали ее, и через минуту малиновые мундиры и косматые черные папахи разбились на кучки и затерялись, как бурьян в поле. На выручку прискакала конная полиция и стала оттеснять толпу лошадьми; раздались крики, визг, местами замелькали кулаки; толпа шарахнулась назад, и казаки выровнялись снова; со всех сторон поднялся свист и кошачий концерт. Видел несколько сорванных и брошенных прочь в толпу шапок, казачьих папах и две галоши. Сверху я заметил, что казачий полковник горячо заговорил о чем-то с распоряжавшимся вызовом беспорядков приставом и затем скомандовал казакам идти вперед. Те отошли почти до рельс, толпа вздохнула свободнее, и неурядица прекратилась. Гул на Невском стоял, как над морем. Общее внимание привлекали собаки, то и дело бежавшие на рысях к вокзалу: наконец, около половины одиннадцатого начали уезжать с вокзала встречавшие; когда проезжали в коляске двое каких-то моряков, обознавшаяся толпа встретила их недружным, сейчас же прекратившимся «ура», и развеселилась; пробежавшей затем собаке тоже прокричало с десяток глоток «ура»; это вызвало общий смех. Немного погодя со стороны вокзала донесся стихийный рев тысяч голосов; весь Невский загудел от криков; в воздухе замелькали шапки, платки, флажки, показался оркестр морских музыкантов; за ними, блестя золотом эполет, шел Руднев, Беляев[91] и офицеры; немного поодаль, все с георгиевскими крестиками на груди, наплывали сине-черные ряды матросов с «Варяга» и «Корейца».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
[1904] Я было удивился, что ты не написал мне о Тонио Крёгере. Но потом сказал себе так: «Он ведь знает, как мне хочется получить от него письмо, и о Тонио Крёгере что-то надо сказать. Так что он мне, видимо, написал, но мало ли что могло случиться — ливень, землетрясение, письмо
1904 год
1904 год 6 января. 4 января закрыли съезд по техническому образованию. Съезд собирался в здании университета, и что ни день, там разыгрывались инциденты. Право входа на заседания имели лишь члены; тогда, чтобы дать возможность проходить всем, члены перестали предъявлять свои
1904 224.Александров Н.Н.ЛОРД БАЙРОН: ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 2-е изд. — 1904. — 96 с.225.Карягин К.М.САКИА-МУНИ(БУДЦА): ЕГО ЖИЗНЬ И ФИЛОСОФСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 3-е изд. — 1904. — 80 с.226.Соловьев Е.А.И.С. ТУРГЕНЕВ: ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 2-е изд. — 1904. — 96
1904 Ялта, Москва, Берлин, Баденвейлер. Ф. Д. Батюшкову, 19 января, Москва…«на первом представлении «Вишневого сада» 17 января меня чествовали, и так: широко, радушно ив сущности так неожиданно, что я до сих пор никак не могу придти в себя». О. Л. Книппер, 24 февраля,
В 1904 году
В 1904 году «В первый раз с тех пор, как мы играли Чехова, — вспоминает К. С. Станиславский, — премьера его пьесы («Вишневого сада». — В. Е.) совпадала с пребыванием его в Москве. Это дало нам мысль устроить чествование любимого поэта. Чехов очень упирался, угрожал, что
1903—1904
1903—1904 Меж тем все катилось по налаженной колее: пансион — завод, завод — пансион. Волдыри на руках больше не взбухали, ладони у меня стали мозолистыми и почернели от въевшейся копоти. Теперь я уверенно разбирался в тайнах разводного ключа и кувалды.Меня перевели в цех,
1904—1908
1904—1908 В поезде, возвращаясь в Бостон, я думая о предпринятой поездке. Диего проявил беспредельное и, по–моему, искреннее дружелюбие. За последние два года мы с ним порядком отдалились друг от друга. Для Диего Фэйрвью–колледж стал прекрасной отправной точкой для штурма
1904 21 января. У этого издателя есть любовница — актриса Икс из театра Одеон.К нему приходит автор и спрашивает:— Согласны вы издать мою пьесу?— Какую пьесу?— Она будет идти в Одеоне.— Да? А кто участвует?— Ламбер-младший и прочие и прочие, а в женской роли — мадемуазель
1904 год. Январь
1904 год. Январь 26 января26 января, вечером, я сидел у себя дома, в Порт-Артуре, за чайным столом с двумя своими приятелями, коммерсантами из города Дальнего. Мы разговаривали о натянутых политических отношениях с Японией, которые, по нашему общему мнению, должны были в близком
1904 год
1904 год 22 февраля.Много воды утекло, много изменилось. «Русь» издается хорошо. Война ей помогла и поможет. С «Нов. Вр.» постоянная полемика и нападки. Сам Леля напечатал наставление мне за то, что я назвал японцев дьяволами с зелеными глазами. «Это — лубок», сказал он. Пускай
1904 14 апреля. На Рождество Александра Львовна устроила во флигеле для крестьянских ребят елку. Не знаю по какому выбору, но за недостаточностью помещения пускали не всех. Л. Н. со мной и еще, не помню, кто?то третий пришли позже, когда елка уже была в разгаре. У дверей флигеля
1900—1904 гг.
1900—1904 гг. В большом саду, который казался остатком первобытного леса с могучими дубами и липами, с разнообразными кустарниками и ковром диких цветов, чудом сохранившихся посреди города Харькова, девушка развешивает на веревках разноцветные мундиры, черные, зеленые,