Что было в сентябре 1999 года
Запрещенная статья о Путине и смертоносных взрывах 1999 года
В Москве прошли мероприятия, приуроченные десятой годовщине террористических актов сентября 1999 года. Накануне в российской версии журнала GQ отказались публиковать результаты расследования трагедии.
расследованию этой мистерии. Статья об его находках так и не попала на страницы российской версии журнала GQ.
Отказ от публикации материла о взрывах жилых домов в России российской версии журнала GQ вызвал скандал. Главный редактор журнала Николай Усков заявил, что причиной отказа послужило отсутствие в этой публикации новых для российского читателя фактов и сведений. Радио Свобода опубликовало отрывки перевода статьи Скотта Андерсона от пользователя «Живого журнала» Vadda.
НИКТО НЕ ОСМЕЛИВАЕТСЯ НАЗВАТЬ ЭТО ЗАГОВОРОМ
В обстановке супербдительности, охватившей население страны, несколько жильцов дома 14/16 на улице Новоселов в Рязани заметили подозрительные белые «жигули», припаркованные рядом с их домом вечером 22 сентября. Их подозрения переросли в панику, когда они заметили, как пассажиры машины перенесли в подвал здания несколько больших мешков, а затем уехали прочь. Жильцы позвонили в милицию.
После этого события развивались стремительно. В своем новогоднем обращении 1999 года Борис Ельцин ошеломил российский народ сообщением о своей немедленной отставке. Этот шаг делал Путина исполняющим обязанности президента до проведения следующих выборов, которые по закону должны были состояться летом. Вместо этого дата выборов была назначена всего через десять недель после отставки Ельцина, что оставляло совсем мало времени для подготовки остальным кандидатам.
Вместо ответа спрашивавшему отключили микрофон.
Первой мыслью Трепашкина было найти Романовича и попытаться убедить его признаться в участии в терактах. Не вышло. Трепашкину удалось выяснить, что вскоре после того, как были совершены взрывы жилых домов, Романович уехал на Кипр, где и погиб в 2000 году, будучи сбит машиной, скрывшейся с места преступления.
Взрывная волна: Москва, Буйнакск, Волгодонск и репетиция в Рязани (1999)
Взрыв в ТК «Охотный ряд» на Манежной площади
Москва, 31 августа 1999 года
Взрыв жилого дома в Буйнакске
Буйнакск (Дагестан), 4 сентября 1999 года
Взрыв жилого дома на улице Гурьянова
Москва, 8 сентября 1999 года
Через несколько дней после взрыва в Буйнакске, в ночь с 8 на 9 сентября 1999 года произошел террористический акт в одном из спальных районов Москвы, на улице Гурьянова.
В результате мощного взрыва были полностью уничтожены два подъезда девятиэтажного жилого дома. По данным комитета здравоохранения города Москвы, жертвами нового теракта стали 380 человек, из них – 106 человек погибли, травмы различной тяжести получили 264 человека.
Террористические акты были подготовлены полевыми командирами незаконных бандформирований самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия. Исполнители теракта были подготовлены в лагерях боевиков.
В дальнейшем исполнители террористического акта были приговорены к различным срокам заключения. Часть из них была уничтожена в ходе антитеррористической операции в Дагестане и Чечне.
Непосредственными исполнителями террористического акта являлись Хаким Абаев, Равиль Ахмяров, Муратби Байрамуков, братья Заур и Тимур Батчаевы, Ачимез Гочияев, Адам Деккушев, Юсуф Крымшамхалов, Руслан Магаяев, Денис Сайтаков, Муратби Туганбаев, Тайкан Французов, а также однофамильцы Аслан и Мурат Бастановы.
Магаяев, Байрамуков, Туганбаев, Французов и оба Бастановых были приговорены к лишению свободы на сроки от 9 до 15 лет. Юсуф Крымшахалов и Адам Деккушев приговорены Мосгорсудом к пожизненному заключению. Ачимез Гочияев, непосредственно руководивший исполнением терактов в Москве, находится в международном розыске.
Взрыв жилого дома на Каширском шоссе
Москва, 13 сентября 1999 года
Новый террористический акт с участием боевиков чеченских бандформирований произошел ранним утром 13 сентября 1999 года в Москве, в одном из домов на Каширском шоссе.
Террористический акт в Волгодонске
Волгодонск (Ростовская область), 16 сентября 1999 года
Инцидент в Рязани: кавказский след в рязанском сахаре
Рязань, 22 сентября 1999 года
Примечательно, что другие официальные объяснения случившегося содержали иные факты, что подогревало сомнение и оставляло право на жизнь конспирологической версии случившегося.
Позднее в интервью «Новой газете» рядовой Алексей Пиняев, охранявший осенью 1999 года склад ВДВ в Рязани, рассказал об обнаружении на складе гексогена в мешках с надписью «Сахар». Позже против него было возбуждено уголовное дело, и он отказался от своих слов. 30
Память о погибших
К 16 сентября 1999 года в Волгодонске был разбит сквер памяти жертв террористического акта.
Памятник жертвам теракта в Буйнакске был открыт в первую годовщину на месте взрыва.
В 2000 году на месте взрыва на улице Гурьянова был установлен памятный знак. В 2004 году недалеко от обрушившегося дома был открыт храм-часовня в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость». Строительство велось за счет пожертвований москвичей.
На месте дома, который стоял на Каширском шоссе до взрыва, организовали сквер, в центре которого находится памятная стела и доска с именами 124 жертв этого теракта.
Примечания
Автор: Кавказский Узел
Взрыв в московских многоэтажках 21 год назад положил начало эпохе страшных терактов. Хроника
Взрывы жилых домов на улице Гурьянова и на Каширском шоссе в Москве в сентябре 1999 года стали началом целой серии терактов, прошедших по всей стране. Это был первый террористический акт в столице, который показали все телеканалы. Жертвами двух взрывов стали 224 человека.
Теракт на улице Гурьянова
В результате теракта погибли 100 человек, еще почти 700 человек получили различные травмы. Через десять дней после трагедии взорванный дом № 19 и пострадавший дом № 17 были уничтожены взрывотехниками.
Причастными к взрыву признали:
Теракт на Каширском шоссе
Хроника терактов
Взрывы в Москве положили начало целой серии громких терактов в России, в которых погибло около 2000 человек.
Перечислены города, в которых в ходе одного теракта погибло более 10 человек. Общее количество погибших указано с учетом всех терактов.
Самым кровавым стал 2004 год. Тогда с февраля по сентябрь произошло семь терактов, в которых погибло более 500 человек. Самый крупный из них — захват заложников в школе № 1 в Беслане.Он унес жизни 333 детей и взрослых.
16 лет теракту в Беслане: хроника и последствия трагедии, воспоминания выживших
После 2011 года теракты происходят в основном в Северо-Кавказском федеральном округе: Дагестане, Махачкале, Грозном, Северной Осетии. В 2013 году целая серия взрывов прошла в Волгограде — бомбы были заложены в автобусе, троллейбусе и на железнодорожном вокзале.
В сентябре 1999 года в России одну за другой взорвали четыре жилые многоэтажки — в Буйнакске, Москве и Волгодонске. Жертвами этих терактов стали 307 человек, пострадали почти две тысячи. О трагедии в дагестанском городе, где погибли 64 человека, тогда писали меньше всего — он был где-то там, далеко, в полусотне километров от Чечни, где недавно снова началась война. Двадцать лет спустя корреспондент «Ленты.ру» Сергей Лютых побывал в Буйнакске, чтобы встретиться с теми, кто чудом выжил и хранит память о тех, кому выжить не удалось.
Пятиэтажка на улице Шихсаидова была по буйнакским меркам домом новым и престижным. По крайней мере, квартиры здесь стоили заметно дороже. До 90-х в этом доме жили только семьи офицеров 136-й мотострелковой бригады, которая базируется в Буйнакске.
Там жили и супруги Рамазановы — Рамазан и Бубу. Он был начальником гарнизонного дома офицеров, а она — домохозяйкой и швеей. Полы и стены их квартиры украшали вытканные ее руками ковры, лампа в прихожей была с домотканым абажуром из макраме. Десятки местных женщин ходили в сшитых Бубу платьях.
В Буйнакск семья Рамазановых переехала в 1995 году из Карабаха, почти сразу после Карабахской войны. Их сыновья, Саша и Руслан, прилежно учились в школе, ходили в драмкружок. Сашу назвали в честь погибшего в Карабахе сослуживца Рамазана.
1 августа 1999 года главу семейства перевели в республиканский военкомат Дагестана. Через две недели ему присвоили звание подполковника. Сыновья гордились отцом, получившим повышение. В планах у семьи было построить собственный дом и вырастить сад.
За неделю до взрыва Руслан ходил с отцом на рыбалку. Они наловили окуней. Мальчик сам пожарил рыбу и угощал пришедшую в гости подругу матери Зухру Акимову — жительницу Буйнакска, работавшую тогда в доме офицеров.
В день взрыва — в субботу, 4 сентября 1999 года, — Бубу принесла в дом офицеров свой комнатный цветок крокус.
«Я хочу подарить вам этот цветок. Вы любите цветы, они у вас хорошо растут, ваш кабинет утопает в зелени. А у меня он что-то сохнет, и вообще, я хочу вам подарить этот цветок от нашей семьи», — вспоминает ее слова Зухра.
В благодарность за этот подарок, да и просто по давней дружбе, Акимова собиралась прийти домой к Рамазановым, чтобы помочь Бубу с консервированием помидоров. Однако именно 4 сентября в доме офицеров ждали визита проверяющего из Министерства обороны — полковника Жихарева. Новый начальник клуба попросил подчиненных не уходить домой, пока не закончится эта инспекция.
В ту последнюю встречу Бубу рассказала Зухре, что уже через две недели их семья покинет Буйнакск, а затем отправилась домой к мужу, который в этот день приехал из Махачкалы.
«Яхья, твой дом взорвали!»
Дома у него была жена и трое детей.
«Стеной стояла пыль. В темноте почти ничего не видно было. Обрушилась средняя часть дома: два подъезда по 15 квартир превратились в груду кирпичей. Левая и правая — еще стояли. Однако никакого хаоса не было. Вокруг развалин уже стояло оцепление из милиции и военных», — рассказывает Яхья.
Людей извлекали из-под обломков, везли в военный госпиталь и центральную городскую больницу. Всего насчитали 64 погибших и 146 раненных.
Фото: Олег Булдаков / ТАСС
В то время в Буйнакске было много военных, имевших за плечами опыт первой и едва начавшейся второй чеченской кампании. Они уже научились действовать на уровне инстинктов. И это спасло город еще от одной трагедии.
Майор Крюков сам обезвредил устройство за 15 минут до того, как установленный часовой механизм должен был инициировать подрыв, а затем сел за руль этого грузовика и уехал на нем из города. Офицер знал, что в любой момент мог взлететь на воздух, а еще он нарушил инструкцию по разминированию гражданского объекта. Позднее Крюков получит за этот поступок звезду Героя России.
А Яхья Гамидович в это время искал своих родных. Сперва он ринулся в госпиталь, а потом в больницу. Там офицера встретил знакомый, который обнял его и сообщил о гибели супруги.
Трое детей Яхьи — две девочки и мальчик — выжили. Их посекло осколками стекол. «В момент взрыва дети находились в той части квартиры, которая частично уцелела», — объясняет он.
Сын и дочери две недели провели в больнице, а сам он на семь дней уехал в родное село — хоронить жену. В это время дом разбирали, вытаскивали и складывали сохранившееся имущество. Трагедии часто привлекают мародеров, но в этот раз было по-другому: все найденные в развалинах золотые изделия, по словам Яхьи, лежали в одной кучке, откуда выжившие и их родственники забирали свое.
Фото: Олег Булдаков / ТАСС
Дом офицеров в Буйнакске стоял прямо напротив той самой пятиэтажки и тоже сильно пострадал от взрыва: уцелело только то, что было сделано из железобетона.
Осколки огромных толстых витринных стекол нашпиговали мебель и музыкальные инструменты. «Сторож чудом уцелел, так как в момент взрыва стоял, прислонившись к колонне», — рассказывает Акимова.
Сама она покинула здание всего за полчаса до этого. Ждала проверяющего до 21 часа. Тот стал отчитывать женщину за то, что в Калининграде и Москве культурно-массовая работа организована иначе. Свидетелем этой сцены стал муж Акимовой, который зашел за ней. Он вспылил и сказал инспектору из Москвы, что немедленно забирает жену домой.
«Мы только в квартиру зашли и вдруг. Обычное землетрясение вправо-влево шатает, а это как-то. Снизу вверх дом поднялся и опустился. Мы на балкон. С балкона в сторону бригады две ракеты: одна выше, другая ниже. И столб пыли. Во всем городе, наверное, окна повыбивало», — вспоминает Зухра.
По словам Акимовой, Буйнакск в то время был фактически прифронтовым городом, в котором все было подчинено одной цели — защитить Дагестан и Россию от наступавшей армии чеченских боевиков.
Военные, милиционеры и ополченцы объединились на передовой, а горские женщины и жены русских офицеров — в тылу. «Полевые кухни не поспевали за бойцами, и женщины несли им туда еду. Без команды. Понимали, что воинам кушать надо», — вспоминает собеседница «Ленты.ру».
Палатки, в которых поселили жильцов взорванного дома. Ноябрь 1999 года
Фото: Роман Денисов / ТАСС
На следующий день после взрыва жилого дома в Буйнакск съехались большие начальники, в том числе глава МЧС Сергей Шойгу. Началось расследование произошедшего.
«По нашей заставе пока не стреляют»
За месяц до взрыва, 7 августа 1999 года, началось массовое вторжение бандформирований под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба в Ботлихский район Дагестана. Это стало началом второй чеченской войны.
На самом же деле, конечно, никакого начала не было, рассказывают местные жители. Как не было и прекращения первой войны после подписания Хасавюртовских соглашений. Нападения боевиков на дагестанскую землю и российских военных не прекращались.
Зухра Акимова, ставшая известной дагестанской писательницей и поэтессой, написала книгу о 136-й мотострелковой бригаде «Жизнь, отданная Родине», в которой опубликовала собранные астраханцем Борисом Водомским письма его солдат-земляков, погибших в ту вроде бы мирную пору, а также во время августовских боев за Дагестан.
Вы спрашиваете: «Кто еще из Астрахани служит у нас?» В моем взводе никто. В Гералахе (это Герей-Авлак) есть земляки. Да, в воскресенье сидим в столовой завтракаем, вдруг все застряслось. Оказывается землетрясение. Надо же! Как там бабушка с дедушкой? Привет им огромный. Пусть не беспокоятся за меня. Тете Вере Шкодиной, Ирине и дяде Юре, крестной тоже передавайте привет. Я сразу всем по привету. Писать времени нет. Сами больше пишите».
Конвой российской армии на пути в Дагестан
Фото: Antoine Gyori / Sygma via Getty Images
«Мам, привет! Сегодня мы точно должны уехать. Меня могли оставить здесь, но я решил ехать. Может быть, ты не поймешь, почему я так решил. Если бы я остался, я перестал бы себя уважать. Спроси у отца, может быть, он тебе объяснит, что движет нами в таких случаях. Прости. Как только вернусь, пришлю тебе телеграмму. »
«Бабушка, дедуля, дядя, мамулечка, Леночка! Пишу вам из Кизляра. Вы не переживайте. Спросите, почему вас обманывал, уезжал в Дагестан? — просто не знал, как будет здесь работать почта. Не писал еще и потому, чтобы вы не приезжали. Сами понимаете.
Теперь о самом главном. Да, здесь стреляют часто. Но по нашей заставе пока не стреляют. У нашей бригады три заставы. По первой и второй бьют. Наша застава находится на старом рыбоводном заводе. Едим все, что сами себе готовим на полевой кухне. Здесь рядом живут дагестанцы. Хорошие люди. Приносят сыр, молоко парное, сметану.
Мы иногда у них покупаем: стыдно брать так. Хорошие очень люди. Как мы тут несем службу? Заступаем на ночь дежурить, утром сменяемся. Вода есть. Ходим в душ. Вода, правда, наполовину минеральная, сладковатая.
Вот вкратце и все о службе. Не беспокойтесь обо мне. Все будет хорошо. Приедем, возможно, в ноябре, тогда расскажу подробнее. »
Этого бойца, скрывшего от родных службу в Дагестане, звали Александр Никитов. Он погиб 10 сентября 1999 года на сопке в Новолакском районе Дагестана. В те дни основные силы боевиков уже вынудили отступить в Чечню. Никитов был в расчете зенитной установки. Расчет попал в окружение. Солдаты отбивались до последнего, всеми силами пытались сохранить орудие. Под конец командир расчета — молодой лейтенант (его фамилия неизвестна) — дал команду подчиненным уходить, а сам остался их прикрывать.
Существует мнение, что боевые порядки басаевцев были разбиты авиацией, а солдатам оставалось лишь добить их на земле. Но в Дагестане хранятся многочисленные свидетельства о личных и коллективных подвигах, об отчаянных, но захлебнувшихся атаках и невосполнимых потерях.
Траурные мероприятия в память о жертвах террористического акта, 2009 год
Фото: Сергей Расулов / NewsTeam / РИА Новости
За организацию и исполнение взрыва в Буйнакске в тюрьму отправили восемь человек. Двое — Иса Зайнутдинов и Алисултан Салихов — отбывают пожизненный срок. Одному террористу сидеть еще семь лет. Пятеро уже должны быть на свободе, причем двоих из них отпустили по амнистии.
«В 1993 году дивизию расформировали. Многие офицеры свои квартиры попродавали и уехали, так что в 1999 году в этой пятиэтажке уже было больше гражданских, чем военных», — вспоминает Яхья Гамидович.
В Буйнакске на месте взорванного дома теперь небольшой сквер, мемориал и маленькая мечеть. На каменных плитах выбиты имена всех 64 жертв теракта. На деньги служивших тогда солдат и офицеров в части был построен скромный православный храм. Рядом с ним — стена, выстроенная из необычного приплюснутого кирпича. Она и еще два корпуса казарм сохранились тут с XIX века, когда на месте Буйнакска была крепость Темир-Хан-Шура, в которой размещался Апшеронский полк Русской императорской армии.
Памятник погибшим был открыт в 2000 году
В сотне метров от взорванного дома сохранилась такая же пятиэтажка. Они обе были построены в 1974 году на месте старого кладбища. Местных старожилов это несколько смущало. Теперь уцелевший дом весь оброс какими-то несусветными самодельными пристройками: люди продолжали жить, и жить лучше.
«Люди из этого дома получили намного больше денег, чем выжившие из взорванного. Так получилось, потому что они судились, а мы — нет. Некому судиться. Разъехались почти все кто куда», — рассказывает Яхья Гамидович.
В 2001 году жертвам взрыва в Буйнакске дали ордера на новое жилье. Семья Яхьи Гамидовича получила ключи от трехкомнатной квартиры в подмосковном Чехове. Однако мужчина решил отказаться — остался верен Буйнакску и своей бригаде.
Здесь, среди коллег, вдовец встретил новую любовь, и эта женщина подарила ему еще одного сына.
А за плечами бойцов и командиров 136-й мотострелковой бригады теперь уже не только две чеченские кампании, но и поход в южноосетинский Цхинвал.
Тех, кто погиб 4 сентября 1999 года, и военных, и гражданских, здесь вспоминают, как погибших в бою солдат: возложением цветов, маршем и салютом почетного караула. Будет также театральная постановка к 20-летию трагедии.
Выживший после теракта-1999 на Каширском шоссе раскрыл страшные детали
«Проснулся и понял, что лечу»
20 лет назад в Москве произошли два чудовищных теракта. 8 сентября 1999 года в 23 часа 59 минут 58 секунд в районе Печатников, на улице Гурьянова, была взорвана 9-этажка. В результате обрушения двух подъездов погибли 106 человек, еще 690 получили различные ранения.
Накануне скорбной даты Максим Мишарин рассказал «МК», что тогда пережил ранним утром, о погибших родителях, долгой реабилитации, врачах, которые поставили его на ноги, письмах поддержки и травмах, которые до сих пор дают о себе знать.
Фото: Светлана Самоделова
«Эпицентр взрыва был прямо под нашей квартирой»
На месте взорванного дома №19 на улице Гурьянова и соседнего дома №17, который был поврежден взрывной волной, теперь стоят четыре 25-этажки, а рядом — храм-часовня в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость».
На месте разрушенного взрывом дома на Каширском шоссе был возведен памятный знак в виде небольшой часовенки. Позже здесь появилась мемориальная доска, на которой золотом были выбиты имена 124 погибших. Чтобы ее установить, среди местных жителей проводился опрос. Было немало тех, кто не хотел, чтобы жилая зона напоминала кладбище…
За 20 лет маленькие елочки и лиственницы вымахали на добрых десять метров. На розовой гранитной плите стоит корзина с гвоздиками, лежат лилии и хризантемы. Около подножия часовни кто-то поставил иконки, свечи, а еще здесь много детских игрушек. При взрыве дома погибло много детей.
— Я несколько раз в месяц прихожу сюда, когда возвращаюсь с работы, — говорит Максим Мишарин. — У меня нет ощущения, что это братская могила, наоборот, мне здесь очень спокойно. Стою у часовенки, молюсь. Каждый год, накануне 13 сентября, ставлю у лампадки фотографию родителей. Мечтаю, чтобы они мне чаще снились. Но это происходит редко. В такие дни просыпаюсь счастливым, кажется, что мама с папой живы, и не сразу понимаю, что это всего лишь сон.
При взрыве дома погибли целые семьи. Читаю фамилии и имена на мемориальной доске: Чепурины Андрей, Михаил, Галина, Лариса, Юля. Кобец Арина, Диана, Ирина, Сергей. Никитины Алексей, Елизавета, Наталья. Жуковы Алевтина, Любовь, Светлана. Варданян Виктория, Генриетта, Сергей…
Подойдя к плите, Максим проводит ладонью по надписи «Мишарин Феликс Петрович, Мишарина Вера Васильевна». Его отцу было 58, маме — 50.
Максим сотни раз прокручивал события того раннего утра в голове.
— Кого-то увидели рядом?
— Нет. Стояла тишина. Никто не стонал, не кричал, не звал на помощь. Я спал на одном диване с мамой. Стал смотреть, не выглядывает ли где из-под камней рука или нога. Ничего не увидел. Все было в пыли, в одном серо-землистом цвете.
Эпицентр взрыва был прямо под нашей квартирой, мы жили на втором этаже, мешки с гексогеном взорвались в подвале. Меня приподняло вместе со всем домом. Видимо, довольно высоко подбросило, потому что я помню, как долго летел вниз. Удивительным образом я не попал ни под какую плиту, меня не засыпало кирпичами. В голове стоял гул, у меня была контузия 3-й степени.
— Кто вам пришел на помощь?
— Из соседних домов стали выбегать жильцы. Несколько человек, заметив, что я шевелю руками, стали тащить меня наверх. Я хотел крикнуть им: «Ищите маму, здесь рядом должна быть мама». Но вместо слов раздался только хрип. Рот был забит песком, когда летел вниз, я кричал.
Меня начали вытаскивать из завала, одна нога была где-то за плечом, когда меня подняли, она болталась, причиняя сильнейшую боль, помню, я сказал: «Поднимите ногу, ногу тоже держите». Двое человек подхватили меня за корпус, третий — за ногу. Так потихонечку и спустили меня вниз. Вынесли к Каширскому шоссе. Я остался лежать почти голым на мокром асфальте. Моросил мелкий дождь. Потом кто-то сверху накинул на меня куртку. Все спешили к завалам, где еще могли оказаться живые люди. Счет шел на секунды.
«Маму нашли второй по счету, отца — шестьдесят седьмым»
— «Скорая» быстро приехала?
— Я тогда потерял счет времени. Мне казалось, что быстро. Но за время ожидания успел простудиться, подхватил воспаление легких. Прибывшие медики сразу вкололи обезболивающее, на лицо надели маску. Я отключился. Ехать долго не пришлось, 7-я городская больница была недалеко, на Коломенском проезде. Очнулся уже в реанимации. Одна нога была загипсована, на растяжке, там был сложный перелом со смещением. Вторая нога тоже в гипсе, на животе шрамы. Мне удалили селезенку, зашили желудок и печень. Также было проколото легкое в трех местах. Когда был без сознания, находился на искусственной вентиляции легких.
Максим Мишарин с большой теплотой вспоминает двух молодых врачей — анестезиологов-реаниматологов Дениса Проценко и Андрея Петрова.
— Эти два врача меня буквально поставили на ноги. С Денисом Николаевичем мы были практически ровесниками, он только окончил медицинскую академию имени Сеченова. Помню, приводил меня в пример девушке, которая лежала в реанимации на соседней кровати. У нее была сложная операция на желудке, я ее постоянно подбадривал. Она начала самостоятельно есть, улыбаться, радоваться жизни.
— Кто первым навестил вас в больнице?
— Первыми пришли друзья. Сестра Оля, узнав о трагедии, срочно вернулась с гастролей. Помню, когда она зашла ко мне в реанимацию, мы встретились взглядами и еще минуты две молчали. Все было ясно, родителей нет, мы сироты. Сестра долго пребывала в панике. У нее была затяжная депрессия. Она была на опознании, потом общалась с сотрудниками ритуальной службы, хоронила родителей. Маму нашли второй по счету, сестра потом рассказывала, что она была целехонькой, тело не было ни покорежено, ни поцарапано. Все были в пыли, а она чистенькая, аккуратная, в ночной рубашке.
Отца нашли 67-м по счету. Он был весь переломанный. Сестра Оля рыдала, когда увидела, насколько у него сплющено, раздавлено лицо. Отец в тот день засиделся за книгой, спал в соседней комнате. А утром рано поднялся. Его нашли в шортах, которые он обычно надевал, когда выскакивал в общий коридор покурить. Мне не дает покоя мысль, что он чувствовал, когда обрушился дом. Но говорят, что они все погибли за несколько секунд.
В палате Максим с сестрой Олей вспоминали, как отец, Феликс Петрович, влюбившись, бросил медицинский институт и уехал за их мамой, Верой Васильевной, из Архангельска в узбекский город Навои, куда она получила распределение после техникума.
— Дня не мог прожить без нее. Такая была любовь. Приехал к маме в Узбекистан с одним матрасом, — рассказывает Максим. — В Навои добывали редкоземельные элементы, драгоценные металлы и уран. Это был молодой, развивающийся город. Проектировали его ленинградские архитекторы, жители — полный интернационал. Чтобы кормить семью, отец устроился на горно-металлургический комбинат. Работал бригадиром, был активистом, играл на гармошке, гитаре, трубе, барабане. Вскоре родилась сестра Оля, а через пять лет, в 1975-м, я.
Выйдя на пенсию, родители Максима решили перебраться в Россию.
— Они отработали по «вредной сетке» на урановом производстве, стали ветеранами труда. Директор горно-металлургического комбината Николай Кучерский выдавал тогда квартиры работникам-ветеранам по всей России. Родители сдали нашу «трешку» в Навои и в 1997-м получили аналогичную квартиру в Калязине, Тверской области. Из цветущего большого города с фонтанами и бассейнами мы попали в большую деревню. Калязин — симпатичный городок на Волге, но, чтобы чувствовать себя счастливым, там нужно родиться и не знать другой жизни. С работой было плохо, у людей другой менталитет, много пьющих. Я в Навои получил специальность электрика горного оборудования. На новой родине, так как хорошо рисовал, пошел расписывать матрешки. Коллектив был чисто женским, на предприятии работало 50 человек. Во мне бурлила молодая энергия, мне хотелось чего-то большего.
— Как оказались в Москве?
— Вскоре я подался в столицу, стал работать продавцом на строительном рынке «Каширский двор», быстро дорос до старшего менеджера, стал хорошо зарабатывать. Сестра Оля хорошо танцевала, окончив в Московской области институт культуры, отправилась с хореографическим коллективом на гастроли в Японию. А потом поехала туда на работу. Больше 10 лет занималась организацией развлекательных мероприятий. Ребята и молодые девчонки выступали с танцевальными, цирковыми и акробатическими номерами в различных клубах. А на те деньги, что удалось скопить, она решила купить квартиру в Москве. С отцом они посмотрели очень много вариантов. Могли приобрести жилье и в Черемушках, и «однушку» в «сталинском» доме в самом центре, рядом с метро «Октябрьская». Но в результате выбрали малогабаритную «двушку» в кирпичном доме на Каширском шоссе.
На самом деле выбрали свою судьбу. Об этом Максим думал, когда проходил реабилитацию, которая продлилась три месяца.
— Нога была прямой, не сгибалась, я начал ее усиленно разрабатывать. Но, видимо, почувствовал в себе слишком много силы, стал давать большую нагрузку на ногу. Титановая пластина, которой были скреплены кости, потихоньку расшатывалась. А тут еще на радостях после выписки я отправился в гости к лучшему другу Марку в Навои, в Узбекистан. Хотел попасть в город, где был счастлив, где мы жили с родителями, где прошло детство. Мы там бурно отметили мое выздоровление, потанцевали от души, да так, что погнулась в ноге титановая пластина, кость хрустнула. Нога опухла, с температурой 39 градусов я снова попал в ту же 7-ю московскую городскую больницу. Врачи были в шоке, спрашивали: «Как же так?!» Я снова оказался на операционном столе. Начался второй круг ада, я снова два месяца ходил на костылях.
«Выделили малолитражку, на инвалидной «Оке» и стал зарабатывать»
Еще плохо передвигаясь, Максим приходил на могилы родителей. Феликса Петровича и Веру Васильевну Мишариных похоронили на Митинском кладбище.
— Потому что власти предлагали нам то квартиру в Митине, то за МКАДом, то однокомнатную вместо двухкомнатной. Нам здорово помогли женщины-милиционеры: две Татьяны, Венера и Мила. Приняли участие в нашей судьбе. Возили нас с сестрой по инстанциям, выбивали все, что нам положено: квартиру, документы. Благодаря их усилиям мы получили двухкомнатную квартиру в Братееве, на Борисовских Прудах. Сестра еще долго не могла оправиться от горя. Спать одна в квартире она не могла, жила в постоянном страхе. В том же году случилось еще несколько терактов, жители жилых домов своими силами организовывали круглосуточные дежурства. Целый год с сестрой рядом днем и ночью были друзья.
— Мы ничего не требовали, не просили. Как чудо восприняли, когда банк «Зенит» по собственной инициативе без всяких условий выделил нам 7 тысяч долларов. А начальник управления соцзащиты населения Южного административного округа Антонина Твердикова выбила для меня автомобиль «Ока». На этой инвалидной «Оке» я стал возить стройматериалы, зарабатывать.
Максиму со всей России приходили письма со словами поддержки.
— Люди старались нас приободрить, рассказывали свои истории, как сами выходили из непростых жизненных ситуаций. Дети и подростки присылали стихи, рисунки и даже игрушки. Отдавали самое дорогое, что у них было. Эти послания очень сильно вдохновляли.
Фото: Светлана Самоделова
Сафонцевы жили в квартире №118, на 7-м этаже. Юрия спасла бетонная плита, которая, надломившись, встала «домиком» над его головой. Но нижняя часть его тела была придавлена, он не мог пошевелиться. В первые минуты после взрыва он еще слышал голос жены, которая тихо звала его по имени, а потом затихла.
Юрия вытащили спасатели. Услышав рядом с собой голоса, он стал звать на помощь. Плиту сдвинули, его откопали и сразу дали напиться воды из пожарного шланга.
— Он тоже долго лежал в реанимации, 9 месяцев не вставал с больничной койки, — рассказывает Максим. — У него было сломано бедро, лопнул мочевой пузырь. Ему дали инвалидность, ведь мочевой пузырь не восстанавливается, и Юрию приходилось постоянно ходить с пластиковым контейнером. Первые четыре года после взрыва мы еще виделись иногда около мемориала. Он приходил к часовенке, разговаривал со своей покойной женой Татьяной. А потом потерялся из виду. Кто-то упомянул, что дочь забрала его к себе в Лондон, где обосновалась и пустила корни.
В теракте погибли заслуженные учителя, известные музыканты, спортсмены, профессора, а сильно пьющие жильцы с первого этажа, которые постоянно устраивали пьяные дебоши и скандалы, как рассказал Максим, именно в тот вечер на всю ночь ушли в гости. Там заночевали и спаслись.
— Потом жители соседних домов рассказывали, что, появившись у разрушенного дома в 8 утра, они громче всех кричали и требовали, чтобы им предоставили жилье.
«Боль не ушла, сидит занозой внутри»
Это потом стало известно, что серия терактов была организована и профинансирована Эмиром аль-Хаттабом и Абу Умаром из незаконного вооруженного формирования Исламский институт «Кавказ».
Взрывчатка была сделана на фабрике удобрений в Чечне, в Урус-Мартане. Расфасованную взрывчатую смесь в виде мешков с сахаром доставили в столицу. Один из боевиков, Ачимез Гочияев, для осуществления взрывов по поддельным документам арендовал склад на улице Краснодарской, а потом и помещения на улице Гурьянова и Каширском шоссе.
— Я помню мебельный магазин «Ива», который располагался у нас в подвале. Как потом выяснило следствие, владелец сдал это помещение за тысячу долларов временно под склад «сахара». Но только недавно я узнал, что, оказывается, участковый Дмитрий Кузовов, когда приходил с проверкой, видел эти мешки. Ему показалось странным, что в мебельном магазине хранится сахар. Когда 12 сентября он пришел с повторной проверкой, дверь в магазин уже была закрыта. А взламывать ее в отсутствие владельца, согласно должностной инструкции, он не мог.
Вот так была запущена цепочка трагических случайностей, а может быть, закономерностей, которая привела к взрыву.
Максим знает, что все причастные к двум терактам в Москве в 1999 году были установлены. Денис Сайтаков и Равиль Ахмяров были убиты в Чечне. Хакима Абаева ликвидировали в ходе спецоперации в Ингушетии 30 мая 2004-го. Юсуф Крымшамхалов и Адам Деккушев были арестованы в Грузии. Суд приговорил обоих к пожизненному заключению. Но Ачимез Гочияев, кто арендовал помещения и самолично укладывал мешки с гексогеном в подвалы домов, жив и остается на свободе. Он до сих пор находится в федеральном и международном розыске.
Максим Мишарин не уехал из Нагатина-Садовников. Остался работать в районе «Каширского двора». Пахал как мул по 14 часов в день семь дней в неделю. С другом у них была своя компания, они занимались натяжными потолками. Потом Максим открыл цех по производству витражных потолков.
— В 2005 году на Борисовских Прудах, рядом с сестрой, купил трехкомнатную квартиру, женился. Сейчас у нас в семье подрастают трое детей, дочери Ноне 10 лет, Агате — 8,5, сыну Феликсу — 5. Его назвали в честь моего отца. На этом настояла жена. Уж больно имя ей казалось сильным. Каким, впрочем, и был батя. Сейчас я уже привык, а первое время, когда называл сына по имени, передо мной сразу вставал образ отца. Мурашки шли по коже…
Когда бизнес был налажен, семейная жизнь устоялась, Максим вдруг почувствовал пустоту в душе и пошел учиться в художественный институт имени Сурикова при Российской академии художеств.
— Я и раньше рисовал, но тут захотел разобраться в искусстве, заняться академическим рисунком и живописью на профессиональном уровне. Было, конечно, сложно. Три года я работал и учился. Но и отдача была неимоверная. Я приобрел много новых друзей, с которыми плотно общаюсь. И художественными витражами теперь занимаюсь более осмысленно.
Пока мы беседуем, Максим время от времени массирует ногу. До сих пор дают о себе знать травмы, полученные при взрыве дома.
— Нога постоянно болит, она криво срослась, я до сих пор хромаю. Без селезенки люди живут. Это ладно. Но я плохо сплю, в голове постоянно шумит, что-то гудит и звенит. И память из-за перенесенной контузии стала подводить.
В последнее время Максим думает: а не покреститься ли ему еще раз? Обряд таинства крещения он прошел, когда лежал в реанимации. Все были напуганы, думали, что Максим не выживет. И пригласили в больницу священника.
— Я помню очертания батюшки и то, что говорил ему что-то в ответ на вопросы. Теперь хочется к таинству крещения подойти уже осмысленно. Только вот не знаю, дозволительно ли это? Сейчас читаю книгу «Несвятые святые», рассказы архимандрита Тихона, и такая теплота и благодать разливаются в душе…
Со дня теракта прошло уже 20 лет. Максим говорит: «Годы пролетели как один миг, но боль не ушла, она сидит занозой внутри».