что значит лаборатория в почтовом ящике
Как правильно написать адрес электронной почты (e-mail) ✔, чтобы вам могли на нее отправить письмо.
Доброго дня!
«Почему не отвечаешь?», «Мне ничего не приходило на почту!», «Вы мне не можете скинуть письмо с документами?!» — это всё вопросы и претензии, которые я неоднократно получал как на рабочем месте, так и на этом блоге. 👀
Самое интересное во всем этом — что в этих случаях в принципе нельзя было ответить и отправить e-mail, так как адрес был неправильно написан. И человеку на том конце провода никогда ничего не докажешь.
Собственно, после очередного такого «случая» решил набросать небольшой ликбез по этой теме (теперь будет куда поставить ссылку в случае очередной подобной претензии. 👌).
Как создать электронную почту: e-mail (на портале mail.ru). Настройка почты — [см. пошаговую инструкцию]
Правильное написание e-mail адреса
ШАГ 1: основы
К тому же, написание e-mail должно быть выполнено латинскими буквами (прим.: допускаются цифры, подчеркивания)!
То, что я перечислил выше — это не чье-то требование, а международный формат. Соблюдая его, вам всегда смогут ответить и переслать письмо.
См. в качестве примера скриншот ниже. 👇
Пример e-mail адреса
Пару примеров правильного написания e-mail адресов:
Разберу каждую часть адреса подробнее:
Важно!
Никакие кавычки или дополнительные знаки при написании адреса электронной почты использовать не нужно ( пробелы между собачкой, логином и доменом — не используются)!
Вставка e-mail в форму
ШАГ 2: как завести себе почтовый ящик
Завести почту сегодня можно практически на любом крупном портале (👉 лучшие сервисы электро-почт).
Например, весьма неплохим выбором может стать 👉 почта от Яндекса.
Чтобы завести ящик, нужно-то:
Завести почту на Яндекс
ШАГ 3: как отправить кому-нибудь письмо на e-mail
Так как выше в пример я взял Яндекс-почту, то и здесь уместно показать работу с ней.
После того, как вы заведете себе ящик и войдете в него, пред вами предстанет достаточно простое меню. Для создания письма — достаточно кликнуть по кнопке «Написать» в верхнем углу.
Прикрепление к письму документов
ШАГ 4: как сделать свой номер мобильного адресом почты
Весьма хорошим способом перестать путаться с написанием e-mail может стать одна функция Яндекс-почты — можно свой номер мобильного использовать в качестве адреса электро-почты!
Чтобы включить данную опцию, после регистрации в почте от Яндекса, зайдите в настройки личных данных и используйте функцию «Сделать адресом номер телефона» (см. скрин ниже, стрелками показано, куда нужно нажать). 👇
Сделать адресом номер телефона
После этого, вы сможете получать электронную почту как по адресу 79271234567@yandex.ru *, так и по своему прежнему (т.е., по сути, у вас будет 2 адреса e-mail, письма с которых будут поступать в один ящик!).
На сим сегодня всё. Дополнения приветствуются.
Что происходит с письмами после того, как мы опускаем их в почтовый ящик
Если вы хотите отправить почтовую открытку, но не знаете кому – попробуйте заняться посткроссингом. Друзей по переписке вы легко сможете найти в социальных сетях или на сайтах для любителей почтовых посланий. Фото: Галина Соловьёва
Если вы думаете, что бумажные письма давно никто не рассылает, то глубоко заблуждаетесь. Только через Еекатеринбургский главпочтамт за сутки проходит несколько десятков тысяч посланий. Кроме него, по всему городу установлено больше двух сотен ящиков, сбор корреспонденции из которых операторы осуществляют каждую ночь. «СверхНовая Эра» узнала, что происходит с письмом после того, как мы отправляем его в путь.
Кто рассылает бумажные письма?
Пресс-секретарь Управления Федеральной почтовой связи Свердловской области Анна Первушинарассказывает: в отделении 620000, именно такой номер присвоен центральному отделению связи, расположенному в Доме связи по проспекту Ленина, бумажных посланий иногда бывает так много, что освобождать ящик приходится несколько раз в день:
– Объёмы бумажных писем не уменьшились, а перераспределились, – объясняет она. – Если раньше основной поток корреспонденции составляла переписка обычных людей, то сейчас преобладает деловая переписка. Как функциональный способ общения письма, конечно, ушли в прошлое, но как любительский – остались. Радует, что этим способом коммуникации пользуются и представители разных возрастов, например, посткроссеры, ребята, которые обмениваются почтовыми открытками.
После того как письмо из ящика попадает в руки сотрудников почты, они ставят на нём оттиск штемпеля с датой отправления, по прибытии письма в отделение адресата на конверте появится такая же отметка – по штемпелям можно будет понять, сколько длился путь письма. Почта должна обязательно уложиться в контрольные сроки доставки отправления, для каждого пункта назначения они свои: например, отправления по городу и области идут в течение двух суток, а до Москвы путь письма составляет четыре-пять дней. Оттиск календарного штемпеля может ставиться как вручную, так и при помощи автоматических устройств. Заказным письмам, помимо календарного штемпеля, дополнительно присваивается специальный индивидуальный штрихкодовый номер, поэтому за их перемещением можно следить через Интернет или по телефону с помощью мобильного приложения от Почты России. Что касается простых отправлений, которые мы просто сбрасываем в ящик, то здесь остаётся только набраться терпения и ждать, когда послание дойдёт до адресата.
Любопытный сувенир
Помимо штемпелей, на конверте, конечно, есть и марки, каждая из них имеет свой номинал и определяет стоимость письма. Если письмо весит меньше 20 граммов, то почтовый тариф составит 22 рубля вне зависимости от того, куда оно идёт, в Верхнюю Пышму или во Владивосток. Заграничное письмо придётся оплатить по большему тарифу. Некоторые любители эпистолярного жанра, экспериментируя с выбором и расположением марок, умудряются делать из своих посланий целые произведения искусства. Кстати, проявить креативность можно и при помощи штемпелей. В отделении 620000 письмо можно погасить оттисками памятных календарных штемпелей, которые выпускаются к наиболее знаменательным событиям: например, к проведению чемпионата мира по футболу или Уральской ночи музыки. Таким образом почтовый конверт из обычного кусочка бумаги превращается в сувенир, с помощью которого можно рассказать другу по переписке о городе. Неудивительно, что специальные штемпели очень популярны у посткроссеров:
– Можно подойти к администратору и попросить штампы спецгашения, он с удовольствием даст их, – рассказывает участница движения Октябрина Вишнёвая. – Обычно Почта России извещает о появлении нового штемпеля. На сайте компании «Марка» (осуществляет выпуск знаков почтовой оплаты – почтовых марок, художественных маркированных конвертов, почтовых карточек. – Прим. ред.) даже публикуется график их выхода. Нашему городу в прошлом году повезло, у нас появилось целых два гашения: гашение к ЧМ-2018 и к 400-летию дома Романовых – для Екатеринбурга это очень много. Обычно, если повезёт, штемпели выпускаются раз в год, в 2019-м новых ещё не было. Но у нас есть очень красивый штамп гашения с губернаторским изумрудом и штемпель «Я люблю посткроссинг».
По земле и воздуху. Но чаще – по воздуху
В почтовом отделении письма сортируются по виду корреспонденции и в специальных контейнерах отправляются в магистральный сортировочный центр. Он функционирует непрерывно, каждые сутки через этот «почтовый завод» проходит до 50 тысяч заказных писем и до 100 тысяч единиц простой корреспонденции, вес последних составляет почти две тонны. Раньше центр находился недалеко от железнодорожного вокзала, но со временем помещение стало мало для потока корреспонденции (вы всё ещё сомневаетесь в востребованности бумажных писем?) и переехал на другую, более просторную и современную, площадку. К слову, работы Почте России добавила и любовь россиян заказывать покупки из Китая, самолёты с грузом из которого, начиная с осени, стали летать практически ежедневно.
После того как почта прибывает в сортировочный центр, операторы регистрируют заказные письма. К слову, эта процедура проходит на каждой контрольной точке по пути следования почтовых отправлений. Кроме того, все письма сортируются по направлениям отправки и маршрутам. Письма путешествуют внутри Екатеринбурга, рассылаются по области, отправляются в другие города и страны. Сотрудники почты шутят, что благодаря работе идеально выучили географию.
Отсортированная по направлению и упакованная в специальные ёмкости почта готова для отправки на маршрут. У почтовых водителей работа отлажена так же чётко, как и у операторов. Каждый из них точно по расписанию подъезжает для загрузки и отправляется на маршрут. Например, в Нижний Тагил корреспонденция доставляется дважды в день. Но стоит отметить, что на большие расстояния корреспонденция по земле сейчас уже не путешествует: поездом и автотранспортом доставляются только послания в близлежащие населённые пункты, в дальние точки письма летят самолётом.
Как я работала в почтовом ящике
Как я участвовала в шахматном турнире на первенство института
Когда я пришла работать в авиацинный институт, мне было 28 лет, и я имела двух маленьких ребятишек. На целый день дети оставались дома с моей мамой-пенсионеркой. Естественно, в конце рабочего дня я устремлялась домой. Дорога до дома была неблизкой, занимала больше часа, и непростой: переполненные автобусы и метро с двумя пересадками, а мне так хотелось поскорее добраться до своих малышей. Поэтому в те годы я не могла заниматься так называемой общественной работой, какой бы интересной она ни была. Все в лаборатории это знали и с поручениями ко мне не приставали.
Но вот как-то раз подходит ко мне один наш сотрудник и спрашивает: «Лена, ты умеешь играть в шахматы?»
«Не то, чтобы умею, – отвечаю я, – но как фигуры ходят, знаю. А в чем дело?» А дело, оказывается, было в том, что в институте среди лабораторий проводился шахматный турнир, и для участия в нем каждая лаборатория должна была выставить команду, состоящую из четырех мужчин и одной женщины. За нашу команду играла инженер Наташа Ратова, но в тот день она заболела и три дня должна была пробыть на бюллетене. Если у нас за одной доской не будет игрока, женщины, то нам за этой доской засчитают поражение. Остальные наши сотрудницы совсем не умели в шахматы играть, даже не знали, как ходят фигуры. И только я, оказывается, могла помочь лаборатории. Как было отказаться?
Я позвонила мужу на работу и попросила сегодня не задерживаться на работе, прийти домой как можно раньше. «А что случилось? – испугался Саша, – дети здоровы?» Я все ему объяснила. Муж очень удивился, что я буду представлять лабораторию в шахматном турнире. «Вот умора, – говорит, – давно я так не смеялся. Все равно ведь ты проиграешь». Я обиделась, хотя и понимала, что Саша прав. Я ведь не умею играть в шахматы. До конца рабочего дня оставалсь еще много времени, но мои мысли то и дело возвращались к турниру. Я холодела от страха, представляя себе позор от проигрыша, в таком исходе дела я ведь не сомневалась.
Во время обеденного перерыва все мои сотрудники подошли к моему столу. Они открыли шахматную доску и попросили меня поставить фигуры и показать, как ими полагается ходить. Они устроили мне репетицию. Я сделала несколько ходов, потом провела рокировку, чем и вызвала всеобщее восхищение. На этом испытание закончилось.
После работы мы поехали на друную территорию, где проходил турнир. Обмирая от страха, я села за первую доску. Ко мне подошли организаторы и вежливо попросили пересесть. Это оказалась не моя доска, а мне было все равно, за какой доской сидеть. Я пересела за вторую доску. Опять меня попросили пересесть. Так я пересаживалась и пересаживалась, пока не оказалась за последней, пятой доской. Оказывается, за первой доской играет самый сильный игрок, а женщинам полагается скромно довольствоваться самой последней. Мне все это было неважно. Я умирала от страха, меня даже знобило. Время шло. Все мои товарищи уже начали свои партии, а я все сидела и с ужасом ждала свою соперницу. Она не пришла! Мне засчитали очко! Какая радость!
На другой вечер я с таким же страхом шагала на вторую игру и все мечтала, чтобы и сегодня я за доской оказалась одна. Но не тут-то было. За пятой доской меня уже ожидала шахматистка. Мы с ней не были знакомы, но я знала ее в лицо, инженер-сварщик из соседнего отдела. Меня опять зазнобило. Не помня себя, я механически двигала фигуры, но неожиданно обратила внимание на руки соперницы. Они дрожали мелкой дрожью. Я подняла голову от доски и увидела растерянный беспомощный взгляд, капельки пота на лбу. Вот так штука! Она, оказывается, боится меня! Тоже небось выручает свою команду. Я успокоилась. Увидела, что могу съесть ее коня. Съела! Потом еще какую-то фигуру, и еще, и еще. Но как поставить мат, понятия не имела. На всех досках игры уже закончились, и только я все съедала чужие фигуры, но сделать решающий ход не умела. Мат поставился неожиданно, как-то сам собой. Я заслужила второе очко!
Дома муж, потрясенный моими успехами, уже не смеялся. «Может, тебе стоит всерьез заняться шахматами?» – спросил он. Я уже и сама так думала. Что уж тут такого сложного? Ничего!
На третий день я уже почти без страха ехала на игру и даже шутила по дороге с сотрудниками.
Меня опять ждали. За пятой доской сидела незнакомая мне женщина. Я поздоровалась и села напротив нее. Игра началась. Мне кажется, не прошло и пяти минут, как я поняла, что мой король пропал. Мат! Я проиграла с треском, я даже испугаться не успела. Позже я узнала, девушка имела первый шахматный разряд. Удивительно еще, что я продержалась эти пять минут.
На следующий день Наташа Ратова вышла на работу, и с шахматами для меня было покончено раз и навсегда!
Командировка в учебный Институт стали и сплавов
Сегодня я посмеиваюсь над тем, что совсем не казалось мне смешным в те далекие шестидесятые и семидесятые годы прошлого века, а, наоборот, портило мне немало крови. Судите сами. В институте поддерживался строгий режим работы в смысле защиты государственных интересов. Строгий, но не всегда разумный. Во всех лабораториях висели плакаты: «Болтун – находка для шпионов!», «Не всегда говори то, что знаешь, но всегда знай, что говоришь!» и т. д. Специальный пропуск на вход и выход для посетителей подписывал представитель специального отдела режима. Входя в здание, всем сотрудникам и посетителям следовало сдавать хозяйственные сумки и другую ношу в камеру хранения, а затем показать пропуск стоящему в специальной кабинке вахтеру с кобурой на боку и проходить через турникет. Если же сотруднику необходимо было в рабочее время посетить какую-то другую организацию, то он должен был брать с собою специальный бланк так называемой «местной командировки», в котором указывались день, час и минута выхода из института, и где по приезде в другую организацию необходимо было в канцелярии проставить время прибытия и убытия. Обычно во многих учреждениях к нам относились сочувственно, и, как правило, время убытия ставили то, какое мы просили, чтобы мы имели возможность не возвращаться к себе на работу на последние полчаса или пятнадцать минут.
Обычно все проходило гладко. Но вот однажды мне и моей сотруднице Тане Вериной не повезло. Мы с ней были откомандированы в московский Институт стали и сплавов, что на Ленинском проспекте, чтобы посетить интересующий нас семинар по сверхпластичности. Семинар начинался в пять часов вечера, то есть в то время, когда заканчивались в этом институте занятия со студентами. Наш с Таней рабочий день начинался в восемь утра и заканчивался без четверти пять. Мы ушли с работы в четыре часа. Нам надо было добраться до Ленинского проспекта с Заставы Ильича. Мы сознательно шли на то, что переработаем в этот день. Нам был интересен этот семинар.
Добрались до места без четверти пять и скорее побежали в канцелярию, чтобы нам отметили время прибытия и поставили печать. Но в канцелярии нам заметили, что печать они не могут поставить на пустое место, предварительно нужно получить подпись профессора-руководителя семинара. Тогда мы побежали искать аудиторию, в которой проходил семинар. Она оказалась в другом корпусе. Короче говоря, когда мы, запыхавшиеся, нашли наконец нужную аудиторию и получили необходимую подпись, было уже пять часов, и семинар начал работу. Так как именно он нас и интересовал, мы с Таней решили принять в нем участие, а печать поставить после.
Очень интересный для нас семинар закончил свою работу в семь часов. Тогда мы и пошли в канцелярию за печатью. К нашему ужасу оказалось, что канцелярия работала до шести, и все ее сотрудники ушли домой. Что делать? Печать на подписи была нам необходима. Мы побежали в отдел кадров, но и там уже никого не было. Какой-то сотрудник, увидев наши огорченные физиономии, спросил, чем может помочь и, узнав в чем суть дела, порекомендовал идти в кабинет проректора института по учебной работе, так как только что видел свет в его комнате. Мы побежали к проректору. Профессор Роминец долго не мог понять, чего мы от него хотим. «Вы, – спрашивает, – на семинар попали?» «Попали» – отвечаем. «Вам было интересно?» «Да» – отвечаем. «Так что же вы от меня хотите?»
«Печать нам надо на командировки поставить, чтобы доказать нашим начальникам, что мы у вас были!» «Понимаете?» Проректор не понимал. Но со временем вошел в наше положение, подошел к столу своего секретаря, который уже давно был дома, и в его столе нашел печать с надписью «Награжден нагрудным знаком отличника министерства цветной металлургии».
Хотите, спрашивает, эту печать я вам могу поставить.
Мы не захотели. Нам было не до юмора. Теперь я жалею, то-то было бы смеха у нас в отделе, принеси мы бумаги с такими печатями. Но мы поступили иначе. На другой день вернулись на работу, объяснили ситуацию, и несмотря на то, что фактически пробыли на семинаре в свое уже нерабочее время, одну из нас, а именно меня, заставили вновь уже в мое рабочее время днем вернуться в Институт стали и поставить у них в канцелярии требуемую печать. По-моему, все это очень смешно. Разве нет?
«А вдруг они придут?»
В 1976 году после защиты кандидатской диссертации я стала работать руководителем группы металлографов – специалистов по алюминиевым сплавам. Однажды меня пригласили на ответственное совещание к Генеральному конструктору на один авиационный завод в подмосковной Балашихе. Совещание должно было состояться на следующий день в десять часов утра. Я позвонила ведущему инженеру этого завода Валентину Васильевичу и попросила его заказать пропуска на вход для меня и моей сотрудницы, инженера Нины Ивановны Лозовской. Валентин Васильевич обещал все сделать и предупредил меня, чтобы мы ни в коем случае не опаздывали. Генеральный конструктор – человек очень суровый. Он терпеть не может, когда опаздывают, тогда ждите больших неприятностей. Я заверила, что мы приедем вовремя.
Вечером мы с Ниной Ивановной подготовили все необходимые документы для посещения завода. Взяли с собой паспорта, заполненные по всем правилам командировочные предписания на выполнение задания, и в первом (специальном) отделе получили бумаги допуска к секретной документации.
Утром следующего дня в полдесятого мы с Ниной Ивановной подошли к бюро пропусков завода. Бюро пропусков представляло собой маленькое помещение на первом этаже административного корпуса, расположенного вне закрытой заводской территории. Для того чтобы получить пропуска на вход, надо было постучать в крохотное деревянное окошечко и протянуть свои документы появившейся из него руке. Затем окошечко вновь закрывалось. В это время сотрудник бюро сверял принесенные нами документы с заказанным пропуском.
Нина Ивановна была старше меня лет на пять, часто страдала гипертонией и очень любила быть на свежем воздухе. Поэтому она всучила мне свои документы и попросила взять пропуск и для нее, пока она подышит воздухом. Я постучала в окошечко и вложила в протянутую ко мне женскую руку наши документы. Окошечко захлопнулось. Я спокойно ждала.
Прошло минут пять. Я удивилась. Почему так долго проверяют? Через минуту окошко открылось, и сотрудница бюро пропусков неожиданно для меня спросила: «Вы Лозовская Елена Соломоновна?» Я удивленно ответила, что я Косякина Елена Соломоновна. «А где Лозовская Елена Соломоновна?» – обескуражила меня дама из бюро.
Я быстро смекнула, что, заказывая нам пропуска, на заводе перепутали наши с Ниной Ивановной инициалы. Я даже поняла, как это случилось. Вероятно, Валентин Васильевич не сам выписывал пропуска. Он попросил сделать это свою сотрудницу, пожилую женщину Анфису Ивановну. Та и перепутала. Ей показалось, что к моей фамилии Косякина (фамилии моего русского свекора) больше подходит Нина Ивановна, а более неоднозначная в национальном отношении фамилия Лозовская лучше сочетается с Еленой Соломоновной. Вот она и перепутала.
Я все поняла и даже не испугалась последствий. Ведь с нами были паспорта и другие серьезные документы. Я скорее позвала Нину Ивановну. «Неприятности у нас!» – говорю. Нина Ивановна подошла к окошку. «Вы Лозовская Елена Соломоновна?» – грозно спросили ее из окошка.
Нина Ивановна соображала не так быстро, как я. Она удивленно посмотрела на меня и глупо спросила: «Как Елена Соломоновна? Разве я Елена Соломоновна?» Сотрудница бюро пропусков сразу же захлопнула окошко. Она, видимо, поняла, что пришли какие-то шпионы и не договорились, кто есть кто!
Я разнервничалась: «Нина Ивановна! Ну что вы такое говорите! Вы что, не поняли, что нам перепутали имена и отчества, когда заказывали пропуска? Время уходит. Мы уже опаздываем на совещание». Я стала стучать в закрытое наглухо окошечко. Когда же оно отворилось, я попросила позвать начальника бюро пропусков.
Еще через пять минут показался не менее суровый начальник. Я, волнуясь, объяснила ему ситуацию. По мере моего рассказа выражение лица начальника смягчалось. Он даже улыбнулся нам с Ниной Ивановной и сказал, что все понял. «Слава Богу! – закричала я. – Пожалуйста, скорее выпишите нам пропуска! А то через десять минут нам могут быть неприятности!»
«Не могу!» – ответил мне все еще улыбающийся начальник.
«Почему же не можете?»
И тут он выдал фразу, забыть которую я не могу вот уже более тридцати лет.
Он ответил мне так: «А вдруг они придут!»
И тут несмотря на все будущие неприятности с Генеральным конструктором завода и к великому изумлению чиновника и моей сотрудницы я захохотала. Я долго не могла остановиться. Слезы лились из глаз. Я представила себе, что в эту минуту сюда в бюро пропусков входит еще одна пара: Нина Ивановна Косякина и Елена Соломоновна Лозовская! Вот это была бы встреча!
Как я выносила с завода «колбасу»
В течение пятнадцати лет я сотрудничала с одним из заводов нашей отрасли в Балашихе. Попортила себе немало крови, внедряя результаты своих научных разработок, имела и успехи, даже получила значок «Изобретатель СССР» (над чем весело смеялся мой сын) и двести рублей премиальных за внедрение.
Рабочий режим на заводе был еще жестче, чем в НИИ, и так же сотрудники, когда это было необходимо для дела, умели обходить все препятствия.
Помню, один раз приехали мы с Ниной Ивановной на завод для того, чтобы забрать две алюминиевые цилиндрические заготовки диаметром десять и длиной тридцать сантиметров. Эти заготовки были нужны нам для научных экспериментов, в которых заводские технологи были очень заинтересованы. А сами эксперименты дожны были проводиться в Кемерово, и отправить заготовки нужно было в этот же день. На беду начальника отдела режима на месте не оказалось, а только он имел право завизировать бумагу о выносе металла с территории завода. Что делать? Как пронести эти две заготовки мимо военизированной охраны?
Выход нашелся. Нам рассказали, что в заводскую столовую завезли батоны докторской колбасы. Это был дефицит, и все сотрудники по очереди бегали в столовую, чтобы отовариться этой колбасой. Мы тоже побежали в столовую и увидели, что размеры колбасных батонов такие же, как и у наших заготовок. Тогда мы попросили у буфетчицы два листа оберточной бумаги, в туалете завернули в эти листы алюминиевые заготовки, положили их в целлофановые пакеты и со страхом пошли к проходной на выход с завода.
По дороге Нина Ивановна заметила, что мне тяжело нести свой пакет с «порцией колбасы». Я вообще-то физически человек слабый, а заготовка весила немного больше пяти килограмм, поэтому мой «батон» меня малость перекосил вправо и вниз. Нина Ивановна оказалась посильнее. Она часто носила хозяйственные сумки и не с таким весом. Критически оглядев мою фигуру, она изрекла: «Елена Соломоновна! Вы сделайте вид, что вам не тяжело, не сгибайтесь так!» Я сразу вспонила анекдот о том, как пьяный, притворившись трезвым, попробовал войти в метро, и, несмотря на страх, что нас сейчас могут задержать на проходной, я засмеялась.
Нам повезло. Девушка-вахтер, проверив наши пропуска, поглядела на целлофановые пакеты и с огорчением заметила, что всю колбасу раскупят, пока ее сменят. Вот даже командированные тащат батоны.
Сегодня, когда я вспоминаю этот случай, мне смешно. Тогда же было очень страшно и обидно: ведь мы выносили алюминий, чтобы провести эксперимент, так нужный заводу, а не для собственного благополучия. Замечу в скобках: мне как-то рассказали, что один начальник смог вынести столько титана, что покрыл им крышу на свой даче, чем уравнял ее стоимость со стоимостью самолета.
«Животный способ» провозки документов.
Наш институт был довольно большим и располагался на нескольких территориях, расположенных в разных далеких друг от друга районах Москвы. Мы имели собственный автобус, который раз в день курсировал между территориями. И только этим автобусом и по специальным пропускам могли мы перевозить с территории на территорию различные документы и научные отчеты. Но часто оказывалось так, что, например, автобус ушел от нас два часа назад, а доставить отчет начальнику или отвезти его в архив необходимо немедленно. Как быть? Тогда нам приходилось пользоваться так называемым «животным способом». Мы все неоднократно этот способ применяли, правда летом для женщин он оказывался неприемлемым. В чем же он заключался?
Взяв том научно-исследовательского отчета страниц на 100 или даже 200 и надев зимнее пальто, заходим с ним в туалет. Там этот том необходимо было засунуть между телом и ремнем брюк или резинкой рейтузов. Широкое пальто дефект фигуры скрывало. Теперь можно идти через проходную. Высоким мужчинам и женщинам этот фокус давался легко. Мне же, коротышке в полтора метра роста, вынос отчета всегда оказывался мучительной проблемой. Через проходную я, впрочем, проходила, но потом я должна была в таком виде зайти в автобус, доехать до метро, сделать там пару пересадок, и забраться в троллейбус. Наконец надо войти на другую территорию и немедленно бежать там в туалет, чтобы обрести свободу от отчета. Особенно тяжело оказывалось влезать в автобус или троллейбус и вылезать из них. Я думаю, что со стороны пассажирам казалось, что я страдаю двухсторонним вывихом обоих тазобедренных суставов, ведь отчет мешал мне поднимать ноги на ступеньки. Обычно пассажиры, увидев мои мучения, сразу же пытались усадить меня, уступая свое место, но к их изумлению я всегда отказывалась. Я не могла воспользоваться их любезностью, я ведь могла измять отчет. Вынуть отчет из брюк в дороге я не могла, так как дело ведь происходило в Москве, общественных туалетов днем с огнем в городе не найти. Так что мучиться приходилось на всю катушку.
Совершив этот подвиг, я приносила начальнику тепленький в прямом смысле этого слова отчет, получала так необходимую мне подпись и повторяла весь этот путь еще раз, чтобы сдать отчет в архив и уже окончательно от него освободиться. Начальник, конечно же, знал, что наш автобус в это время не ходит, понимал, что режим нарушается, но делал вид, что не знает об этом. Обычно все кончалось хорошо!