что значит пни когда скажут в вк
Какого человека могут назвать «старый пень»? За что и почему?
Речь о далеко немолодом человеке, пожилом или старом, который несмотря на свой возраст не вызывает уважения. Обычно пожилой возраст связывают с мудростью, со знанием, опытом жизни. Когда сталкиваешься с людьми намного старше тебя, хочется узнать что-то полезное о жизни. Но не всегда возраст совпадает с мудростью. Бывает, что человек просто состарился, а мудрости не обрел.
Когда так отзываются о человеке, это говорит о разочаровании в полезности общения и присутствия его в жизни, о степени полезности.
Хотя, на мой взгляд, все таки нежелательно так говорить о старом человеке. Субординацию нужно соблюдать молодым перед человеком в возрасте. По дружески, в шутку можно сказать, но на это нужно иметь право. Это может сказать старый друг, в таком случае это другой уровень общения, где не будет обиды. В других случаях все таки лучше не обижать пожилого человека этой фразой.
Сегодня они встали так рано, чтобы набрать утренней росы. Арбуз мечтал, как в зимние вечера будет прихлебывать «счастливый» чай, и жизнь его снова окрасится в радужные цвета.
Но на бахче появились сборщики арбузов, схватили его за круглые бока и кинули в кузов. Прощай мечта.
В просверленные в пне отверстия засыпают селитру, а потом добавляют воду и оставляют пень, с этими реагентами в покое на неделю. Глубина отверстий должна быть до корней. По прошествии недели в отверстия нужно залить керосин или дизельное топливо и поджечь. В результате пень полностью выгорает и отпадает необходимость в трудоёмкой корчёвке. В целях соблюдения пожарной безопасности, процесс сжигания нужно держать под контролем. Проверено на практике.
Когда что-то делается кое-как, без разбору, с постоянными перерывами, тогда говорят, что дело идет через пень-колоду. Осталось понять, причем здесь пень и что такое колода.
Другие считают, что выражение придумали лесорубы. Вернее, придумали они сравнение «как через пень-колоду», справедливо полагая, что тащить колоду через пень неудобно и тяжело.
Наиболее достоверной представляется третья версия. Возможно, в выражении «через пень-колоду» отразился древний способ обработки земли: подсечно-огневой. Для освобождения земли под пашню рубили лес, выжигали пни. Несколько лет сеяли, а потом, когда участок переставал давать урожай, его бросали.
В древнерусских текстах встречаются распоряжения: «дати пень и колода», т.е. «дать право на расчистку леса под пашню». А в выражении речь идет о чем-то посаженном на пень или колоду.
Пень и колода здесь синонимы. Употребляясь вместе, они усиливают представление о встречающихся препятствиях. Вот и получается, что делать что-то через пень-колоду изначально значило делать что-то, выжигая пень за пнем, преодолевая препятствие за препятствием. Конечно, любое такое дело продвигалось с трудом, медленно.
ПНИ – это как если бы тебя стерли ластиком с листа бумаги
ПНИ – стационарное учреждение для социального обслуживания лиц, страдающих психическими расстройствами, утративших частично или полностью способность к самообслуживанию и нуждающихся по состоянию психического, а нередко и физического здоровья в постоянном уходе и наблюдении. По сводным данным Департамента социальной защиты Москвы и Министерства труда и соцзащиты России, в 2013 году (более свежих данных найти не удалось) в российских ПНИ находятся более 146 тыс. человек. Каждый пятый попадает сюда из семьи, каждый третий – из детских домов-интернатов (ДДИ), а более 40% направляются в ПНИ из психиатрических лечебниц. Попавшие в психоневрологический интернат крайне редко из него выходят. В ближайшем будущем в России намерены построить еще 100 стандартных психоневрологических интернатов, по некоторым данным, перспектива оказаться в ПНИ грозит каждому 800-му гражданину в нашей стране.
…Информация из этого ПНИ поступает так закодированно, что впору вспомнить блистательный фильм про советского разведчика – «Семнадцать мгновений весны». Помните, профессор Плейшнер, прежде чем появиться на явочной квартире, должен был посмотреть на ее окна. И если там стоял горшок с геранью, значит, явка провалена и заходить туда ни в коем случае нельзя. Ошибка стоила Плейшнеру жизни.
В случае с 30-м ПНИ Москвы речь тоже идет о жизни. Точнее, о сотнях жизней, ведь в этом интернате на окраине Москвы проживает более 1000 человек, это одно из крупнейших социальных учреждений не только в Москве, но и во всей России. И насколько этот интернат огромный, настолько и закрытый: до недавнего времени даже родственникам отводилось на визит к проживающим здесь всего несколько часов в неделю. Что касается всех остальных, то шансов пройти на территорию интерната почти нет – все упирается в разрешение администрации, а директор ПНИ № 30 Алексей Мишин, облеченный к тому же и статусом депутата Мосгордумы, посторонних не любит. И потому то, что удается узнать о происходящем внутри учреждения, действительно напоминает шифровки.
Из-за опасений за жизнь наших информаторов в самом прямом смысле – «я каждые три дня буду выставлять специальный знак, если его не будет, значит, что-то со мной случилось: отправили в психушку, вкололи сильнодействующий препарат или еще что, и тогда спасайте всеми силами», – не могу объяснить, каким образом удается узнавать о жизни интернатовцев. Но становится не по себе, когда осознаешь, какова степень риска у людей, которые и без того ущемлены во всех своих правах на достойную жизнь. И в первую очередь на свободу.
«Мне сейчас 35 лет, вы же не можете такое представить, да и я сам не могу в это поверить, что буду находиться здесь до 80 лет?!» – мы сидим в директорском кабинете Мишина и слушаем исповедь молодого парня, который находится в этом учреждении с осени прошлого года.
Собственно, то, что он сейчас рассказывает, нам двоим – членам группы общественного мониторинга при Общественной палате РФ, уже известно. С Гордеем М., имевшим, как он сам признает, в недалеком прошлом проблемы с законом, мы уже общались в конце апреля, во время очередной проверки-мониторинга этого московского психоневрологического интерната. Тогда в присутствии нескольких человек, среди которых были и общественники, и представитель столичного Департамента труда и социальной защиты населения (ДСЗН), парень рассказывал о своей жизни здесь, в интернате. Он, лишенный дееспособности, как сам утверждает, обманным путем, жаловался на столь сильный курс лечения, после которого уже ничего не хочется, трудно даже к обеду встать. А еще – и тогда, и сейчас, – на всякий случай то и дело повторяя, что не имеет никаких претензий к интернату, просил, чтобы ему разрешили выходить на улицу, нет, не в город, а хотя бы на территорию интерната. Потому что выходить с этажа ему можно (распоряжение заведующей отделением) только в сопровождении двух мужчин, которых в смене санитаров практически не бывает, а значит, он почти все время с момента поступления сюда заперт в этих стенах на четвертом этаже мужского психоневрологического отделения, и «только и остается, как часами смотреть в окно без надежды отсюда выйти».
Глядя на него, худого, с впалыми щеками, слегка нервничающего – ведь вокруг стола около 10 человек из персонала ПНИ, включая директора, – трудно понять, почему возможность подышать воздухом Гордею должны обеспечивать целых два санитара. Пока мы, два общественника, пытаемся вставить реплику, что право на ежедневные прогулки имеют даже осужденные за преступление, в разговор вмешивается главврач ПНИ Виктор Иванов.
«Ну что ты такое говоришь, – укоризненно качает он голову, глядя на юношу, – ты же только вчера гулял, когда к тебе приезжали».
«Да, – соглашается Гордей. – Когда приезжает моя девушка, она пишет расписку, что сама отвечает за свою сохранность, и тогда меня с ней отпускают. Но она живет в Московской области и часто приезжать сюда не может, и что мне делать здесь целыми днями, да еще при таком жестком курсе лечения?! А я же еще молодой, я хочу заниматься спортом, устроиться на работу, заниматься чем-то полезным, я и так полы здесь бесплатно мою, потому что хочется на стенку лезть от безделья. Я хочу выйти отсюда, наконец!»
И вот тут-то и прозвучала его фраза про то, что неужели кто-то верит в то, что он пробудет в ПНИ до 80 лет?!
До 80 Гордею при его 35 еще очень далеко, но в этом ПНИ, как, впрочем, и в некоторых других, нам довелось встречать людей, которые провели в условиях абсолютной интернатной закрытости и 10, и 20, и даже больше лет.
И вот теперь ты, дорогой читатель, представь на мгновение: готов ли кто-то по доброй воле провести всю свою жизнь без остатка в комнате, где, кроме тебя, проживают, а точнее спят еще от 8 до 10 человек. Где только кровати, да еще пустой стол со стульями и бесполезными тумбочками, потому что в них, как правило, нет твоих личных вещей. Ведь если тебе что-то надо, то это, может быть, выдадут – на время, из кладовки, но не твое, именное, а просто общественное. А еще у тебя нет личного времени, и весь твой день – по расписанию, как в армейской казарме: подъем – в 7 утра, отбой – в 9 вечера. Те, кто может, работают внутри интерната, в мастерских, с 10 до 12, а потом еще с 14 до 16: большинство трудоспособных упаковывают бахилы в компактные пластиковые шарики или же изготавливают искусственные цветы, кто-то работает в столярной мастерской, кто-то помогает на кухне.
Правда, есть и отличия от солдатских будней. Но они не в пользу здесь проживающих, скорее наоборот. Например, в армии уже практически не пользуются металлической посудой – есть и пить из нее неудобно, можно обжечься, а здесь, в интернате, для не вполне здоровых людей только она и есть. Санитаркам удобно раскладывать еду в посуду, напоминающую собачьи миски, она небьющаяся и не занимает много места. Кружки тоже металлические, а если ты захотел попить просто воды во внеурочное время, то вряд ли это удастся, заходить в столовую без спроса не рекомендуется, да и кулера с чистой водой там все равно нет. В день проверки на тумбочках в каждой комнате стояли маленькие бутылочки с водой, по удивительному совпадению, ни одна не откупоренная. Качество еды оставляет желать настолько лучшего, что практически все, с кем удалось побеседовать во время двух общественных проверок с начала этого года, жаловались на ее однообразие, «одна рыба да картошка», постепенно уменьшающиеся порции, неприглядные на вид и вкус. Вот и в день апрельского мониторинга на ужин были все те же картофельное пюре, рыбная котлета и крайне непривлекательный внешне сырный салат.
Но, пожалуй, самое главное отличие от армии, да и от тюрьмы тоже – то, что перспектив выйти отсюда на волю у большинства проживающих в этом интернате почти нет. Возможен, разумеется, гостевой отпуск, но у большинства живущих здесь родственников либо нет, либо они не наведываются. А те счастливчики, которых родные на время все же забирают, должны по возвращении пройти через изолятор: от пяти и больше дней провести в очень маленькой комнатке, из которой подчас не выйти даже в туалет. В распоряжении редакции есть свидетельства проживающих о том, что в изолятор просто-напросто ставится ведро для естественных нужд, а умыться или руки помыть – это уже, наверное, по мнению сотрудников интерната, и вовсе лишнее.
Наличие изоляторов на каждом этаже в ПНИ признавали и проживающие, и сам персонал интерната. И если последние искренне недоумевали: «А как же без них, куда нам девать человека, когда он прибыл или из отпуска или из больницы, конечно же, мы должны его изолировать на время от остальных!», то проживающие рассказывали еще и о том, что туда помещают не только в карантинных целях, но и в качестве наказания (и в первом, и во втором случае записи таких свидетельств имеются).
А недавно в этом ПНИ умер еще один из проживающих. И снова версии случившегося у проживающих и персонала разные. Свидетели видели и слышали, как этому пожилому дядечке санитарка на кухне отрезала кусок колбасы из припасов, привезенных его родственниками (продуктами, либо купленными по заказу на свои средства от пенсии, либо привезенными посетителями, интернатовцы могут пользоваться только в определенное время, только в столовой и порционно). А другая стала кричать: ты зачем ему так много отрезала? Мужчина испугался, что еду у него отнимут, выбежал из столовой в коридор и стал быстро-быстро в себя эту колбасу запихивать. И подавился. А никто из персонала не смог оказать ему первую помощь. Но, по заверению главврача Иванова, дело вовсе не в колбасе, а в диагнозе, который и привел к смерти и был озвучен безутешным родственникам. И все это снова за закрытыми психоневрологическими дверями: ведь медицинские диагнозы – не удел общественных проверок.
Мнение врача в психоневрологическом интернате практически всегда сильнее закона. Человек в медицинском халате что-то вроде бога для попавшего в ПНИ. Он назначает курс лечения, ведь почти все проживающие в интернате в нем нуждаются, другое дело, что за непослушание могут назначить более сильный, что вроде того, на который жаловался Гордей. А значит, это уже не профилактика заболевания, а наказание. Врач также определяет, можно ли выходить проживающему не то что в город, но даже за пределы этажа. Во время обхода интерната один из проверяющих случайно приподнял одеяло у женщины, полусидевшей в кровати. Оказалось, что ее буквально привязали к кровати. Присутствующий медперсонал стал поспешно объяснять, что она – неходячая и что привязали ее якобы для удобства, чтобы могла сидеть. Однако когда по требованию представителя комиссии бедолагу отвязали, она тут же воспользовалась возможностью и самостоятельно отправилась в туалет.
Но самое страшное – лечащий врач может посчитать, что его подопечный не вполне адекватен, а это прямой путь к лишению дееспособности. В 30-м ПНИ более 70% людей в силу разных причин лишены дееспособности. Комиссией зафиксирован случай, когда в один день на заседании выездного прямо в интернат суда были лишены дееспособности сразу 24 человека. Однако затребованных по этим фактам документов комиссия вряд ли получит: интернат ограничился отписками, в которых вымараны имена, даты, диагнозы и проч.
Есть и те, кто уже поступил сюда недееспособным из коррекционного (ДДИ) или даже обычного детского дома. Ведь у всех детдомовцев есть проблемы с развитием не только потому, что они, как здесь говорят, «психические», но и во многом из-за того, что ими никто на протяжении 18 лет не занимался. Синдром умственной отсталости – практически у всех поступивших из детского во взрослый интернат, а это автоматическая инвалидность, сопровождающаяся на выходе из ДДИ лишением дееспособности. Так ведь легче сдать ответственность за 18-летнего человека, которому не объяснили его прав ни на жилье, ни на образование, ни на свободную жизнь в конце концов. Впрочем, о лишении дееспособности иногда ходатайствуют и родственники сданного в интернат человека. Потому что, отдав на попечение государства – для начала в психиатрическую больницу, а потом по накатанной в ПНИ – сына, дочь или просто родственника, они вправе остаться его опекуном. И тогда имеют право распоряжаться средствами на его пенсионном счете.
У опекуна, а по большей части в этой роли выступает все же интернат в лице его директора, большие права в части управления жизнью определенного в психоневрологический интернат человека. Именно опекун определяет, разрешить ли свидания его подопечному с родственниками или просто посетителями. Так, на наши просьбы пообщаться с одной из проживающих, состояние которой, по мнению общественников, вызывало опасения из-за многих обстоятельств, представители администрации ответили категорическим отказом. «Она сейчас находится в депрессии, – объяснял нам главврач Виктор Валерьевич (Иванов) – и даже мы сами стараемся ее особенно не тревожить».
– Но может быть, она все же согласится с нами встретиться? Мы вот гостинцы ей привезли, давайте ее спросим?
– Не стоит, не согласится…
Главврач от имени директора, куда-то отлучившегося, не разрешил расспросить о самочувствии О. даже ее соседок по комнате. Некоторые из них дееспособные, и, казалось, уж сами должны решать, с кем им хочется встретиться. Но нет – категорический отказ: такие вопросы с разрешения директора. И нам снова показалась уместной аналогия с тюремными распорядками: ведь даже там положены свидания с родными и просто знакомыми, а тревога за состояние О. еще более усилилась, уж не изолировали ли ее от всех, тем более от людей со стороны?
Здесь нужно пояснить, что абсолютно все этажи в интернате, в котором проживает, как уже говорилось, ни много ни мало, а более 1000 человек, закрываются на ключ. И чтобы войти туда, нужно звонить в специальный звонок у входа, через некоторое время вам откроют дверь, но могут и не впустить. На это должно быть специальное разрешение.
Вот и нас, пришедших проведать тех ребят, с которыми мы общались во время апрельского мониторинга в интернате, долгое время не пускали даже на территорию ПНИ. Более часа простояв у проходной – директор ПНИ Алексей Мишин сначала сообщил, что он на совещании, «перезвоните через полчаса», а потом просто перестал отвечать на смс и звонки, а без его разрешения дежурная медсестра на этаже коротко и ясно ответила охраннику: «Не пускать!» – мы были вынуждены обратиться за поддержкой в городской Департамент соцзащиты. Его представитель Павел Келлер дважды созванивался по нашей просьбе с Мишиным. Во что в итоге вылился наш визит на территорию интерната, расскажу чуть ниже.
Осторожно, двери закрываются
К ним – не пускают, их – не выпускают. Фото РИА Новости.
Но мало того что каждый из этажей в каждом корпусе ПНИ на замке, но еще и внутри отделение, где находится от 60 до 100 человек в зависимости диагноза и пола, делится запирающимися дверьми надвое. Как объясняют сами сотрудники (запись имеется), делается это в целях пожарной безопасности, но нам в этот момент почему-то становятся более очевидными причины, почему в тех пожарах, которые в одно время происходили повсеместно в российских ПНИ и домах престарелых, такое количество жертв.
Одна часть такого этажного разделения предназначена для людей с более или менее сохранной психикой, в другом отсеке – уже более проблемные интернатовцы. Их для вящей предосторожности еще иногда и закрывают в самой палате. И хотя санитарки на этаже, где проживают такие женщины, и отрицали подобное, но их невольно выдали сами обитательницы таких палат. Когда на вопрос, а могут ли они самостоятельно выйти из своей комнаты, сразу несколько ответили: «Да! Мы стучимся».
Нет, конечно, как и в любой системе в нынешних российских условиях, есть и в ПНИ своя элита, которая не идет на конфликт с администрацией, а наоборот, вступает с ней во взаимоотношения: сообщает о поведении особо строптивых, следит за так называемым порядком в отделении. Во время первой проверки один из таких добровольных помощников администрации доверительно рассказывал, как они помогают санитарам утихомиривать буйных, как раз на «той стороне этажа».
– Бьете, что ли? – решила уточнить я.
– Да нет, если надо, то связываем, в общем, приводим в чувство, – ответил парень, видимо, ради комиссии специально принарядившийся в парадный костюм. Такие ребята живут в более комфортных условиях, чем остальные, и к ним любят приводить всякого рода проверяющих, чтобы те могли убедиться в соблюдении прав и свобод проживающих. И действительно, в этих комнатах проживают по четыре, а то и по два человека, у них есть свои шкафчики с вещами, телевизор и иная бытовая техника, они могут свободно выходить в город и совершать там покупки. Некоторые из них были даже за свой счет на отдыхе за границей. Но таких, имеющих право на свободу, по крайней мере в 30-м ПНИ, раз-два и обчелся.
Все остальные – люди подневольные, про которых, если они попали под административный прицел, узнать что-либо абсолютно невозможно. К ним не пускают – их не выпускают. Куда и как пожаловаться, многие просто не догадываются. Особых строптивцев, как уже говорилось, могут и в карцере, ой, извините, в изоляторе закрыть.
Вообще «закрытие» – это очень страшно. Это все равно что взять и ластиком стереть с листа собственноручно нарисованную фигурку. Автору этих строк известен случай, когда в другом, не в Москве, интернате молодой парень был закрыт в «одиночке», то есть буквально в карцере, почти на полгода. Его держали там, убеждая, чтобы он согласился на ряд противоправных вещей, в том числе отказался от квартиры, в которой был прописан. Парень оказался удивительно живучим, он смог выдержать в таких невыносимых условиях – еду ставили на пол рядом с ведром с испражнениями, он не мог ни помыться по-человечески, ни подышать свежим воздухом, он ни с кем, кроме санитаров, не мог даже словом перемолвиться. Благодаря вмешательству волонтеров эти вопиющие факты вскрылись, но виновники – вся верхушка администрации, включая директора, главврача и юриста, – к ответственности привлечены не были, они впоследствии просто-напросто ушли из ПНИ по собственному желанию. И в настоящее время благополучно работают в других, не менее ответственных местах.
Депутат и его свита
Возможно, поэтому Мишин волонтеров, а также общественных контролеров, да вообще всех, кто пытается что-то выяснить в подведомственном ему учреждении, не жалует. С ними директор ПНИ Алексей Мишин поступает по-мужски жестко. К отчету по апрельскому мониторингу присоединена дополнительная информация по инциденту, имевшему место 12 мая, когда, как сказано выше, два члена общественной группы пытались проведать тех проживающих, с кем беседовали о соблюдении их прав ранее, в апреле.
Появившись на рабочем месте с сильным запахом алкоголя, и это в 11 утра, Алексей Мишин вел себя крайне неадекватно: тыкал в одного из нас пальцами, хватал за руки, разговаривал на очень повышенных тонах, что и стало поводом для второго обращения к представителю ДСЗН Москвы Келлеру. После чего разрешил пройти на территорию ПНИ со словами (зафиксировано показаниями свидетелей) «Мать вашу!».
Это я поясняю, предвидя реплики, что «надо было сразу вызывать полицию». Да, наверное, надо было. Но начальник Чертановского УВД, например, является членом попечительского совета 30-го ПНИ, что, как вы думаете, соответствует ли целям и задачам этого общественного органа? Да и произошло все как-то слишком мимолетно и унизительно прежде всего, уверена, для самого Мишина. Бить женщину, да еще в присутствии своих сотрудников, которые вынуждены в этот момент стать слепыми и глухими, это ли достойно мужчины, депутата Мосгордумы от «Единой России» к тому же?!
Но не это самое отвратительное во всей этой истории. Накануне выхода материала стало известно, что, как и обещал директор Гордею М. в нашем присутствии, его заявление о восстановлении дееспособности рассмотрено. В конце прошлой недели состоялась внутриинтернатовская врачебная комиссия, по решению которой парня «совсем закрыли». А для того. чтобы было неповадно кому-то жаловаться, принято административное решение о его переводе из одной комнаты в другую. На той самой, другой стороне этажа.
«Стоит Ермак, на нем колпак / Не шит, не бран, не поярковый»; «Стоят старички, на них белы колпачки / Не шиты, не мыты, не вязаны» [11].
В этих природно-экзистенциональных образах проявляется их человеческая сущность.
Архетип пень-человек пульсирует даже в частушках:
«Я вчера в Сенном Ручью /
Целовал не знаю чью: /
Думал, в кофте розовой, /
А то пень березовый»;
«Край дороги обнимает /
Ванька пень березовый: /
Думает, его милашка /
В новой кофте розовой» [10. 68. № 126];
Это что за паренек! /
Целовал бы, в самом деле, /
Он березовый пенек» [7. С. 165].
Сопоставимо с пнем и антропоморфизированное мифическое существо. Согласно одной из бывалыцин, мужики, гоняясь за «бабой» (это была лешачиха), бегающей вокруг стога, накидывают на нее крест, после чего вместо «бабы» оказался пень [13].
Модели «человек + пень» и «мифическое существо + пень» восходят к архетипу «мифическое существо-пень». Реминисценции таких представлений узнаваемы в некоторых сказочных коллизиях: стоило мужику срубить пень березовый, как появился «цёрт» с рудиной «на плеце» [9. С. 57], т.е. с красной сосной (стволом либо обрубком), в «жилах» которой течет руда-кровь [2. Т. IV], что служит знаком-символом изначально «древесной» природы лешего-«цёрта». По другой сказке, кровь брызнула из пня, когда кучер ударил по нему топором [9. С. 287].
Н.А. КРИНИЧНАЯ. «Пень да колода»: слово, образ, символ.
Кто и как живет в российских психоневрологических интернатах? Ответы на вопросы о ПНИ
Психоневрологические интернаты (ПНИ) — учреждения, где живут взрослые люди с хроническими психическими заболеваниями, которые нуждаются в постоянном уходе. Но фактически такие учреждения в России — это нечто среднее между строгой больницей и тюрьмой. После того как стало известно об уральском пансионате, где нескольких женщин угрозами заставили сделать стерилизацию, даже далекие от темы люди стали интересоваться судьбой запертых в ПНИ.
«Такие дела» собрали ответы на простые вопросы о том, кто попадает в психоневрологический интернат и как там живется.
Что такое ПНИ?
Психоневрологические интернаты (ПНИ) — это государственные учреждения, в которых живут совершеннолетние люди с хроническими психическими заболеваниями, которые нуждаются в постоянном уходе. Важно подчеркнуть, что это не больницы, а интернаты, где постояльцам оказывают социальные услуги.
Зачастую персонал воспринимает проживающих в ПНИ людей как пациентов, которых необходимо изолировать от общества и лечить, говорят общественники, которые помогают людям с расстройствами. Представители некоммерческих организаций, которые работают с ПНИ, часто называют их тюрьмой. «Система ПНИ и ДДИ — да, я это утверждаю — это современный ГУЛАГ для престарелых и инвалидов», — заявляла учредитель фонда помощи хосписам «Вера» Нюта Федермессер.
Как правило, ПНИ — это большие закрытые учреждения коридорного типа на сотни мест. Всего в стране работает свыше 500 психоневрологических интернатов.
Кто находится в ПНИ?
В ПНИ живут взрослые и пожилые люди с ментальными особенностями. В интернатах находятся пожилые люди с ментальными заболеваниями, люди с тяжелыми зависимостями и люди с врожденными ментальными нарушениями, потерявшие опекунов. В России в психоневрологических интернатах проживают, по разным данным, от 160 до 220 тысяч человек. 20% из них — это молодые люди от 18 до 35 лет.
Как правило, молодые люди попадают в ПНИ после выпуска из домов-интернатов для детей с психическими нарушениями. Впрочем, в ПНИ отправляют и бывших воспитанников с «тяжелыми» диагнозами из обычных детских домов. По мнению президента Гражданской комиссии по правам человека в области психиатрии Татьяны Мальчиковой, часто сироты попадают в интернаты не из-за умственной отсталости, а из-за педагогической запущенности.
Люди, которые живут в ПНИ, не могут позаботиться о себе сами?
Большинство постояльцев ПНИ действительно недееспособны, то есть их гражданские права ограничены и на многое им требуется разрешение опекуна. Обычно единственным опекуном, принимающим за ограниченного в дееспособности человека все решения, становится сам директор интерната.
Однако есть нюансы. Во-первых, в России очень легко лишиться дееспособности, а вернуть ее можно только по решению суда. Это удается единицам. А во-вторых, по наблюдениям волонтеров центра помощи людям с аутизмом «Антон тут рядом», администрация чаще всего стремится лишить дееспособности поступающего в учреждение человека.
Финансирование интерната зависит от количества проживающих в нем людей. 75% пенсии каждого недееспособного подопечного по закону полагается интернату, а его администрация, как единственный опекун, распоряжается всем имуществом жильцов.
По этой причине общественники настаивают на том, что нужно принять закон о распределенной опеке. Тогда недееспособным людям смогут назначать не одного опекуна, как сейчас, а нескольких. Это избавит многих людей от попадания в интернаты и качественно улучшит пребывание уже находящихся там подопечных.
Из ПНИ можно уйти, если там будет плохо или захочется вернуться к семье?
Формально в ПНИ люди могут жить постоянно, временно (до шести месяцев) или в течение пяти дней в неделю. Помимо этого, постояльцы имеют право отказаться от социальных услуг.
Во-первых, потому что эти правила не распространяются на недееспособных людей. А во-вторых, уйти из ПНИ можно только с разрешения специальной комиссии, которая решит, может ли человек жить самостоятельно. При этом четкого определения, что это означает, нет.
Фактически нужно получить согласие интерната, а учреждениям такого типа, как правило, это невыгодно. Будучи и заказчиками социальных услуг (как опекуны), и исполнителями, ПНИ выгодно, чтобы их подопечные навсегда оставались в стенах учреждения, об чем не раз говорили представители профильных НКО.
А из ПНИ можно выходить на улицу?
Если у постояльца нет дееспособности, то он не имеет права куда-либо уходить из интерната без разрешения сотрудников. Помимо этого, многие отделения ПНИ просто-напросто запираются. Так, по словам руководителя центра лечебной педагогики «Особое детство» Анны Битовой, свобода передвижения в интернатах нарушается повсеместно — руководители учреждений считают, что так безопаснее, однако у них нет на это законного права.
Даже если жильцам ПНИ разрешают гулять, то часто их время для прогулок ограничено.
Что делает человек в ПНИ? Насколько это похоже на жизнь обычного человека?
В большинстве интернатов условия проживания и времяпрепровождения одинаковы для всех. Правила распространяются как на людей с тяжелыми ментальными нарушениями, так и на тех, у кого нет серьезных диагнозов.
В интернатах у людей нет своих личных вещей, они не могут распоряжаться деньгами.
Им запрещено жениться, рожать и воспитывать собственных детей. Подопечные не могут отказаться от приема лекарств. При этом любое нарушение правил или недовольство персоналом может быть поводом для госпитализации в психиатрические клиники, также подопечных могут привязать к кровати или посадить в изолятор.
Во многих интернатах есть мастерские, но досугом это можно назвать с натяжкой. Во-первых, людям, которые годами находятся в одном помещении, полезнее была бы как раз смена обстановки: даже дорога до мастерской в другом доме уже давала бы им много впечатлений. А во-вторых, даже если у кого-то из постояльцев и нашлось бы желание попробовать что-то новое, разбираться ему пришлось бы самостоятельно: занятия в мастерских никак не организованы.
Зачастую постояльцы интернатов по несколько лет не покидают помещение ПНИ, многие целыми днями лежат на кровати. «Взрослые люди лежат в белых койках и смотрят в потолок», — описала жизнь подопечных ПНИ соучредитель фонда «Я есть» актриса Ксения Алферова.
А как же врачи и родственники? Неужели не могут вмешаться?
Часто людям в интернатах запрещают видеться со своими родственниками, друзьями или волонтерами, объясняя это тем, что их визиты якобы дурно влияют на подопечного. Зачастую близкие на протяжении нескольких месяцев не могут добиться встречи со своими близкими, которые проживают в интернатах.
Без закона о распределенной опеке родственники людей с тяжелой ментальной инвалидностью остаются в безвыходном положении. Семьи вынуждены делать выбор: либо продолжать ухаживать за родственниками до последнего, либо отдавать в психоневрологический интернат и терять возможность повлиять на жизнь родного человека.
Но люди в ПНИ же могут влюбиться, завести семью?
Влюбиться могут, но по закону ограниченный в дееспособности человек не может вступить в брак. Как тяжело добиться восстановления дееспособности и выйти из интерната — уже говорилось выше. Кроме того, в интернатах, как правило, не рассказывают о том, как правильно предохраняться, и не обеспечивают постояльцев контрацептивами.
Вместе с тем женщины в интернатах беременеют регулярно — от персонала, от мужчин, живущих там, говорила Битова. Тех, кто забеременел, вынуждают делать аборты, поскольку в интернате для взрослых ребенок остаться не может. В случае если ребенок все-таки родился, его забирают в детдом.
18 октября в Екатеринбурге женщина, живущая в Уктусском пансионате для престарелых и людей с инвалидностью, рассказала, что ее и нескольких постоялиц угрозами заставили сделать стерилизацию.
А есть ли альтернатива системе ПНИ?
Да, у системы психоневрологических интернатов есть работающая альтернатива — сопровождаемое проживание. Это когда человек с ментальной инвалидностью живет дома или в условиях, близких к домашним, под присмотром специалистов: обычно это социальные педагоги, социальные работники и волонтеры. Человек учится минимальному самообслуживанию (готовить, стирать, планировать бюджет), может работать или заниматься любимым делом в безопасных условиях.
В России уже есть работающие примеры таких домов, но их очень мало.
Как можно помочь людям в ПНИ?
Можно стать волонтером в интернате: общаться, гулять и дружить с подопечными ПНИ и смотреть, как в учреждении соблюдают их права. Вы можете оказывать НКО, которые помогают людям с ментальными особенностями, профильную помощь, если это в вашей компетенции: например, давать медицинские, психологические или юридические консультации. Если вам не подходит этот вариант, вы можете перевести этим фондам пожертвование или распространять информацию о сопровождаемом проживании и распределенной опеке.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Новости
На Ваш почтовый ящик отправлено сообщение, содержащее ссылку для подтверждения правильности адреса. Пожалуйста, перейдите по ссылке для завершения подписки.
Если письмо не пришло в течение 15 минут, проверьте папку «Спам». Если письмо вдруг попало в эту папку, откройте письмо, нажмите кнопку «Не спам» и перейдите по ссылке подтверждения. Если же письма нет и в папке «Спам», попробуйте подписаться ещё раз. Возможно, вы ошиблись при вводе адреса.
Исключительные права на фото- и иные материалы принадлежат авторам. Любое размещение материалов на сторонних ресурсах необходимо согласовывать с правообладателями.
По всем вопросам обращайтесь на mne@nuzhnapomosh.ru
Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter
Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter
Благотворительный фонд помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь»
Адрес: 119270, г. Москва, Лужнецкая набережная, д. 2/4, стр. 16, помещение 405
ИНН: 9710001171
КПП: 770401001
ОГРН: 1157700014053
р/с 40703810701270000111
в ТОЧКА ПАО БАНКА «ФК ОТКРЫТИЕ»
к/с 30101810845250000999
БИК 044525999
Благотворительного фонда помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь» в отношении обработки персональных данных и сведения о реализуемых требованиях к защите персональных данных