что значит поиск завершен в лиза алерт
«В том, что мы делаем, есть страшное»: как работает «Лиза Алерт»
25 мая — Международный день пропавших детей. Руководитель пресс-службы поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт» Ксения Кнорре-Дмитриева в своей книге «Найден, жив!» рассказывает о самых сложных моментах работы. Публикуем отрывок из нее.
В том, что мы делаем, есть страшное. Далеко не всегда мы готовы этим делиться. И как передать словами эти ощущения? Например, рассказать, как нервное, очень подгоняющее желание скорее найти вдруг сменяется полной апатией, когда приходит новость о том, что пропавший найден погибшим. И кто-то, кто в штабе схватил рацию и компас и уже практически убежал с группой в лес (регистратор только и успел на ходу записать номера оборудования), разворачивается, медленно расстегивает на ходу только что тщательно застегнутую куртку, кладет рацию на стол регистратора и куда-то идет с перекошенным лицом.
Хорошо помню, как я приехала в Липецкую область, когда ребенка нашли погибшим. Мы ехали вчетвером около 450 километров, поиск шел уже не первый день, и мы очень надеялись все-таки успеть, спешили как могли, останавливались только на заправках на пять минут, ели на ходу, гнали от себя и друг от друга плохие мысли.
Потянулись поля подсолнухов — бесконечные поля огромных мясистых растений выше человеческого роста, выпирающих из пушистого чернозема. В тот день я узнала, что эти посадки — страшная история для маленького ребенка: выйти из них он не может, не видит, где конец и начало, полностью лишен возможности сориентироваться, и все это под палящим летним солнцем. Еще сложнее в них искать.
С тех пор я всегда, когда заезжаю в эти летние поля Черноземья, снова оказываюсь в том солнечном и трагичном июльском дне.
Съехав на местную дорогу, мы увидели какого-то деда и, понимая, что где-то рядом, спросили его: мол, тут ребенка ищут, не знаете, нет ли новостей?
— А как же не знать, — охотно отозвался дед и тут же удивился: — А вы не в курсе, что ли? Нашли его!
Как же я ненавижу это «нашли» без уточнений!
— Живой? — задыхаясь, спросила я. — Живо-о-о-ой, — радостно отозвался дед. — Что ему, засранцу, сделается?
И мы, воодушевленные, рванули дальше, радуясь за «засранца» и наших ребят и удивляясь, почему нам не позвонили.
Как раз тут и пробился звонок — связь была так себе, слышно с пятого на десятое, еще и с помехами:
— Да! — кричу я радостно. — Знаем уже, что нашли!
И по этому воплю все мои спутники понимают, что произошло.
Дима на заднем сиденье выкрикивает короткое ругательство. Дима, который никогда не ругается матом. Я швыряю телефон, он летит куда-то на пол. в машине наступает тишина.
Через 15 минут мы на месте.
С места поиска, по дороге вдоль полей вереницей тянутся легковые машины. Это местные, приехавшие на поиск, — позже мы узнали, что часть из них отправили туда в приказном порядке, и они ехали в неподходящей для поиска в природной среде одежде — в машинах сидят люди в платьях, майках и смотрят на нас через стекло. Машины идут и идут, нет никакой возможности проехать, и чтобы хоть чем-то себя занять, я их считаю: 10. 20. 30. 40. В моей машине тихо. Всю дорогу мы болтали о чем-то, обсуждали все подряд, как это часто бывает с не очень близкими людьми, когда вы вместе долго едете, говорили и говорили о поисках, а сейчас молчим и смотрим на этот змеящийся вдоль кромки поля поток машин.
Наконец мы подъезжаем к штабу. Солнце уже перевалило за середину, и тени от растений длинные. Длинные тени от наших ребят, которые стоят возле штабной машины. От скорой, от машины МЧС, полиции. За штабом кострище, навалены горой консервы, мусор в мешке, ребята сидят у костра, лежит собака.
Возле штаба стоят наши, еще о чем-то спорят, тыкая в навигатор.
Тимур, координатор поиска, — в стороне. Мы встречаемся глазами. У него будто обиженное лицо — как у ребенка, который ждал чуда, а его обманули. Мы долго смотрим друг другу в глаза, и я не знаю, что ему сказать.
Говорить не о чем. Нет ни одного слова, которое могло бы утешить. Только подойти и обнять — я уже знаю, что некоторым даже самым крепким ребятам нужно женское плечо рядом в такие минуты.
Звонит Гриша, спрашивает меня, как Тимур. Я вяло отвечаю. Он слышит мой голос, понимает мое состояние — сколько у него было таких разговоров? — и говорит в трубку (я по его голосу понимаю, что он говорит это каждому, кто превратился в груду обломков после вот такого завершения поиска):
— Но ты же понимаешь, что мы сделали то, что никто, кроме нас не сделал бы?
Я киваю. Я понимаю. Мне не легче. Обняла наших ребят, отдала им пакет с едой, и мы уехали в Москву.
Как жить дальше после трагических детских поисков
Это очень сложный вопрос. Не каждый из нас готов даже говорить на эту тему. Обычно это сильно влияет на каждого, кому довелось пережить подобное. Иногда — меняет всю жизнь и мировоззрение.
Все реагируют по-своему, и каждый справляется с этим как может. Кто-то замыкается в себе, кто-то идет к психологу, кто-то выплакивает это на плече у соотрядников, хорошо понимающих то, что происходит с человеком. Но всем нам обычно очень тяжело. Все мы ощущаем свое бессилие — что мы, взрослые обученные люди с методиками и оборудованием, не смогли спасти маленького человека. Это очень болезненное ощущение, которое, однако, заставляет нас двигаться дальше, чтобы пытаться предотвратить, предупредить, чтобы искать лучше и эффективнее.
В 2019 году в отряде было создано направление «Психология», одна из задач которого — помочь пережить подобные ситуации тем, кому довелось в них оказаться. И это очень важное для нас событие, потому что такие истории могут сломать кого угодно, в том числе очень опытных и ценных поисковиков.
Это тот самый случай, когда можно увидеть, как плачут спасатели…
Сергей Клецин, федеральный куратор, региональный представитель «Лиза Алерт» Брянской области, координатор (интервью проекту «Гордость России», октябрь 2019 года):
«У меня было два раза, когда я хотел уйти после детских поисков. Я не подхожу к этому спонтанно: захотел — поехал, захотел — ушел, я обдумываю свои решения. И в обоих случаях я думал: сейчас я могу позволить себе эту слабость, поддаться ей и уйти, но что будет потом? Будет другой детский поиск, на который, возможно, кто-то не сможет поехать, и я не поехал, потому что пожалел себя и ушел. Наверное, поэтому оставался.
Как и семь лет назад, я продолжаю считать, что дети не должны пропадать, а если это произошло, их должны искать, и надо, чтобы это делали специалисты. Мы не можем себе позволить непрофессионализм на таких поисках. Отряд „Лиза Алерт“ на сегодня — это самая мощная поисковая организация, у которой есть лучшие инструменты для поиска человека. Мы действительно умеем это делать. И если ребенок все-таки пропадает, мы должны успевать его найти — или, по крайней мере, делать все, чтобы успеть.
Я никогда не считал, сколько у меня найдено живых. Но я помню каждый свой поиск, когда был „найден, погиб“ или „не найден“. И все равно самые запоминающиеся — это детские поиски и, к сожалению, детские с печальным концом.
Я научился с эмоциями после таких поисков справляться сам. Наверное, с помощью той самой мысли, что да, ты можешь сейчас поддаться слабости и слиться, но это слабость. В последний раз это было два года назад, когда мы искали в Липецкой области Артема, утонувшего в выгребной яме. И хотя я понимал, что он погиб почти сразу, еще до того, как к нам поступила заявка, от понимания того, что я не мог ничем помочь, не стало легче. Почему? Не знаю, как это объяснить. Ну просто в принципе тяжело, когда ты находишь погибшего ребенка.
Так было и в Стечне Брянской области, когда ребенок утонул в школьном туалете. Там вообще было полное непонимание: как. Была злость на весь мир. Ведь родители знали про эту яму в туалете, директор школы знала, все знали, у нас XXI век, а ребенок погибает на территории школы — там, где ему ничего не должно угрожать в принципе! Дети пришли туда, и они должны быть защищены. Четырехлетний ребенок, который никому ничего плохого не сделал, — просто пришел поиграть на территорию школы, погибает — вот так страшно, в туалете, и это было реально тяжело. Помимо туалета мы нашли на территории школы еще два незакрытых резервуара: колодец с металлической торчащей из него арматурой и открытую трансформаторную будку. И когда все это видишь, ты понимаешь, что это было не какое-то случайное роковое событие — нет, это когда-то должно было произойти, и вот оно произошло. И еще ты понимаешь, что таких школ — миллион, в любое село заезжай — и увидишь ту же картину».
Что значит поиск завершен в лиза алерт
Что такое «стоп, проверка информации»?
Поэтому у нас есть чёткие правила, в каких случаях мы оповещаем по всем нашим каналам о завершении поиска.
Мы говорим о человеке «Найден, жив» только тогда, когда родственники, заявители, то есть близкие люди человека, которого мы искали, видят его лично перед собой. Или этот человек находится в полиции, его личность установлена. В случае, если это лесной поиск, «Найден, жив» мы объявляем только тогда, когда потерявшегося вывели. Когда человек найден в лесу, но его еще предстоит оттуда вывести, мы пишем: «Идет эвакуация» или «Стоп! Проверка информации»
Очень часто, либо какие-то официальные источники, либо просто соседи, односельчане или даже родственники стремятся написать побыстрее, что потерявшийся найден и поиск закончен. Ситуации, когда кто-то видит человека, похожего на потерявшегося, и предполагает, что это он, звонит нам или родственникам и об этом сообщает, это не «Найден, жив», а «Стоп! Проверка информации». У нас, к сожалению, есть примеры, когда поиск на этом не заканчивался.
Вторая ситуация — «Найден, погиб». Мы говорим о потерявшемся, что он найден и погиб только в двух случаях: или его опознали родственники, или состоялась экспертиза ДНК, подтвердившая, что это тот человек, которого мы искали. Часто это затягивается, особенно если нужна экспертиза. И это особенно сложно на резонансных поисках, когда все спешат отчитаться. У нас будет висеть «Стоп! Проверка информации» до тех пор, пока экспертиза не подтвердит личность погибшего.
Резюмируя вышесказанное — в поисково-спасательном отряде «Лиза Алерт» существует четыре критерия закрытия поиска:
родственники увидели пропавшего и подтвердили, что это он;
полиция установила личность пропавшего;
личность установлена по результатам экспертизы.
Все остальное для нас — недостоверная информация и сплетни, мы этим не занимаемся. У нас нет задачи как можно скорее отчитаться об успехе, наша задача – найти. Нам нужен чёткий, точный, достоверный результат нашей работы, потому что мы беспокоимся о своей репутации и ценим свой труд, который предшествовал этому результату.
Благодарим за понимание!
Что значит поиск завершен в лиза алерт
От автора Николая Борисова старшего поисковых групп ЛА-ТЧМБ:
«Мне часто задают одни и те же вопросы по деятельности «Лиза Алерт».
Как–нибудь, думаю, соберусь и отвечу на всё оптом и письменно, чтоб «два раза не вставать», как говорится. Собирался долго и, наконец, собрался. Я ответил на самые популярные 20 вопросов. Разумеется, «мнение редакции может не совпадать. «, но я вижу это дело так. »
Вопрос 1. Вы не из МЧС?
– Нет, мы не из МЧС, мы сами по себе. Это общественная некоммерческая организация.
Вопрос 2. А сколько вам за это платят?
– Нисколько. Волонтёры работают бесплатно. Расходы, которые при этом возникают – это тоже забота самих участников.
Вопрос 3. Зачем вам это нужно? Почему вы этим занимаетесь?
– Это самый сложный вопрос. Мотивы у всех разные. Кто-то однажды оказался в ситуации родственников/знакомых/потерявшегося человека и теперь помогает другим. У кого-то в личной жизни уже все состоялось, и он ищет новую точку приложения сил. Кому-то надоело бесцельно перемещаться из никуда в никуда пешком (на лыжах, джипе, вертолете – нужное подчеркнуть) и хочется какой-нибудь реальной полезной цели. Кому-то хочется чего-то героического (вот эта категория как раз, таки, быстро «испаряется»). Возможно, кто-то занимается этим из простого человеколюбия или чувства гражданского долга, но я в этом сильно сомневаюсь.
Вопрос 3. Часто находите?
– Нет, не часто. Это факт, статистика тут суровая – всего находится живыми около трёх четвертей. Причин тут несколько, основная – поздно обращаются. Как правило, когда МЧС уже отработало, полиция тоже, всё что могла, сделала, и теперь вспомнили и про нас. И это при том, что даже если всё сделать вовремя, шансы найти тоже не 100%. Поэтому находятся, в принципе, часто, а вот силами поисковиков (включая МЧС и полицию) – не часто. Скажу так – на начальной стадии до 3 суток люди обычно находятся сами быстрее, чем их найдут другие, а попозже – ситуация меняется. Первые 24 часа – 98% найденных находят живыми, а уже через 48 часов только 48%. И тут МЧС со своими нормативами имеет право на здравый смысл. Через неделю, как правило, уже обычно поздно – здоровый за это время уйдет так далеко, что имеющимися средствами уже не догонишь, а нездоровый уже не дождется. Также сильно зависит от местности. Звучит так, что искать-то смысла нет – либо выйдет, либо нет. Однако, это не так – большая часть, так или иначе, всё же находятся живыми. Всего ежегодно в России пропадает около 120 тысяч человек.
Вопрос 4. Как к этому относится МЧС и полиция?
– Положительно. Как правило, поисково-спасательные операции (далее, ПСР) проводятся нами совместно с МЧС и всегда, при поддержке полиции. Не в составе, не под руководством, а совместно. Каждый проводит работы согласовано в тех местах, которые предварительно делятся по зонам ответственности. Кроме того, МЧС занимается поисками пропавших в течении 3-5 дней, а волонтёры – по собственному усмотрению. МЧС не работает ночью, мы – работаем. Но без заявления в полицию «Лиза Алерт» не работает вообще (до обращения к нам или после – порядок не имеет значения).
Вопрос 5. Правда ли что в полиции заявление берут по истечении трёх суток после обнаружения пропажи?
– Неправда. Живучая байка. Полиция обязано принять заявление хоть через пять минут. И даже начать поисковые мероприятия. Реальность последнего зависит от настойчивости заявителя и серьёзности обстоятельств.
Вопрос 6. А «по жизни» чем занимаетесь?
– Все по-разному. Практически все участники работают на обычных работах. У многих есть семьи. Мы обычные нормальные люди. Этот вопрос вызывает у меня внутреннюю улыбку, ведь у рыбаков или любителей спорта этого обычно почему-то не спрашивают.
Вопрос 7. Вас таких много?
– Нет, нас не много. В Казани несколько десятков человек, одновременно готовых помочь на ПСР бывает обычно не больше десятка. В экстремальных случаях, если потеряшка – ребенок, то съезжаются, как правило, все. Для эффективной выполнении задачи, по моему мнению, и несложным расчётам, людей надо минимум кратно больше. Для сравнения – чтобы прочесать небольшой лес размером 5х5 км за один день, необходимо около 250 человек.
Вопрос 8. Присоединиться может каждый?
– Да, любой психически здоровый. И на любом этапе. Для участия в конкретных ПСР есть некоторые ограничения. Например, с нетрезвыми никто даже разговаривать не будет. В кроссовках или кедах в лес старший группы вас тоже не пустит.
Вопрос 9. Так это какой-то отряд или просто сбор людей по случаю?
– Каждый выделяет на это столько времени, сколько хочет и может. Нет никаких ограничений. Вы можете приехать раз в год, можете раз неделю, можете на 3 часа ил на два дня. Исходя из этого, а также способностей и желания, естественным путем у вас либо будут, либо не будут, необходимые навыки, а с ними появится и определённая роль. Для принятия участия в ПСР в качестве обычного волонтёра не требуется вообще никаких специальных знаний – проинструктируют на месте. Если говорить в целом, это и не организация, и не акция. Есть определённая группа волонтёров, участвующая регулярно, которую можно условно назвать отрядом. Среди них есть обладающие необходимыми компетенциями по разным направлениям и даже без специальных компетенций, поскольку необходимые функции весьма разнообразны. И есть люди, принимающие участие в ПСР однократно или очень редко. Поэтому в «Лиза Алерт» условно разделяет два понятия: отряд ЛА и движение ЛА. Поскольку любая деятельность устроена так, что лучше что-то либо делать каждый день, либо не делать вовсе, складывается постоянный состав, который прошёл необходимое обучение и имеет набор необходимых компетенций – это и есть отряд. В отряде есть специализация – инфорги, картографы, старшие поисковых групп и т.д. При наличии обученного структурного состава принять участие в движении, т.е. относительно редко и не выполняя каких-то специальных задач, может любой. И все это работает вместе как единое целое. Снаружи, так сказать, этого не видно, все волонтёры.
Вопрос 10. Вы обучены поискам в лесу?
– Это вопрос автоматически распадается на два. Про содержание самой деятельности и про наличие специальных знаний и навыков. Во-первых, поиски в лесу – это только видимая часть поисков. Есть еще и городские поиски, и даже поиски через интернет. Представьте себе, немало людей находится благодаря репостам (Распространение информации через копирование информации о пропавшем в сетевых сообществах и на личных страничках в социальных сетях). Нас мало, а горожан много, и «собрать потеряшку» или получить свидетельство о последнем местонахождении с помощью информирования населения – наиболее эффективный способ. Так что представление о «Лиза Алерт», как бойцах МЧС с навигаторами и рациями, соответствует стереотипу также, как бородатый турист в свитере со «снежинками» и гитарой. У волонтёров «Лиза Алерт» множество специализаций и направлений. Теперь про навыки и лес. Да, старших поисковых групп учат навигации, топографии, радиосвязи и оказанию доврачебной первой помощи. И даже основам альпинизма. Это – если вы всерьёз.
Вопрос 11. Идти в лес – это опасно?
– Да, опасно примерно также, как дойти пешком от магазина до дома – всякое может быть. Но с группой в лесу даже безопаснее, чем одному в городе. Во-первых, без старшего группы вас туда никто не пустит. Во-вторых, волонтёрам запрещено ходить по одному, минимум вдвоём. Это одно из незыблемых правил, аналогично антиалкогольному. Даже если вы решили вернуться в лагерь посередине ПСР, вас проводят. При этом у этих двоих должен быть хотя бы один компас навигатор и радиостанция. Во-вторых, текущее местонахождение и расчётные сроки возвращения группы отслеживается штабом. Все участники переписаны, с фамилиями и телефонами. В-третьих, любой раздел обучения в «Лиза Алерт» начинается с мер обеспечения собственной безопасности, а потом уже всё остальное. Например, вас не пустят осматривать колодцы и пещеры – это дело МЧС. Вообще, идеология «Лиза Алерт» – не плодить новых пострадавших на ПСР – можно сформулировать так: есть «потеряшка» в лесу или нет, мы точно не знаем, но точно знаем, что там есть наши люди. Поэтому в случае нештатных ситуаций, приоритеты меняются – всё бросают и решают проблемы самих волонтёров, если таковые возникли.
Вопрос 12. Оборудование вы тоже себе сами покупаете?
– И да, и нет. Всё необходимое вам выдадут, кроме одежды, обуви и еды. Это единственное, о чём каждый должен позаботиться сам в соответствии с задачей и вашими планами. На группу обязательно должны быть, как минимум, один туристический навигатор, один компас и одна радиостанция LPD-диапазона (Используется канал 23 что соответствует частоте 433,625 МГц). Этот минимальный набор обязательно есть у старшего поисковой группы – либо личное, либо отрядное. Отличие только в предпочтениях – своё приятнее. Вдогонку обычно бывает вопрос – какой-то определённой модели? Нет, но есть рекомендации, выработанные опытом. Я экспериментировать пробовал, пришел к тем же результатам. Отрядное все стандартное, потому что учат пользоваться одним типом техники и «зоопарк» разносортной техники будет отвлекать от основной задачи.
Вопрос 13. А кроме хождения по лесу, что еще нужно делать?
– Это самый обширный вопрос, на который сложно ответить кратко. Даже на ПСР в лесу кто-то должен привести и увезти людей на место поиска. Сразу отвечу на вопрос про джипы – нет, «проходимец» необязателен, штаб всегда ставится в месте, доступном для «пузотерок». На месте надо регистрировать прибывающих и убывающих, сидеть на радиосвязи, приготовить поесть выходящим группам, в конце концов. Знаете ли, очень жить помогает. Где-то надо найти дрова, электричество и много чего ещё. Так что даже на ПСР в природной среде есть чем заняться даже заядлым урбанистам. В городских поисках – патрулирование, расклейка листовок, организация репостов в социальных сетях. Есть еще одна интересная специализация – инфорги. Проведение опроса заявителя и дальнейшая связь с ним, координация волонтёров при распределении задач и много чего ещё, не сходя со стула, не отходя от монитора. Но это тоже, если всерьёз и после курса обучения. И даже на горячей линии 8–800–700–54–52 тоже сидят живые люди на дежурстве (время и продолжительность они также определяют сами). Так что если есть желание помочь, знайте – помочь вы можете всегда в зависимости от того, что хотите и можете. Во всех смыслах.
Вопрос 15. У вас какие-то свои методы поиска? Отличаются от МЧС?
– Да, у отряда свои чёткие разработанные методики. Да, они схожи и с практическими действиями МЧС в таких ситуациях и даже с методами поиска сбитых лётчиков на вражеской территории, но есть и серьёзные отличия. Да, они обкатаны на многих ПСР и стандартизированы.
Вопрос 16. Есть ли у вас собаки, квадрокоптеры, квадроциклы, катера, самолеты, подводные лодки?
– Поисковые собаки, при необходимости и возможности, приезжают вместе с таким же, как мы, волонтёрским отрядом. «Лиза Алерт» по России сотрудничает также с другими волонтёрскими организациями – от пожарных Greenpeace до Авиа отряда «Ангел». Но на месте, чаще всего, всё необходимое из специальных чудес техники добывают координатор и инфорги – если чего-то нет, но очень нужно, то это, по возможности привлекается на благотворительных началах. Любая помощь в этом вопросе всегда приветствуется. Также это иногда могут подогнать родственники «потеряшки» по своему усмотрению.
Вопрос 17. Помогают ли вам гадалки и экстрасенсы?
– Пытаются. Особенно настойчиво пытаются помочь родственникам. На любые ПСР парочка всегда стекается, хотя бы онлайн. «Лиза Алерт» принципиально с ними не сотрудничает. Хотя бы потому, что за несколько лет они ни разу не угадали. Даже примерно. А уж времени отняли, нервов, и, вероятно, ещё и денег, у родственников «потеряшек», отъели – не описать.
Вопрос 18. Какие шансы выжить у потерявшегося и в какие сроки?
– Широкие. В лесу, в зависимости от времени года, состояния здоровья, возраста, от одежды, в которую был одет пропавший, и от того, что у него есть с собой – от суток до нескольких месяцев. В городе, как ни странно, гораздо меньше. Случаи разные бывали.
Вопрос 19. Берёте ли деньги у родственников за свои услуги?
– Конечно, нет. Это не услуги, это помощь потеряшке. Мы помогаем пропавшему. Не родне, не полиции или еще кому-либо. С потерявшегося, разумеется, тоже никогда никому в голову не придёт что-то попросить.
Вопрос 20. Сколько по времени длится ПСР? Кто принимает решение о прекращении?
– От нескольких часов до нескольких месяцев. Разумеется, мы ищем живых. Но и не живых найти тоже надо, как бы это печально не звучало. Заранее этого не знаешь. Решение о прекращении принимает координатор поиска.
– Вопрос 21. Как вас найти? К кому обратиться?
Смотря с какой целью. Как заявитель – сайт lizaalert.org или по бесплатной федеральной «горячей линии» 8-800-700-54-52. Если принять участие в ПСР, то наиболее удобный способ установить приложение для мобильного телефона «Внимание выезд» для аппаратов на Android и «Лиза Алерт» для iPhone, которое будет оповещать о текущих ПСР, месте и времени сбора. Эта же информация есть в соответствующих группах в соцсетях и на форуме lizaalert.org. Везде необходимо выбрать свой регион. Если просто, для начала, познакомиться и что-то узнать подробнее, то можно пообщаться также с соцсетях с любым из волонтеров.»
Приложения для мобильных платформ:
Андроид: «Внимание выезд»
Айфон: «Лиза Алерт»
Телефон горячей линии 8-800-700-54-52