что значит субстанция общественной жизни
В. Г. Белинский в своём высказывании говорит о том, что цели,интересы и деятельность появляются у человека в процессе общественной жизни. А раз без деятельности нет жизни, то это значит, что и жизнь человека заключается во взаимодействии с обществом. Чтобы лучше разобраться в этой теме обратимся к терминологии.
Интерес — это целенаправленное отношение человека к какому-либо объекту его потребности.
Когда мы чем-то интересуемся, то в итоге задаёмся определённой целью.
Цель — идеальный образ желаемого результата.Когда у нас есть этот образ,то мы стремимся воплотить его в реальность. Мы начинаем заниматься деятельность.
Деятельность — специфический вид человеческой активности, направленный на совершенствование мира и самого себя.
Изучив терминологию, можно заметить, что все эти понятия действительно связаны.
Если быть внимательным,можно понять,что интересы появляются у нас не сразу. Интересы проявляются через взаимодействие с обществом. Давайте обратимся к примерам.
У меня есть хорошая подруга. В детстве она была обычным активным ребёнком. Когда она пошла в школу, её привели в театральный кружок (вступила в общественную жизнь). Она приняла участие в постановке. Ей очень понравилось и она стала изучать сценическое искусство подробнее (появился интерес). После этого у неё родилась цель — стать актрисой. Моя подруга стала изучать тему глубже,посещать курсы, а сейчас уже поступила в театральный институт (деятельность).
Недавно в СМИ рассказывали историю девочки, которая борется за разрушение стандартов красоты. Она известна в инстаграме как Туся. Туся сталкивалась с анорексией,но смогла реабилитироваться. В этот период многие люди осуждали её внешний вид. Из-за этого она стала интересоваться спортом и питанием. Путём собственного опыта и взаимодействия со своей аудиторией Туся пришла к выводу,что все тела прекрасны. Она поставила себе цель — доказать это миру и разрушить стандарты красоты. Теперь она создала свой проект, привлекает к нему людей и пропагандирует свою философию (деятельность).
Таким образом можно сделать вывод, что цели,интересы и деятельность являются основой нашей плодотворной и «настоящей» жизни.Но проявляются они через взаимодействие с обществом, а это значит, что без общества человек не сможет развиваться в должной мере.
Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Человеческая деятельность как субстанция социального
Дата публикации: 02.01.2017 2017-01-02
Статья просмотрена: 1787 раз
Библиографическое описание:
Катунина, Ю. К. Человеческая деятельность как субстанция социального / Ю. К. Катунина. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2017. — № 1 (135). — С. 572-574. — URL: https://moluch.ru/archive/135/37740/ (дата обращения: 15.12.2021).
Общество представляет собой социокультурную целостность, которая существует, функционирует и развивается через посредство человека, его сознательной и целенаправленной деятельности и взаимодействия.
Социальная философия изучает не только законы коллективного поведения и взаимодействия людей, но и действия любого отдельного индивида — в той мере, в какой его поведение характеризует человека как существо, выделенное из природы и от природы отличное. Человек есть индивидуальное проявление социального, субстанцией (способом существования) же социального является деятельность.
Понятие «социальная деятельность» раскрывает сущность социального взаимодействия. В свою очередь, социальная сущность человека формируется и развивается благодаря человеческой деятельности.
Понятие «деятельность» в современной науке имеет большое теоретическое и методологическое значение. Кроме того, оно является не только теоретическим обобщением наличных знаний о человеке, его сущности, но и выступает со времен немецкой классической философии в качестве объяснительного принципа.
Приведем несколько определений данного понятия. Так, Э. Г. Юдин определяет деятельность как активное отношение к окружающему миру, представляющее собой целесообразное изменение и преобразование мира на основе освоения и развития существующих форм культуры [4, с. 13]. По мнению В. Н. Сагатовского «деятельность» представляет собой саморазвивающуюся систему активных отношений субъекта к объекту и друг к другу [3, с. 54]. В свою очередь Л. А. Калинников под понятием «деятельность» понимает осуществляемый социальным субъектом процесс взаимоотношений с объектом (в конечном счете — с природой), заключающийся в преобразовании выделенного из объекта предмета деятельности социально выработанным способом (культура) сообразно социально значимым целям [1, с. 66].
Приведенные определения понятия «деятельность» позволяет утверждать, что ее всесторонний анализ невозможен без введения таких понятий как субъект, объект, цель, культура, активность, общественные отношения и др. Здесь речь идет о том, что данные категории отражают один и тот же объект познания — деятельное отношение человека к миру, адекватно выражающее принцип единства деятельности и общественных отношений. Этим и объясняется определение социальной активности, культуры и общественных отношений как деятельности.
Приведенные определения позволяют выделить не только специфику деятельности, которая заключается в том, что она представляет собой неразрывную связь двух ее основных признаков — сознания, выступающего в качестве высшей формы информационной ориентации в среде и осознанного создания и использования орудий как высшей формы адаптационного отношения к сред, но и определить основные характеристики феномена деятельности [1, с. 66]:
В деятельности четко различается ее субъект и ее объект. Субъектом деятельности является человек, а объектом выступает все то, на что направлена деятельная способность субъекта: орудия и предметы труда, знаковые системы, внутренние связи предметов познавательной активности, любые другие явления окружающей действительности, включая самого человека. Все, что происходит с человеком как субъектом, относится к сфере социальной реальности.
Какие причины побуждают человека действовать? Что является факторами его активности? Этими причинами являются потребности и интересы человека. Они носят объективный характер по отношению к сознанию человека.
Наиболее отчетливо различение потребностей и интересов представлено в работах современного отечественного философа К. Х. Момджяна. Он полагает, что именно наличие интересов отличает людей от животных. У последних имеются потребности, но отсутствуют интересы. Если потребности объективны и неизменны, то интересы, являясь средствами удовлетворения потребностей, постоянно меняются [2].
Таким образом, человек осуществляет свою деятельность через посредство исторически сложившихся типов и форм взаимодействия и отношений с другими людьми. Поэтому его деятельность носит не индивидуализированный, а стандартизированный характер. В какой бы сфере жизнедеятельности общества деятельность не осуществлялась, она всегда будет носить не индивидуальный, а социальный характер. Правда, не всякая деятельность человека имеет социальный характер. Действия человека приобретают социальный характер тогда, когда они ориентированы на других людей и предполагают прямое и опосредованное взаимодействие с другими людьми.
В целом социальная деятельность — это совокупность социально-значимых действий, осуществляемых субъектом (общество, группа, личность) в различных средах и на различных уровнях социальной организации общества, преследующих определенные социальные цели и интересы [5].
Как уже было отмечено, социальная деятельность представляет собой две стороны, взаимосвязанные между собой, которые не существуют друг без друга. Первая сторона — практическая, вторая — духовная.
Практическая деятельность направлена на преобразование реальных объектов природы и общества. Она включает в себя материально-производственную деятельность и создание материальных ценностей. Практическая деятельность совершается каждым человеком посредством различных видов деятельности и связана с преобразование природы. Практическая деятельность осуществляется людьми и тогда, когда они преобразуют социальные отношения, общество в целом [6].
Таким образом, любой человек, проявляя активность, всегда совершает конкретные действия, выражающиеся в определенных видах деятельности.
Духовная деятельность связана с духовными ценностями, идеалами, в целом, с изменением сознания людей. Основу духовной деятельности составляют культурные ценности, посредством которых формируется: отношение людей к явлениям окружающего мира, способность к осознанию добра и зла, справедливого и несправедливого, а также других ценностей общественной жизни. Духовная деятельность включает в себя и прогностическую деятельность: планирование или предвидение возможных изменений действительности. Любая практическая деятельность невозможна без соответствующих знаний умений, навыков и опыта. Здесь речь идет о том, что она тесно взаимосвязана с познавательной деятельностью, которая существует в различных формах: художественной, научной, религиозной, мировоззренческой и т. д. Все эти виды деятельности связаны между собой. Например, процессу управления должен предшествовать анализ возможных последствий управленческого решения (прогностическая деятельность). Исходя из сказанного, можно сделать вывод, что структура социальной деятельности, включает в себя: субъект и объект социальной деятельности; осознанную цель, мотивы деятельности, обусловленные потребностями в сохранении, поддержании и воспроизводстве человеческой жизни и результат.
Таким образом, именно социальная деятельность является исходным условием для развития существенных сил человека, возникновения и существования общества, реальной движущей силой его изменения и развития. Она выступает в основных видах деятельности: демосоциальной, трудовой (производственной), экономической, политической, духовной (художественной, мировоззренческой, научной). Деятельность представляет собой единство материального и духовного, чувственного и логического, эмпирического и теоретического и делится на два типа:
1) практическую (демосоциальную, трудовую, политическую);
2) духовную (воспитательную, художественную, мировоззренческую, научную).
Кузнецов В., Кузнецова И., Миронов В., Момджян К. Философия: Учебник
ОГЛАВЛЕНИЕ
Раздел 4 ФИЛОСОФИЯ ОБЩЕСТВА
Глава 1
СОЦИУМ, ИЛИ «СОЦИАЛЬНОСТЬ ВООБЩЕ»
§ 1. Понятие социального
§ 2. Антропоморфизм и его альтернатива
§ 3. Субстанция социального
§ 4. Деятельность как целесообразный адаптивный процесс
§ 5. Информационная специфика социального действия
§ 6. Орудийная специфика деятельности.
§ 1. ПОНЯТИЕ СОЦИАЛЬНОГО
Рассуждая о предмете социальной философии, выдающийся российский мыслитель С.Л. Франк характеризовал его в следующих словах: «Что такое есть собственно общественная жизнь? Какова та общая ее природа, которая скрывается за всем многообразием ее конкретных проявлений в пространстве и времени, начиная с примитивной семейно-родовой ячейки, с какой-нибудь орды диких кочевников и кончая сложными и обширными современными государствами? Какое место занимает общественная жизнь в жизни человека, каково ее истинное назначение и к чему, собственно, стремится человек и чего он может достичь, строя формы своего общественного бытия? И наконец, какое место занимает общественная жизнь человека в мировом, космическом бытии вообще, к какой области бытия она относится, каков ее подлинный смысл, каково ее отношение к последним, абсолютным началам и ценностям, лежащим в основе жизни вообще?» [2]
Мы видим, что ключевым понятием философии, именуемой «социальная», Франк (как и другие мыслители) считает понятие «общественная жизнь», производное от понятия «общество». Что же имеют в виду философы, считающие проблему общества, общественной жизни предметообразующим основанием социальной философии? Обратившись к толковым словарям, мы увидим, что обществом, как правило, называют ту или иную форму коллективной человеческой жизни. Общество имеет место там, где мы сталкиваемся не с отдельно взятым человеком, а с тем или иным «собранием» (В. Даль) или «кругом» (Д. Ушаков) людей, связанных между собой различными узами.
Так, «человеческим обществом» могут именовать всю совокупность Homo sapiens, объединенных фактом проживания на планете Земля, составляющих единое в этом смысле человечество. В более узком смысле слова обществами именуют особые национально-государственные объединения людей, живущих на отграниченной территории и связанных единством культурных, экономических, политических институтов («немецкое общество», «российское общество» и т.п.). Обществом, далее, могут называть группы людей, связанных общностью происхождения и положения (к примеру, дворянское общество, «бомонд», в которое недопущены люди «неродовитые»); «собрания по интересам», или группы людей, связанные общим занятием (спортивные общества, общества любителей хорового пения); неформальные малые группы, или «компании» людей, связанных личной дружбой, и т.п.
Естественно, не все из перечисленных значений слова «общества» могут считаться предметообразующими для социальной философии, которая, как и всякая научная теория, отличает бытовое значение слов от их категориального значения. Так, было бы странно предположить, что специальной задачей социальной философии является изучение того «дурного общества», в которое, как мы полагаем, попал наш знакомый, или спортивного «общества» «Спартак», в отличие, скажем, от «Динамо».
Чтобы пояснить сказанное, мы должны уточнить смысл термина «социальный», давшего название нашей дисциплине. Сделать это не так просто, поскольку это понятие, как и понятие «общество», имеет сразу несколько значений. Прежде всего термин «социальный» используется в уже знакомом нам смысле для обозначения коллективных форм жизни людей в отличие от ее индивидуальных проявлений. Именно этим смыслом руководствовался М. Вебер, когда отказывался рассматривать уединенную молитву человека как явление социальное. «Социальные науки» в таком понимании термина противопоставляются «гуманитарным наукам» как наукам о человеке в индивидуальных аспектах его существования, отличных от законов взаимодействия людей. «Социальный статус» человека, указывающий на его место в иерархии людей, противопоставляется личностным свойствам индивида и т.п.
В другом своем значении термин «социальное» выступает не как синоним коллективной жизни людей, а как обозначение особого «участка», или «сегмента», этой жизни, отличного от иных ее «участков» и «сегментов». К. Маркс, к примеру, рассматривал «социальные процессы» коллективной жизни людей как альтернативу ее «экономических», «политических» или «духовных» процессов (отсюда привычные нам словосочетания «социальный кризис» или «социальные задачи правительства», отличаемые от «экономического кризиса» и «экономических задач»). П. Сорокин рассматривал «социальное» как альтернативу «культурного», различая системы взаимодействующих людей («социальное») и системы «взаимосвязанных идей, ценностей и норм» («культурное»).
Однако многие философы употребляют понятие социального в другом, более широком значении, именуя этим термином системную совокупность свойств и признаков, выделяющих человека и созданный им мир из царства природы.
Чтобы пояснить отличие между понятием «общество» и понятием «социум», приведем несложный пример. Представим себе инопланетных философов, наблюдающих за Робинзоном Крузо, заброшенным на необитаемый остров. Достаточно ли будет этих наблюдений для того, чтобы они поняли, как устроено человеческое общество? Едва ли ответ будет положительным. В самом деле, ни разделение труда, ни феномен собственности, ни феномен власти, имеющие важнейшее значение для понимания устройства человеческого общества, его дифференциации и стратификации, из поведения отдельно взятого Робинзона Крузо поняты быть не могут. Это значит, что останутся непонятыми профессиональная и статусная структура общества, природа государства, этнические особенности человеческих коллективов и многое другое.
Отследив и классифицировав многообразие подобных действий, наши исследователи, возможно, проникнут в причины человеческой активности, обнаружат систему потребностей, стимулов, мотивов деятельности Робинзона, попробуют установить иерархию этих побудительных импульсов, способность человека сознательно ранжировать подобные импульсы, используя присущую ему «свободу воли»,
Признавая это обстоятельство, мы предпосылаем философское рассмотрение «социальности вообще» философскому анализу общества, т.е. предпосылаем анализ отдельно взятого человека [3] анализу организации коллектива людей.
Далеко не все философы согласны с правомерностью подобной постановки вопроса. В самом деле, любой отдельно взятый человек представляет собой продукт социализации, вне и помимо которой он не способен стать Homo sapiens. Альтернативная идея общества, которое возникло как результат «договора» между самостоятельно сформировавшими себя индивидами, представляет собой, по словам Карла Поппера, «методологический и исторический миф», не принимаемый всерьез современной наукой. И тем не менее, как говорил К. Маркс, диалектика познания часто вынуждает возводить крышу еще до того, как построены фундамент и стены.
Укажем на главные аргументы в пользу своей позиции. Прежде всего мы различаем реальное развитие человеческого познания и методологически осмысленное рефлексивное изложение полученных научных результатов. В научном объяснении природы социального как совокупности свойств и признаков, выделяющих человека и созданный им мир из царства природы, мы идем от взаимодействия к действию (т.е. связываем, к примеру, способность к членораздельной речи с необходимостью в символической коммуникации, общении с себе подобными). Излагая же полученные нами сведения, мы можем и должны идти от действия к взаимодействию. Конечно, мы знаем об
онтологической вторичности социального действия, его производности от систем человеческого взаимодействия, но держим это знание «в уме», скрываем до поры от «непосвященных», постепенно вводя их в курс дела.
§ 2. АНТРОПОМОРФИЗМ И ЕГО АЛЬТЕРНАТИВА
Однако люди далеко не сразу научились выделять себя и созданный ими мир из окружающей природы, понимать качественное различие между ними. Долгое время человек был убежден в своем родстве с природной средой, трактуя это родство как самое простое тождество. Главным образом это выражалось в том, что люди очело-
вечивали природу, приписывая камням, деревьям, ветру, огню, животным способность думать, желать и действовать так, как это делает человек.
Отвечая на этот вопрос, ученые, как правило, отмечают, что очеловечивание природы было прежде всего следствием колоссальной зависимости первичного человеческого коллектива от естественной среды обитания. В самом деле, тотемистские представления зародились у людей, ведших хозяйство присваивающего, а не производящего типа, у людей, которые жили не в домах, построенных собственными руками, а в пещерах, созданных природой, питались не тем, что выращивали собственными руками, а тем, что было найдено или поймано в лесу, одевались не в сотканные ткани, а в шкуры, «позаимствованные» у животных. Еще не способные самостоятельно создавать необходимые условия жизни, люди жили за счет природы, переживая свою зависимость как интимную кровнородственную связь с ней. Неудивительно, что природа воспринималась ими как могущественное человекоподобное существо, способное казнить или миловать, открытое для просьб, угроз и даже обманов.
Чтобы почувствовать себя творцом принципиально иного, альтернативного природе, мира, человек должен был возвыситься над ролью иждивенца природы и противопоставить последней развитую деятельность созидающего типа. Именно она сумела разрушить антропоморфное мышление, указав человеку на его особенность, выде-ленность в природе. С одной стороны, эта деятельность изменила саму природу, «естественные ландшафты» превратились в искусственно созданную среду существования, не просто отличную от нерукотворной природы, но и часто враждебную ей. С другой стороны, эта деятельность изменила самого человека, в котором шаг за шагом развились потребности, способности и склонности, явно отсутствующие у животных.
В результате этих сложных процессов у более или менее «цивилизованных» людей возникло и закрепилось ощущение своей непохожести на природу, выделенности из нее. Это сознание получило свое теоретическое обоснование в самых различных формах общественного сознания. Так, большинство религий настаивает на особом происхождении человека, считая, что бог создал его по своему собственному образу и подобию и призвал повелевать живыми тварями, у
Интересно, что сознание человеком своей противопоставленности природе выражалось на протяжении его истории по-разному. Вспомним, что предметом недоумения и насмешек в «приличном» обществе еще недавно были не только «фантазии и причуды» дикарей, но и вполне научная теория происхождения человека от обезьяны. Лишь в конце XX в. утверждается уважение к естественному праву на жизнь всякого живого существа.
Предметом спора различных философских школ до сих пор является вопрос о том, что именно выделяет человека и созданный им мир из царства природы. Остановимся на рассмотрении этого вопроса.
§ 3. СУБСТАНЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО
Примером качественно гомогенных объектов могут служить простейшие явления неживой природы, свойства которых всецело определяются вещественно-энергетическими характеристиками образующего их материального субстрата. Так, камень, лежащий в лесу, не обладает никакими иными свойствами, кроме свойств образующего его минерала: двухкилограммовый кусок гранита определенной фор-
мы есть всего лишь двухкилограммовый кусок гранита с набором физико-химических характеристик, свойственных этому минералу и отличающих его, скажем, от железа [5].
Что же делает чашу чашей, а утюг утюгом? Очевидно, что сущность этих предметов будет раскрыта лишь в том случае, если мы отвлечемся от их субстратных свойств и рассмотрим присущую им функцию, которую, вслед за Э. Дюркгеймом, можем определить как соответствие между бытием объекта и его назначением. В самом деле, в человеческом общежитии утюгом называется (и является!) предмет, предназначенный для глажения белья, в то время как чаша в своей качественной самотождественности представляет собой сосуд для питья [6].
Функциональный метод имеет важнейшее значение для многих наук, в том числе и для социальной философии. Именно он является основой структурной дифференциации общества, позволяя различать образующие его элементы, типы общественно необходимой деятельности, профессиональные и статусные различия между людьми и т.д.
Исследование общества привело ученых к мнению, что оно относится к особому классу систем, способных не просто существовать на манер камня или функционировать на манер автомобиля, а «жить», т.е. самостоятельно порождать, поддерживать и воспроизводить присущую им качественную определенность.
Различие таких систем осуществляется с помощью субстанциального подхода. Суть его состоит в установлении присущего системе способа существования во внешней среде и объяснении на его основе ее свойств и законов структурной, функциональной и динамической организации.
Субстанциальным объектам присущ органический тип связи. В системах с «химическим» типом связи (терминология Гегеля) существование частей предпослано существованию целого и само образуется, условно говоря, как результат «договора» между компонентами, способными «жить и действовать» поодиночке (как это происходит с кислородом и водородом, образующими молекулу воды). Иначе обстоит дело в системах органического типа. В самом деле, мы не можем предположить, чтобы целостный биологический организм мог возникнуть в результате «сговора» между автономно существующими головным мозгом, конечностями или легкими, которым при «встрече» удалось «договориться» о совместном существовании.
факт структурного обособления частей в поле системной целостности. Современная биология прекрасно знает, что реальные анатомические и физиологические отличия летающих и плавающих, парнокопытных и непарнокопытных, хищных и травоядных тварей, как правило, производны от различий этологических, т.е. определяются предписанным животному образом жизни, особым способом существования живых существ в окружающей их среде.
Таким образом, субстанциальный подход к пониманию живых существ предполагает учет внутренних и внешних обстоятельств, образующих во взаимодействии целостный образ их жизни, способ воспроизводства в среде обитания. Аналогично обстоит дело и с человеческим обществом. Мы не в состоянии объяснить присущую ему целостность, анализируя отдельные сферы общественной жизни и реально существующее взаимоопосредование между ними. Изучая сложнейшие внутренние зависимости между экономикой и политикой, религией и наукой, правом и моралью, мы обязаны помнить, что эти общественные сферы не представляют собой исходной социальной данности, и постоянно задаваться вопросом, зачем и почему они возникли в обществе, почему они связаны между собой так, как связаны, а не каким-либо иным способом. Мы должны понять те потребности социального целого, те особенности совместной жизни людей, которыми обусловливается процесс структурно-функциональной дифференциации ее взаимосвязанных подсистем, компонентов и элементов.
В то же время без ряда анатомических признаков человек не может быть человеком. К примеру, свойство осуществлять деятельность, отличную от активности животных, тесно связано со структурой головного мозга, благодаря которому человек обретает «сапиентность», становится разумным, мыслящим и говорящим существом. Правда, опять-таки мозг, данный человеку от рождения, сам по себе недостаточен для обретения им статуса Homo sapiens. Необходимое для этого развитие мозг обретает лишь в процессе социализации людей и является, таким образом, не только условием, на и продуктом присущего им образа жизни [8].
Заметим, что вопрос о назначении, цели и смысле существования людей можно ставить, лишь рассматривая человека как носителя некоторых социальных ролей, редуцируя Homo sapiens к его занятиям и профессиям, санкционированным обществом. Мы знаем, зачем человек является ученым, отцом, депутатом, но мы не знаем и не можем знать, зачем человек является человеком. Если социальные роли, исполняемые человеком, вполне функциональны и имеют внешнюю причину, то человек как таковой содержит все цели своего существования в себе самом, т.е. выступает как субстанциальная, а не как функциальная реальность. Человек сам полагает конечные целл своего бытия, наделяя его субъективным смыслом, который не может иметь объективного, предписанного человеку содержания.
Проще всего понять сказанное, задавшись простым, казалось бы, вопросом: ради чего существует человечество? Философия еще способна обсуждать (но не решать!) вопрос о смысле жизни отдельных индивидов, но вопрос о смысле существования человеческого рода поставит в тупик любого мыслителя (за исключением верующих людей, считающих, что смыслом бытия человечества является его приближение к богу, высшей трансцендентальной реальности, которая создает людей в интересах мировой гармонии, или по каким-то иным соображениям).
Таким универсальным способом существования человека, по убеждению большинства философов, является целенаправленная, адаптивно-адаптирующая деятельность. Проанализируем ее. Определим
В самом деле, науку, искусство или сельское хозяйство мы будем понимать как особые виды человеческой деятельности. Ученых, художников, крестьян или политических деятелей мы будем рассматривать в качестве субъектов деятельности. Напротив, станок, микроскоп, винтовка или домашняя утварь предстанут перед нами в качестве объектов общественной или индивидуальной жизнедеятельности человека. Собственность на такие объекты будет рассматриваться нами как особое отношение между людьми по поводу нужных им объектов. Сама потребность в объекте предстанет как особое свойство субъекта, выступающее в качестве внутреннего регулятора деятельности. Свобода выступит как состояние субъекта деятельности, проявляющееся в его способности контролировать условия собственного существования. Короче, на всем «пространстве» социального не окажется ни одного явления, которое не представляло бы собой некоторую «ипостась» деятельностной субстанции, ее модус, атрибут или акциденцию, если говорить языком философии.
Соответственно, именно деятельность как способ существования общества позволяет нам установить его «пространственные границы», провести различие между природными и общественными явлениями. Именно она оказывается той волшебной палочкой, прикосновение которой придает любым явлениям окружающего нас мира высокий статус общественных или социальных явлений.
пропитания, обмениваясь на пищу в любых потребных человеку количествах, т.е. приобретают чисто социальное свойство быть определенной стоимостью (воплощать в себе абстрактный человеческий труд, как считают сторонники «трудовой теории стоимости», или отношение «предельной полезности», как полагают их оппоненты).
§ 4. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КАК ЦЕЛЕСООБРАЗНЫЙ АДАПТИВНЫЙ ПРОЦЕСС
Субстанциально различные «царства бытия», образующие наш мир, нельзя рассматривать как замкнутые, изолированные системы. Напротив, мы имеем дело с открытыми подсистемами бытия, отношения между которыми характеризуются проникновением и пересечением. Это пересечение не ограничивается способностью природных явлений проникать в сферу социальной реальности и получать «прописку в ней», обретая новый социальный статус. Все дело в том, что явления, казалось бы сугубо социальные, невозможные в природе, все же не свободны от ее влияния, содержат в себе природные свойства в особом, «снятом», если говорить философским языком, виде.
В самом деле, нет никаких сомнений в том, что деятельность лесоруба представляет собой вполне определенное преобразование вещества и энергии, которое может быть зарегистрировано и измерено с помощью соответствующих физических приборов. Что бы ни говорили философы о целерациональном действии субъекта, направленном на пассивный объект, для физика подобная деятельность выступает как обычное физическое взаимодействие, ничем не отличающееся по своим законам от взаимодействия планет. Игнорируя принципиальное для философа различие между лесорубом и деревом, физик имеет полное право рассматривать любого действующего человека как обычный материальный объект, обладающий массой, протяженностью, определенной кинетической и потенциальной энергией и прочими параметрами, о которых мы вспоминаем лишь в тех редких случаях, когда от субстратных свойств индивида зависит результат
его социокультурной активности (как это бывает, к примеру, во время боксерских турниров, участники которых разведены по весовым категориям).
Формулируя это очевидное, на наш взгляд, утверждение, мы заранее предвидим возражения со стороны некоторых поэтически настроенных оппонентов, которым любая аналогия между человеком и деревом, Венерой и камнем кажется оскорбительной. Ошибочно, однако, думать, что может быть такая человеческая деятельность, результат которой не связан непосредственно с преобразованием вещества и энергии. И вовсе не только потому, что любой акт мышления в своей действительности связан с функционированием коры головного мозга, которое имеет вполне определенное энергетическое содержание и может быть зарегистрировано приборами. Конечно, энцефолограмма мозга не позволит нам понять, о чем именно думает данный человек, но отличить мозг действующий, бодрствующий она позволит несомненно.
Однако дело не только и не столько в этом. В отличие от логиков или психологов, для которых мышление, внимание и прочие «умственные» операции, осуществляемые «внутри» черепной коробки человека, выступают как полноценная деятельность (мыследеятельность), специалисты по социальной философии придерживаются иного взгляда на явления «чистого» человеческого сознания. Для них сознание деятельно, но не есть деятельность. Это значит, что сознание, как мы увидим ниже, выступает в качестве одной из необходимых фаз человеческой деятельности, которую можно именовать фазой целепостановки. Вполне законченной мы можем считать лишь такую деятельность, в которой целепостановка переходит в фазу целереализации, т.е. задуманное человеком воплощается в реальном мире с помощью тех или иных предметно-энергетических средств.
С этой точки зрения, деятельность лесоруба или поэта имеет место лишь тогда, когда намерение срубить дерево воплощается в жизнь с помощью реального топора, а красивая строфа записывается на
бумаге или проговаривается перед аудиторией. В противном случае речь идет не о деятельности как таковой, а о целях, замыслах и результатах, не имеющих прямого социокультурного значения и, следовательно, никак не фиксируемых социальной теорией.
Это не означает, конечно, что социальная философия не изучает сознание как таковое. На самом деле особые разделы философии и социологии анализируют символические программы поведения, совокупность которых образует присущую обществу культуру. Однако и в этом случае даже самый «идеалистически» ориентированный теоретик относится к сознанию не как к самостоятельной «мыследеятельности», но как к значимому фактору реальной социальной деятельности, отнюдь не совпадающему с ней в своем объеме (как это делает, к примеру, Питирим Сорокин, рассматривающий идеальную информационную активность как фазу «логического синтеза», предполагающую дальнейшую «объективацию» целевых программ с помощью необходимых «материальных проводников» человеческой деятельности). Сравним такой подход с тем, что практикуется у юристов, которые принимают во внимание умысел преступления, но самим преступлением считают не умысел, а конкретную деятельность по планированию и совершению преступных действий.
Итак, подводя итоги сказанному, мы можем считать, что первым свойством человеческой деятельности, которое фиксируется при самом поверхностном взгляде на нее, является свойство предметности. Оно роднит ее с любыми иными процессами, которые разворачиваются в реальном пространственно-временном континууме, имеют вполне определенное субстратное наполнение, подчиняются закону сохранения энергии и прочим законам физической реальности. Однако человеческая деятельность не сводится к ним и не может быть объяснена законами физики.
Нужно сказать, что в истории социальной мысли до сих пор существуют направления социально-философского редукционизма, согласно которому общественные процессы сводимы к их природной «первооснове». Так, сторонники «физикализма» в социологии издавна пытались превратить ее в «социальную физику», встроив в систему физического знания наряду с механикой, оптикой, акустикой и другими его разделами. Они полагали, что мы в состоянии исчерпы-
вающе объяснить интервенцию Наполеона в Россию или распад империи Габсбургов действием физических законов притяжения и отталкивания, инерции, перехода потенциальной энергии в кинетическую и т.д. и т.п.
Конечно, сама по себе синергетика, доказавшая, что самоорганизация систем возможна не только на биологическом и социальном, но и на физическом уровне существования, ничего, кроме пользы, социальной философии и социологии не принесла. Сопоставление общества с физическими системами «потокового» типа весьма полезно для обществознания, дает ему важную информацию об изначальных свойствах самоорганизующихся систем, способных «дрейфовать» в диапазоне между «порядком» и «хаосом». Но это не значит, что физикалистские модели могут служить самодостаточным основанием для полноценных объяснений функционирования и динамики социокультурных систем.
А именно к такому выводу склоняются сторонники современного редукционизма, рассматривающие законы общественной жизни как одну из форм физической самоорганизации. Целеполагание социальной деятельности, феномен свободной человеческой воли и прочие «нефизические» факторы рассматриваются при этом как «экзотические подробности», имеющие значение лишь в пределах межличностных взаимодействий (типа выбора женихом невесты), но теряющие свою силу применительно к долгосрочным тенденциям развития глобальных социальных систем. Неплодотворность такого подхода, нивелирующего специфику социальной реальности, мы постараемся доказать всем ходом последующего изложения.
В отличие от ветра, ломающего деревья и все, попавшееся на пути, человеку далеко не безразличен объект, на который направлены его мускульные усилия. Едва ли лесорубу придет в голову направить свою энергию на камни или же рубить деревья-великаны, которые нельзя будет обработать и вынести из леса. Все мы понимаем, что дерево, срубленное лесорубом, было выбрано им в полном соответствии с некоторой целью, которая и привела его в лес. Можно уверенно утверждать, что именно ее наличие определяет качественное отличие человеческой деятельности от процессов, происходящих в неживой природе.
Так, объясняя причины воздействия ветра на дерево, мы примем во внимание самые различные обстоятельства: силу воздушного потока, направление его действия, возможности дерева сопротивляться разрушительному для него воздействию. Мы можем поинтересоваться метеорологическими причинами, которые вызвали столь сильный ветер, и т.д. Учет всех этих факторов позволит нам ответить на вопрос: как ветер сломал дерево? Однако вряд ли нам придет в голову задаваться вопросом: зачем, с какой целью оно было сломано ветром? Бессмысленность этого вопроса очевидна для всех, кроме первобытных людей, склонных к анимизму.
В действительности физические системы действуют сугубо спонтанным образом, т.е. лишены способности к избирательному поведению, основанному на информационной ориентации в среде, различении желаемого, нежелаемого и безразличного и предпочтении желаемого, что и закрепляется в соответствующих целях, заранее намеченных способах действия. Напротив, поведение людей всегда сообразуется с некоторой целевой программой поведения, т.е. имеет целесообразный характер.
Понятие цели издавна используется философией. Еще Аристотель характеризовал цель, как «то, ради чего существует нечто». Современное определение цели, возникшее в рамках кибернетики, характеризует ее как предзаданный результат поведения, к которому стремятся системы с информационным типом организации, способные к адаптивному самосохранению в меняющихся условиях среды.
В самом деле, вопрос «зачем?», адресованный уже не ветру, а бобрам, подгрызшим и свалившим дерево, отнюдь не выглядит бессмысленным. Обратившись к натуралистам, мы получим ответ на любой из вопросов «зачем?», адресованных к подобным актам поведения: узнаем, зачем бобры валят деревья, зачем им нужен строительный материал определенной формы и размера, зачем нужны плотины, которые возводят из этого материала, и т.д. и т.п. Все это
позволяет нам утверждать, что действия животных, как и действия человека, имеют целесообразный характер, осуществляются не «просто так», а ради некоторой заранее определенной цели, программирующей содержание и направленность поведенческих реакций [10].
Очевидно, что и социальная, и биологическая жизнь обладают общей фундаментальной целью самосохранения в среде существования. Однако существует несколько принципиальных различий между самосохранением животного и самосохранением человека, о которых следует сказать особо.
Казалось бы, это ставит под сомнение наше утверждение о том, что самосохранение является конечной целью существования не только животных, но и человека. Однако это не так. Человек, безусловно, руководствуется парадигмой самосохранения, однако в отличие от животного это самосохранение не сводится к безусловным целям физического выживания.
Таково первое фундаментальное отличие между самосохранением людей и животных. Второе отличие состоит в том, что филогенетически самосохранение животных осуществляется по типу гомеостаза, когда целью биологической системы является сохранение ее изначальных состояний. Специфика человеческого самосохранения состоит в том, что оно включает в себя парадигму развития, предполагает кардинальную смену качественных состояний, и это не деформирует систему, а становится условием ее выживания. Иными словами, самосохранение человека осуществляется по известному «принципу велосипедиста», который должен постоянно крутить педали, двигаться вперед, чтобы не опрокинуться навзничь.
С учетом этих оговорок мы можем считать конечные цели человека эквивалентными целям живых организмов. И люди, и животные принадлежат к одному и тому же типу негэнтропийных систем, способных поддерживать уровень собственной организации, препятствовать ее хаотизации, осуществляя информационное самосохранение в среде существования. Поэтому различие между социальным и биологическим следует искать в способах достижения этой общей цели.
Однако и в этом случае поиск различий должен начаться с констатации сходств. Дело в том, что и в случае с людьми, и в случае с животными способом самосохранения в среде существования являет-
ся адаптация к ее условиям, т.е. изменение внутренних характеристик системы в соответствии с целями выживания и при этом сохранение качественной определенности. Так, животные приспосабливаются к воздействиям среды главным образом путем морфологической перестройки своего организма, механизмом которой являются мутационные изменения, закрепляемые или «выбраковываемые» средой. Человек же в течение нескольких десятков тысяч лет сохраняет свою телесную организацию неизменной, колоссально изменив при этом образ своей жизни. Все это произошло в результате того, что людям присуща способность приспосабливаться к среде существования не пассивной «подстройкой» своего организма к ее требованиям, а активным изменением самой среды, «подгонкой» ее под свои собственные нужды.
Учитывая это обстоятельство, некоторые исследователи ставят под сомнение адаптивный, приспособительный характер человеческой деятельности, пытаются рассматривать ее не как разновидность информационной адаптации, а как ее альтернативу. Безусловно, такая постановка вопроса ошибочна. Не будем забывать, что человек, «заброшенный» в мир, который возник задолго до него, может менять лишь «форму» природной реальности, феноменологический пласт ее бытия, но никак не влияет на ее сущностные связи, сколь бы значимы они ни были для существования людей.
Ученые расходятся в ответе. Часть из них полагает, что качественное отличие человеческой деятельности связано со спецификой ее информационных механизмов, а именно наличием сознания. Другие считают, что это отличие связано с особым орудийным отношением к среде существования, возникшим у человека задолго до появления сознания и предопределившим появление последнего. Рассмотрим обе альтернативные точки зрения.
§ 5. ИНФОРМАЦИОННАЯ СПЕЦИФИКА СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ
Из учебников психологии мы помним, что сознание рассматривается как высшая форма развития психики, присущей уже животным, которые обладают нервной системой, способны ощущать, воспринимать и представлять окружающую действительность (психика, в свою очередь, является результатом эволюционного развития различных допсихических форм информационной ориентации, прису-
щих простейшим живым существам, у которых способность к информационному поведению еще не нашла субстратной основы в специализированных анатомических органах).
Соответственно, информационным свойством человеческой деятельности считают ее целенаправленность, отличную от «ординарной» целесообразности поведения животных, которые преследуют лишь объективные цели (потребности) без соответствующей умственной проработки, переносящей их в сознание и как бы «удваивающей» причиняющие факторы поведения или «раздваивающей» их на потребность и ее логическое отображение. Вспомним принадлежащее Марксу сравнение архитектора с пчелой. Гармоничностью создаваемых ею сот пчела вполне способна посрамить плохого архитектора, который, однако, отличается от наилучшей пчелы тем, что вначале «построит их в своей голове».
Конечно, многие животные способны вести себя «умнее», чем пчела, подниматься над шаблонами инстинктов. Так, успех хищника, преследующего жертву, был бы невозможен, если бы он не мог заранее «просчитывать в голове» возможное направление ее бега. Условно-рефлекторная модель поведения (и даже некоторые начатки «интеллекта») позволяет более развитым, чем пчела, животным гибко приспосабливаться к ситуации (кто-то из натуралистов утверждал в этой связи, что успех мангуста в поединке с коброй во многом определяется большей развитостью нервной системы, позволяющей «оптимизировать» наступательные и оборонительные действия применительно к конкретным особенностям противника).
Таким образом, целенаправленность человеческой деятельности есть нечто большее, чем способность к информационному прогнозированию динамики среды. Суть дела в качестве этих «прогнозов», в степени их полноты, открывающей адаптационные перспективы, невозможные для биологических систем. Наличие сознания позволяет нам вырабатывать психические импульсы поведения, в которых отражаются не только объекты окружающей среды, их видимые свойства, состояния и связи, но и неявная цепь детерминационных опосредствований, связывающих разрозненные явления в единую картину мира.
К примеру, «интеллектуальных» возможностей обезьяны оказывается достаточно для того, чтобы установить пространственную связь между высоко подвешенным бананом и палкой, с помощью которой его можно достать. Однако при наличии нескольких палок животное не в состоянии мысленно, «на глаз» определить подходящую по длине и приходит к этому путем многочисленных проб и ошибок, проверяя «руками» самые различные варианты, в том числе и заведомо нелепые с человеческой точки зрения. Овладев с грехом пополам «начатками геометрии», обезьяна оказывается совершенно беспомощной в эмпирическом постижении простейших принципов физики: так, установив методом проб и ошибок пространственную связь между тем же бананом и лежащей на полу клетки лестницей, она пытается использовать ее по назначению, но не «учитывает» невидимые глазом законы центра тяжести, позволяющие придать лестнице устойчивое положение.
Еще одной важной чертой информационного поведения человека (характеризующей движение сознания уже не «вглубь», а «вширь») является символизация информации, ее «отчуждаемость» от конкретной поведенческой ситуации, в которой оказывается конкретный субъект, и от самого этого субъекта. Возможности человеческого сознания позволяют людям не только постигать неявные связи действительности, но и обобщать индивидуальный опыт, транслировать его, делать общим достоянием коллектива, сохранять для будущих поколений.
Велик соблазн заявить, что подобные рефлекторные программы поведения отвечают лишь за жизнедеятельность человеческого организма, внутренние и внешние реакции нашего «тела», и никак не вмешиваются в собственно деятельность, т.е. поведение людей как социальных существ. Однако подобное заявление едва ли соответствует истине, поскольку значимые социокультурные реакции человека вызываются отнюдь не только логическими расчетами и планами. Человеческое сознание не сводится к способности понятийного мышления, но включает в себя совокупность эмоциональных и волевых факторов, сопровождающих процессы целепостановки и существенно влияющих на него. Кроме того, необходимым внутренним компонентом человеческого сознания является обширная сфера так называемых бессознательных импульсов, без учета которых картина социального поведения человека будет явно неполной.
Разные психологические школы включают в сферу бессознательного различные психические импульсы «надсознательного», «внесознательного» и «подсознательного» типа.
Примером «надсознательного» в социокультурном поведении людей могут служить нередкие случаи «озарения», или творческой интуиции, позволяющие человеку «проскочить» фазу логических размышлений между постановкой умственной задачи и ее решением, к примеру, получить искомое решение во сне, как это нередко бывало с учеными в истории науки.
Безусловно, это не так. В работах психологов прекрасно показано, что навыки включают в себя рефлекторные механизмы поведения, но не редуцируются к ним; в этом смысле автоматизированные поведенческие реакции являются не альтернативой, а всего лишь «дополнением» к сознательной деятельности человека, своеобразной формой ее проявления, которая основана на «экономии сознания», но непредставима вне и помимо его механизмов [14].
О роли подсознательной мотивации в человеческом поведении (не только индивидуальном, но и совместном, как показал К. Юнг в учении об архетипах «коллективного бессознательного») мы поговорим ниже. Пока же отметим, что наличие неосознаваемых влечений не ставит под сомнение информационную специфику деятельности, так как «подсознательное» в ней есть лишь особая акциденция, «инобытие» сознания, присущее лишь человеку и отсутствующее у животных, у которых нет и не может быть ни «озарений», ни «комплексов», анализируемых фрейдизмом и неофрейдизмом [15].
Таким образом, постулируя сознательный характер деятельности, мы вовсе не сводим информационные механизмы человеческого поведения к сугубо рациональному, рефлективному мышлению. Важно, однако, понимать, что именно способность мыслить, создавать абстрактно-идеальные, понятийные модели мира является системообразующим основанием всей совокупности психических функций, присущих человеку как социальному существу.
Не все ученые считают сознание исходным и определяющим признаком человеческой деятельности. Некоторые из них в качестве такового предлагают другое свойство, связанное уже не с информационной спецификой целенаправленной адаптации, а с механизмами реализации целей, с орудийностью человеческого труда.
§ 6. ОРУДИЙНАЯ СПЕЦИФИКА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Из всех существ, для которых совместный «труд» является постоянным образом жизни, лишь люди способны опосредствовать свое воздействие на среду специально созданными средствами труда, отличными от органов тела, данных природой. Лишь человек способен «отвлекаться» на создание искусственных объектов, которые нужны не сами по себе, а лишь как средства многократного усиления мускульных (а позднее и умственных) возможностей. Подчеркнем особо, что орудийность как признак трудовой активности не сводится к использованию готовых, «подобранных на земле» орудий труда, а означает их систематическое изготовление и хранение, предполагающее многократное использование [16].
ссылаются на то, что в процессе антропосоциогенеза способность создавать средства труда возникла у человека раньше, чем появилось сознание, присущее виду Homo sapiens.
Исходя из этих фактов, сторонники рассматриваемой точки зрения считают целенаправленное поведение не общим свойством «рода человек», но всего лишь частным признаком, позволяющим отличить уже ставшего «Homo sapiens» от его «менее умного» предшественника хабилиса, которого тем не менее относят к роду Homo, т.е. считают человеком, а не животным благодаря родовой, присущей всем «разновидностям» человека способности создавать орудия труда (хотя некоторые ученые все же пытаются подкрепить этот вывод ссылками на начатки сознания, будто бы свойственные хабилисам).
Однако является ли этот признак самодостаточным основанием социальности? Можно ли согласиться с точкой зрения, считающей возможным именовать людьми (пусть только формирующимися, а не «готовыми») «орудодеятельностные» существа, не наделенные хотя бы зачатками символического поведения? Едва ли такой подход может быть оправданным. Не отрицая генетической связи между «человеком умелым» и «настоящими» людьми, следует все же согласиться с учеными, кoторые считают хабилисов сугубо животными предками человека, еще не вступившими в субстанциальный ареал формирующейся социальности [17].
Конечно, можно согласиться с тем, что именно в процессе создания и использования орудий труда, как полагает большинство антропологов, возникли реальные стимулы к развитию информационных механизмов поведения, в результате чего труд потерял инстинктивную и приобрел целенаправленную форму. Именно орудийный способ адаптации, считают ученые, резко усложнил отношения предлюдей со средой существования, провоцируя возникновение все большего числа нестандартных ситуаций, в которых волей-неволей приходится «шевелить мозгами», способствуя их постепенному и неуклонному развитию [18].
Такова, по мнению большинства антропологов, уже деятельность питекантропов, открывших эру формирующегося человека, которая заканчивается морфологически отличными от современных людей неандертальцами, в объединениях которых, однако, уже существовал высокий уровень солидарности, делавший возможным выживание инвалидов, имелись ритуалы захоронения покойников и многие другие элементы социальности, свидетельствующие уже об организационных формах осуществления деятельности, т.е. о наличии собственно общества с особым типом отношений, отличающих его от сообществ животных.
Очевидно, что успехи человеческого рода, «возвысившегося» над природным царством, обретшего субстанциально иные законы существования в мире, есть результат не орудийности как таковой, а только «умной» орудийности, направляемой и регулируемой сознанием. Мышление, обретенное человеком, позволило ему окончательно преодолеть законы биологической адаптации, заменив морфологическую перестройку организма безграничным совершенствованием средств труда. Не «орудийность вообще», а целенаправленный орудийный прогресс, ставший следствием сил человеческого ума, освободил людей
Итак, стремясь установить свойства социальной деятельности, мы попытались сопоставить ее с природными процессами, найти сходства и отличия между способом существования человека, действиями физических сил и поведением животных. Теперь перейдем к более конкретному анализу внутренних законов осуществления человеческой деятельности, понимание которых должно существенно углубить наши представления о ее специфике.