как живут люди сменившие пол

От бороды к платью и обратно. Трансгендеры рассказали, почему пожалели о смене пола (но поздно)

Почти 20 процентов всех трансгендеров в мире жалеют, что сменили пол, и борются с последствиями своего решения. Как сложилась жизнь людей, которые передумали, есть ли путь назад после операций и гормональной терапии и почему переход от мужчины к женщине иногда не помогает.

Каждый год в крупных городах России не менее десятка людей проходят гормональную терапию и хирургические операции по смене пола. Тем временем в мире только 80 процентов переходов заканчивается без сожаления людей о своём выборе.

В августе 2020 года журнал психиатрии Bränström опубликовал поправку к недавнему исследованию. Учёные выяснили, что даже после смены пола трансгендеры не стали реже обращаться к психиатрам. По мнению исследователей, переход — плохое лекарство.

Это подтверждают случаи молодых людей, которые слишком поздно осознали, что смена тела для них ничего не решает.

Из мужчины в женщину и обратно

Одним из первых о сожалении из-за смены пола заговорил Уолт Хейер — мужчина, который в 1983 году решил из заботливого семьянина и отца двоих детей превратиться в счастливую и беззаботную женщину.

Уолт на своей свадьбе до смены пола

Хейер прошёл гормональную терапию, установил в грудь импланты, а также решился на операцию по удалению мужских половых органов. От себя прежнего у него не осталось даже имени — Уолт стал Лаурой Дженсен.

Лаура Дженсен

В апреле 1983 года мне сделали операцию по смене пола. Сначала мне хотелось начать всё сначала, но гормоны и генитальная хирургия не смогли решить основных проблем моей гендерной дисфории, — вспоминал Уолт.

Спустя восемь лет Уолт понял, что его проблемы были связаны не с гендером, а психической травмой, и повторно сменил пол.

Я отказался от перехода более 25 лет назад. Я узнал правду: гормоны и операция могут изменить внешний вид, но ничто не меняет неизменный факт вашего пола.

С тех пор Хейер женился во второй раз и уже 20 лет помогает трансгендерам, чьи жизни не улучшила смена пола.

Через не менее радикальные метаморфозы прошёл Брайан Белович из Бруклина, тоже побывав в теле женщины и вернувшись обратно.

Брайан Белович считал, что выглядит женственно

Брайан задумался о гормональной терапии в 19 лет. По словам мужчины, его часто путали с девушкой из-за довольно женственных черт лица и фигуры.

Мне было так неловко от того, что я женоподобный и пухлый парень-гей. Вот я и решил, что мне проще стать женщиной.

В конце 1970-х годов Белович лёг на операцию по установке грудных имплантов, а вскоре прошёл курс гормональной терапии. Став женщиной, он начал работать в клубе танцовщицей.

Брайан стал Наталией Жерве

Однако тусовочная жизнь 80-х лихо ударила по физическому и психическому здоровью Брайана — он стал страдать от алкогольной и наркотической зависимостей. Белович больше не хотел быть женщиной и осознал, что единственное решение его проблемы — снова стать мужчиной.

После повторной операции я почувствовал облегчение. Проснувшись, я плакал не от боли, а от счастья. Мне показалось, что огромное бремя снято.

Застрявшие между женщиной и мужчиной

Девушки не реже сталкиваются с сожалением о своём переходе, и Чарли Эванс из Англии — одна из них. Британка переживала психологические проблемы, связанные с гендерной дисфорией, и решила стать парнем.

Чарли считала себя мужчиной десять лет

Эванс сменила пол и на протяжении десяти лет идентифицировала себя как мужчину. Однако гендерная дисфория так никуда и не пропала. Тогда Чарли отказалась от перехода и была удивлена, узнав, сколько людей побывало в аналогичном положении.

Я общаюсь с 20-летними людьми, которые перенесли полную операцию по смене пола и хотели бы, чтобы этого не произошло. Их дисфория не уменьшилась, они не чувствуют себя лучше, — говорит Чарли. — Теперь они не знают, что делать.

Такой отклик в сердцах молодёжи побудил Чарли основать благотворительный проект The Detransition Advocacy Network. TDAN добивается расширения медицинских и юридических возможностей для тех, кто отказался от перехода.

Кира Белл — девушка из Лондона, которая знакома с благотворительной компанией Чарли Эванс не понаслышке. В 16 лет у Киры началась депрессия и появились проблемы с гендерной самоидентификацией.

Кира в детстве

Ещё будучи подростком, Белл прошла через гормональную терапию, блокирующую развитие признаков полового созревания. Её голос сломался, а на лице появились усы и борода.

Лишь после хирургического удаления груди в 2017 году Кира поняла, что совершила ошибку. Теперь она не считает себя ни мужчиной, ни женщиной.

Я живу в мире, в котором не могу назвать себя ни мужчиной, ни женщиной. Я застряла между двумя полами, — говорит девушка.

После операции Кира бросила гормональную терапию и отказалась от перехода. Однако её тело всё равно больше походит на мужское, чем на женское — спасибо приёму препаратов.

Кира мечтает стать девушкой, но тело не восстанавливается

Конечно, не все истории о переходе заканчиваются так печально. К примеру, военный, сменивший пол, вышел замуж за парня мечты, который раньше был девушкой. Актриса Эллен Пейдж тоже без сожаления сообщила фанатам, что стала Элиотом.

Сожаления — это выгодно

Почти 20 процентов всех трансгендеров мира жалеет о своём переходе, и у хирургов есть основания не давать этим пациентам дополнительное время на размышления. По данным американской исследовательской фирмы Global Market Insights, компании, занимающиеся сменой пола, неплохо зарабатывают на импульсивных клиентах и видят хорошие перспективы для дальнейшего развития отрасли.

Мировой объем рынка операций по смене пола в 2019 году составил более 316 миллионов долларов США (более 23,248 миллиарда рублей), а в период с 2020-го по 2026 год он вырастет на 25,1 процента, — объясняет американский исследователь общественного здоровья Сумант Угалмунгале.

На европейском рынке по смене пола, который в 2019 году оценивался в 15,9 миллиона долларов (1,2 миллиарда рублей), сейчас доминирует Германия. Увеличению числа людей, выбирающих переход, способствует политика осведомлённости о подобных процедурах в Штатах. Она же стимулирует и глобальный рынок.

Тем временем американский психолог Андре Ван Моль с коллегами уточняет, что людям, задумывающимся о смене пола, требуется не менее десятилетия провести с этой мыслью, чтобы не совершить ошибку.

После 10 лет наблюдения за группой трансгендеров мы заметили, что среди них было в 12 раз больше завершённых случаев самоубийства и почти в три раза больше обращений за стационарной психиатрической помощью, чем среди всего населения мира в целом, — говорит Ван Моль.

Лучшее решение — заранее обратиться к специалисту. Эксперт поможет исключить психологические проблемы, которые люди путают с гендерной дисфорией.

Источник

Женщина VS мужчина: откровения трансгендеров о том, как изменилась жизнь после смены пола

За последние годы количество трансгендеров в мире значительно увеличилось. Что ощущают люди, становясь новыми личностями? Четыре трансгендера рассказали о том, как изменилось их мироощущение и отношение к ним окружающих после перехода из женского пола в мужской. Оказывается, даже в современном мире к мужчинам относятся с гораздо большим уважением, чем к женщинам — как на работе, так и в обществе. Наши герои ощутили это на себе, сравнив прошлую жизнь с настоящей. Узнайте, стала ли их жизнь легче после превращения в мужчин, из нашего материала.

Лучше всех понять разницу в отношении общества к женщинам и мужчинам могут те, кто успел побывать и теми, и другими. Трансгендеры, которые работают в разных сферах, после смены пола ощутили значительные перемены в отношении к ним со стороны окружающих.

Процесс перехода от женского пола к мужскому гораздо проще, чем наоборот. Спустя полгода приема гормона тестостерона на лице начинают расти волосы, тело становится более мужественным, а голос грубеет. Мужчинам же стать женщинами намного сложнее, поскольку их комплекцию трудно изменить с помощью гормонов. Новоявленным женщинам непросто находить свое место в обществе, которое все еще наполнено патриархальными настроениями.

Четверо мужчин, которые прошли процесс смены пола в зрелом возрасте, рассказали о пропасти, которую общество создало между женщинами и мужчинами.

Пол и раса

50-летний Тристан Коттен из Калифорнии — профессор гендерных исследований и редактор книг об опыте трансгендеров. Афроамериканец, сменивший пол, рассказал, что его жизнь не стала проще в мужском теле из-за расистских предрассудков. Он с детства, как и многие другие темнокожие в США, ощущал на себе недоброжелательные взгляды, но научился сохранять собственное достоинство, несмотря ни на что.

Раса влияет на процесс смены пола. Профессор провел этнографическое исследование среди трансгендеров-мужчин и обнаружил, что 96% опрошенных афроамериканцев и латиноамериканцев хотели бы сделать операцию. При этом только 45% трансгендеров решаются на нее. Это связано с расовой дискриминацией, ведь отношение полицейских к темнокожим трансгендерам еще хуже, чем просто к темнокожим.

Тристан говорит, что мужчины тоже сталкиваются с сексизмом и гендерным притеснением. После того, как он сменил пол, его начала преследовать студентка, заваливая письмами и сообщениями. Когда профессор поделился проблемой со своими коллегами-женщинами, они просто посмеялись над этой ситуацией. На самом деле, проблема оказалась довольно сложной, ведь девушка угрожала обратиться в полицию и обвинить Тристана в сексуальном насилии, если он ей не ответит.

Когда он был в женском теле, подобных сложностей не возникало: однажды в общежитии, будучи девушкой, он пережил домогательство. Администрация учреждения среагировала мгновенно и предоставила полицейское сопровождение.

Сейчас, будучи темнокожим мужчиной, Тристан вынужден быть гораздо бдительнее, чем когда он находился в женском теле. Он старается не делать резких движений в общественных местах, потому что его могут заподозрить в чем-то неладном. Афроамериканец видит, как белые женщины, встретив его, часто переходят на другую сторону улицы, крепко сжимая в руках сумочки. Ему приходится следить и за стилем одежды, чтобы его не приняли за хулигана в мешковатых джинсах и растянутом свитере. Профессор старается быть незаметным, чтобы не попасть в неприятную ситуацию.

Сам по себе

52-летний Зандер Кейг из Сан-Диего работает в военно-морском медицинском центре и редактирует антологии о трансгендерах. Он начал процесс смены пола в 2005 году.

До перемены пола американец был убежденной феминисткой. Он участвовал во многих кампаниях и никогда не боялся выражать свое мнение вслух. Раньше он никогда не задумывался о том, как живут и что чувствуют мужчины, но после смены пола узнал много нового, общаясь с новыми друзьями и получая свой собственный опыт.

Зандер понял, что к женщинам относятся гораздо мягче, чем к мужчинам — как на работе, так и в других сферах жизни. Теперь, когда он стал мужчиной, девушки ожидают от него уступок: дать возможность заговорить первой, уступить место в автобусе, пропустить вперед и т.д. Такое поведение возмущает трансгендера, поскольку он убежден, что везде должно царить равноправие полов. Также он начал замечать, что мужчины относятся к нему гораздо дружелюбнее, чем до смены пола.

Больше всего американца поражает то, что окружающие стали относиться к нему более отстраненно и с безразличием. Иногда ему кажется, что он живет сам по себе: никто, кроме родственников и близких друзей не обращает внимания на его существование. Оказалось, что быть мужчиной — не так уж и просто.

Контроль над карьерой

49-летний Крис Эдвардс из Бостона — креативный директор в рекламном агентстве, общественный деятель и писатель. Он начал процесс смены пола в 26 лет. Став мужчиной, он вынужден был сменить стиль общения на работе, хотя коллеги поддержали его выбор. Американец начал ходить с товарищами в клуб и учиться у них манерам мужского поведения. Постепенно Крис взял контроль над своей карьерой, но отношение к нему все же немного изменилось: теперь его не пропускают вперед и не придерживают дверь при входе, как это было, когда он был в женском теле.

Трансгендер признается, что после смены пола хотел быстрее влиться в общество и не выделяться из толпы, но признаки отличия порой все равно проявляются. Вначале он часто не мог понять мужских шуточек и чувствовал, что не всегда вписывается в мужскую компанию. Гормоны, которые Крис принимал, делали его более нетерпеливым: он перестал быть благодарным слушателем, как раньше. Если когда-то он мог слушать болтовню подруг часами, то сейчас начал перебивать собеседников и требовать быть ближе к сути.

Крис говорит, что став мужчиной, он почувствовал себя увереннее и стал успешнее в карьере. Теперь американец выражает свои мысли более предметно и не боится отстаивать свое мнение. Когда он делает презентации, выступления получаются интереснее и ярче. Крис объясняет это тем, что наконец стал счастливым, обретя самого себя.

Ответы на все вопросы

26-летний Алекс Пун из Бостона работает проектным менеджером в онлайн-магазине бытовых товаров. Сейчас он находится в процессе физической смены пола: ему уже удалили грудь и он приступил к курсу тестостерона.

Китаец по происхождению, Алекс вырос в США, потому не держит себя в строгих рамках, как это принято в его родной культуре. Когда ему было 15 лет, он понял, что не ощущает себя девушкой, но продолжал носить длинные волосы и юбки, чтобы не расстраивать дедушку, который на тот момент был при смерти.

Алекс переживает, что после завершения процесса смены пола будет выглядеть женоподобным, потому что китайский тип отличается мягкими чертами и почти полным отсутствием волос на лице. Его голос уже начал ломаться и становиться ниже, так что окружающие стали воспринимать Алекса как мужчину.

Трансгендер заметил, что в последнее время коллеги начали воспринимать его как человека с логикой. Ему задают все больше вопросов и чаще просят совета. Если раньше, в женском теле, его часто спрашивали о чем-то неопределенном и ходили вокруг да около, то сейчас ставят вопросы четко и ясно.

Алекс немного жалеет, что не рассказал покойному дедушке о том, кем чувствует себя на самом деле. Их отношения могли бы быть совершенно другими, поскольку в традиционной китайской культуре мужчин ценят больше, чем женщин. Если раньше Алекс был младшей внучкой, то теперь он стал старшим внуком, изменив родословную последовательность.

А вы знали, что у нас есть Instagram и Telegram?

Подписывайтесь, если вы ценитель красивых фото и интересных историй!

Источник

«Операция — самая большая ошибка в моей жизни»

Истории людей, которые пожалели о коррекции пола и совершили обратный переход

Ученые из Орегонского университета здоровья и науки подсчитали, что 0,3% (трое из тысячи) трансгендерных людей сожалеют об операциях по коррекции пола и вновь обращаются за помощью к хирургам. Причем трансгендерные женщины, по результатам другого исследования, жалеют об этом вдвое чаще. Специально для «Холода» Анна Алексеева поговорила с людьми, совершившими обратный переход (англ. detransition), о том, почему они это сделали, об обретении себя, внутренней гомофобии и сексизме.

«Я думала, что, когда стану брутальным “мужиком”, ко мне будут относиться серьезнее»

Сони, 22 года

Биологически я женщина, но пять лет прожила как трансгендерный парень и два года из них была на мужской гормонотерапии.

В детстве я дружила с мальчиками, меня не интересовали платья и куклы. От сверстников или неблизких мне взрослых людей я часто слышала в свой адрес: «Девочки себя так не ведут». Меня это злило. В восемь лет я сказала маме, что больше не буду носить юбки. Маме это не понравилось, но она не возражала. Мне казалось, что в юбках я выгляжу нелепо, но, думаю, что подсознательно я просто ощущала себя слабее в женской одежде, а значит, меня можно было обидеть и мне пришлось бы защищаться, чего я не умела делать.

В пять лет я впервые влюбилась в девочку, конечно, неосознанно: это было очень приятное чувство, но мне было стыдно и страшно, что кто-то узнает о нем. Подсознательно я понимала, что это «неправильно». В дальнейшем свое влечение к девушкам я называла «зависимостью», «привязанностью», но никогда не «влюбленностью».

В восемь лет у меня начала расти грудь. Я сильно расстроилась, мне хотелось, чтобы она всегда оставалась плоской, но я понимала, что с возрастом грудь будет «больше и страшнее», и страшно завидовала мальчикам, которым не нужно было прятать ее. Я начала сутулиться, чтобы как-то скрыть округлости, а в старшем возрасте носила утяжки.

В компьютерных играх я всегда выбирала мужских персонажей, потому что думала, что с ними точно выиграю. В 10 лет я переписывалась в интернете с девочками от лица мальчика и загружала в профиль свои фотографии с пацанской прической с челкой в пол-лица. При этом четких мыслей, что я хочу быть парнем, у меня не было. В 12 я решила, что еще года два побегаю за девушками, а потом мне нужно будет влюбляться в мальчиков — так правильнее. Но ничего у меня не вышло. Я могла любоваться мальчиками как очень красивыми экспонатами, даже целоваться с ними — но не более того. Сексуального влечения к ним я не испытывала. К тому же мне не нравилось, что парни воспринимали меня не как друга, а только как сексуальный объект.

До гормональной терапии. Фото: Екатерина Голодко

С годами росло мое недовольство собственной внешностью. Я завидовала парням: они росли ввысь, у них ломался голос, появлялись рельефные мышцы. Мне тоже очень хотелось вырасти, стать качком. С 9 до 16 лет я занималась баскетболом. Я была самой низкой в команде и очень комплексовала по этому поводу. Даже в 21 год при росте 171 сантиметр я считала себя очень низкой по сравнению с мужчинами.

Когда я была подростком, многие люди говорили, что у меня красивая внешность, но до начала гормональной терапии я чувствовала себя уродом. Я сделала короткую стрижку и очень болезненно воспринимала комментарии в духе «это неженственно», «с длинными тебе было лучше». Думаю, люди не хотели меня обидеть, а говорили так оттого, что я выглядела непривычно. Но мне было очень неприятно.

В 16 лет я поступила в колледж на художника-реставратора и познакомилась там с несколькими ЛГБТ-френдли людьми. Мое отношение к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией поменялось, но лесбиянкой я себя не считала все равно.

В 17 лет ко мне пришло осознание, что я не девушка: я наткнулась на видео одного трансгендерного парня и поняла, что все, что он рассказывает, — про меня. Я начала читать транс-паблики и убедилась, что со мной все нормально, просто я парень, над которым жестоко пошутила природа. А если бы я родилась с XY-хромосомами, то не было бы этой зависти к мужчинам, да и проблем с общением — тоже. В этот период я испытывала жуткий дискомфорт, когда ко мне обращались в женском роде.

Следующие три года я изучала всю доступную информацию по теме, общалась с трансгендерными людьми, узнавала про их путь, мы вместе мечтали, что сделаем операции, поменяем документы, начнем все с чистого листа, и злились на несправедливость жизни. Никто не понимал и не поддерживал меня так, как транс-сообщество. Да и мне стало легче, потому что я думала, что наконец разобралась в себе. Почти сразу я сделала каминг-аут семье. Родные, конечно, были в шоке, но сказали, что любят и принимают меня в любом случае. Некоторые люди исчезли из круга моего общения. Например, когда я рассказала обо всем лучшему другу, он спросил: «А как же дети?». Я отшутилась. Его девушка меня не переносила: лесбиянки для нее были женщинами второго сорта, а трансгендеры — вообще чем-то ненормальным, из ряда вон. Друг принял ее сторону, и мы перестали общаться.

Еще до начала гормональной терапии до меня дошло, что парень может быть феминным, а девушка маскулинной — и это нормально, что «женские» и «мужские» интересы — сексисткая чушь, что токсичная маскулинность — плохо. Несмотря на это, я все еще ощущала себя стопроцентным парнем и мечтала об операции.

Я решила повременить с гормональной терапией до окончания учебы. Все это время я томилась в мучительном ожидании, у меня были истерики (любая тема, где упоминался гендер, была для меня больной — у меня сразу начинали литься слезы) и острое чувство, что я на грани нервного срыва из-за гендерной дисфории (сильный дискомфорт от несоответствия гендерной самоидентификации и пола, который человеку записали при рождении. — Прим. «Холода»). О психотерапевте я даже не думала: зачем он мне, если я знаю, что делать, и на 100 процентов уверена в том, что я парень? Да и денег у меня на него не было — я копила на терапию и операции.

На гормональной терапии. Фото: Полина-Элизабет Шиффер

В 20 лет я наконец начала принимать мужские гормоны. Жизнь стала налаживаться: мой голос грубел, истерики постепенно сошли на нет, я ожила. Через год после начала гормональной терапии мне наконец удалили грудь.

Но были у меня и страхи. Я боялась попасть в больницу, тюрьму или мужскую раздевалку в бассейне, переживала, что, если кто-то увидит размер моих ног или кистей — то подумает, что я женщина. Поэтому, когда у меня на лице появилась щетина, мне стало намного спокойнее. Иногда в транс-пабликах я натыкалась на истории про детранзишн и примеряла их на себя. Пугалась, что такое вообще может произойти с трансгендером. В тот момент я пошла бы на обратный переход только принудительно, из-за сильных проблем со здоровьем или каких-то внешних непреодолимых обстоятельств типа войны. Я была уверена, что это точно не про меня, и думала: как же это ужасно — так ошибиться.

Летом 2019 года я влюбилась в тренера по йоге. Она оказалась еще и психотерапевтом. Мы не встречались — только дружили. Я рассказала ей о себе все. Она никогда не говорила, что это неправильно или что она мне не верит. Меня восхищала ее осознанность, информированность, понимание чувств и умение их анализировать. Она помогла мне признать и прожить мои эмоции и боль, обозначить личные границы, не зависеть от социальных установок и мнения окружающих. Это было для меня огромным шагом на пути к принятию себя и своего тела.

Последние девять месяцев из двух лет гормонотерапии я ни с кем не встречалась, а полностью погрузилась в изучение себя. Мне пришлось заново принять себя как трансгендера. Я приняла свои тонкие кисти, невысокий рост — все тело. Стала бережнее к себе относиться. После долгой саморефлексии я решила, что, скорее всего, я небинарная персона, и забила на маскулинный образ. Потом я начала понимать, что во мне есть и женское, и процент этого женского со временем только рос. Я стала позиционировать себя как андрогина, человека без гендера. В какой-то момент, посоветовавшись с эндокринологом, я отменила гормональную терапию и через три месяца после этого призналась себе, что я девушка — и это звучит гордо. Новые подруги-феминистки очень сильно помогли мне в этом.

Восемь месяцев после детранзишна. Фото: Александр Миловидов

Я стала делать первые робкие шаги к женской социализации. Продавала вещи на «Авито» со старого аккаунта с мужским именем, а покупателям объясняла, что я девушка, а имя для конспирации. Было стремно, но я встречалась с покупателями и говорила о себе в женском роде. Каких-то косых взглядов в мою сторону я не заметила.

Сейчас я говорю о себе в женском роде, но если кто-то обращается ко мне в мужском — это меня не задевает.

Я не считаю гормональную терапию ошибкой. Мне нужна была мужская социализация. Всю свою жизнь до 21 года я соперничала с парнями. Теперь мне это не нужно. Трансгендерный переход помог мне понять и принять себя. Мне повезло, что я вовремя остановилась и моя репродуктивная система в норме. Жалею ли я о мастэктомии (операция по удалению груди. — Прим. «Холода»)? Не знаю. Сейчас я смотрю на старые фото, и мне нравится моя грудь. Но и то, как я выгляжу сейчас, мне тоже нравится. Мне кажется, если я снова сделаю себе грудь, это будет не про принятие себя, а про подгон под стереотипные социальные стандарты. К тому же в модельном бизнесе, где я хочу найти работу, люди с андрогинной внешностью очень востребованы. Документы у меня пока на мужское имя, когда я их поменяю, всерьез возьмусь за поиски работы.

Сейчас я встречаюсь с девушкой, но себя считаю пансексуалом (сексуальная ориентация, при которой биологический пол и гендер не играют роли в выборе партнера. — Прим. «Холода»). Пол и гендер не важен, важно, что у человека внутри.

Раньше я думала, что, когда я стану брутальным «мужиком», ко мне будут относиться серьезнее. Сейчас понимаю, что неважно, кто ты — парень или девушка, — сексисты всегда найдут, к чему придраться.

«Мы с женой ломали себя, пытаясь изобразить гетеросексуальную пару»

Виктория (имя изменено), 32 года

Когда мне было два года, я попала в ДТП и сильно ударилась головой. Возможно, это как-то повлияло на мой организм, потому что я начала рано развиваться физически. Врачи так и не установили точной причины. В шесть лет у меня вдруг стала расти грудь, в восемь пошли месячные. Я была самой младшей в классе и самой высокой. Меня принимали за второгодницу, хотя училась я на «отлично». К 12 годам мой рост был 158 см, а грудь выросла до четвертого размера — о, как я ее ненавидела! После этого я больше не росла. Конечно, я сильно комплексовала по поводу своей внешности и стыдилась себя. Я не понимала, как общаться со сверстниками, и везде чувствовала себя не в своей тарелке.

В 15 лет я впала в затяжную депрессию. Мне не хотелось никого видеть и никуда выходить. Моя двоюродная сестра предложила родителям отправить меня в Израиль, куда много лет назад уехала бабушка, а за ней и мой двоюродный брат, у которого в детстве тоже были проблемы с общением — но там он нашел свое место. Так я попала в израильскую религиозную школу для девочек. Именно там ко мне пришло стойкое осознание, что женщины — второй сорт. Например, нам прямым текстом говорили, что образование — это, конечно, замечательно, но второстепенно. Главное, чтобы мы были хорошими женами и матерями. Как-то брат забрал меня из школы на выходные и повел в гости к своим знакомым. Я должна была, как что-то само собой разумеющееся, помогать незнакомой тетке подносить еду мужчинам. Женщинам накладывали еду после мужчин, только потому, что они — женщины. Я была сильно возмущена.

Через три месяца я без лишних объяснений потребовала у родителей забрать меня домой, что они и сделали: мама говорит, что я была трудным ребенком и она вообще не решалась со мной спорить.

Дома я оказалась предоставлена сама себе. Родители были на грани развода, мама уже нашла себе другого мужчину. В общем, мое эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Я с головой ушла в интернет, увлеклась ролевыми играми: на форумах многие девушки выдавали себя за парней, и я всегда отыгрывала исключительно мужские роли и чувствовала себя куда свободнее, чем в женских.

На форуме я встретила человека, с которым у меня завязались отношения на расстоянии. Он, естественно, думал, что я — парень. Я о нем — тоже. Так ли это, я не знаю — вживую мы не виделись. Тогда-то мне и пришла в голову мысль, что я хочу не просто играть за парня, я хочу быть им, что в моей жизни все не так, потому что я «баба». Я стала искать информацию о трансгендерности, меня не пугали ни операции, ни возможные проблемы со здоровьем, ни непонимание окружающих.

Я почти сразу рассказала обо всем маме, а она, как ни странно, меня поддержала и сама сообщила обо всем отцу. Он выпил стопку водки и промолчал. Открыто он не возражал, но и не поддерживал меня.

Мы с мамой вместе ходили к психологам и психиатрам, но в прибалтийской стране, где я на тот момент жила, не было нормальных специалистов. Кто-то говорил, что это у меня возрастное и пройдет, кто-то объяснял мое поведение стрессом из-за учебы. А одна психолог сказала мне, что я страдаю фигней и попросту трачу родительские деньги. Тогда мы поехали в Питер, и там мне сказали ждать совершеннолетия.

Когда родители развелись, я ушла с мамой к отчиму, который вскоре начал до меня домогаться. Он раздевал меня под предлогом «лечебного массажа» — якобы он хороший массажист, при этом просил никому об этом не рассказывать. Параллельно он еще начал играть в «строгого папочку» при маме. Поэтому вскоре я собрала вещи и ушла к отцу, сказав маме, что меня достал этот хмырь и его контроль. Назвать истинную причину ухода мне было стыдно.

Дома, в Прибалтике, я закончила школу экстерном, лишь бы «не играть женскую роль», а в университете попросила записать меня под мужским именем, пообещав потом принести справку о трансгендерности и новые документы. Было ужасно обидно, когда пожилой препод, прочитав мое имя в журнале и посмотрев на меня, спросил: «А вы девушка, что ли?». С моим ростом и фигурой я вообще не тянула на парня.

Сразу после своего 18-летия я пошла на комиссию за справкой о трансгендерности. Комиссия длилась минут 10-15: «Как давно это у вас? Почему вы думаете, что вам нужна операция? Какие планы на будущее?». Я успешно ответила на вопросы, получила справку и быстро поменяла имя и фамилию, радуясь, что наконец буду жить, а не «ждать жизни». В Питере я сделала мастэктомию. Через полгода была назначена вторая операция, по удалению матки. Но незадолго до нее я вдруг передумала и решила, что прооперируюсь как-нибудь потом. До сих пор не могу объяснить это свое решение.

Я бросила университет, поняв, что выбрала не ту специальность, и уехала учиться из Прибалтики в центральную Европу — хотелось начать новую жизнь в новой стране. С учебой все было нормально, но у меня по-прежнему не было друзей. Мне было страшно подходить к парням: я опасалась, что они поймут, что я — не «настоящий» парень, что я подделка, и меня высмеют или набьют морду. С девушками не клеилось по той же причине. В университете на семинарах ко мне часто обращались «девушка». Я чувствовала себя ужасно глупо.

Просматривая наше свадебное видео, я увидела себя, ряженого пингвина-буча с испорченной кожей и лишним весом, и мне стало страшно

Лет в 20 у меня были периоды, когда я приостанавливала гормональную терапию, потому что меня пугали изменения в моей внешности: лишний вес, акне, растительность на лице. Но я быстро решила, что все это глупости, и я — не «баба».

Однажды на форуме я познакомилась с девушкой из Москвы — моей будущей женой. Мы начали ездить друг к другу. Я постоянно задавалась вопросами типа: «Что должен делать мужчина? Как себя вести, чтобы не ударить в грязь лицом?». Через некоторое время я сказала ей, что я интерсекс, лишь бы не говорить ужасного «я — баба». До сих пор стыдно вспоминать об этом. Она приняла меня. Вскоре я сделала ей предложение.

Мне понадобилось больше года, чтобы принять тот факт, что я совершила ошибку. Я переосмыслила свою жизнь, решила уйти в детранзишн и призналась во всем жене. Поначалу она была против. Но по сути, мы обе ломали себя, пытаясь изобразить гетеросексуальную пару: до меня жена встречалась и жила только с девушками, но на них ей не везло, поэтому она думала, что с «таким вариантом», как я, ей будет легче. Сейчас мы спокойно живем как однополая пара.

В 2018 году я пошла на консультацию к ЛГБТ-френдли психологу. Она пыталась отговорить меня от обратного перехода, убеждая, что мне просто надо принимать больше мужских гормонов и удалить яичники. В итоге она перенаправила меня на консультацию к психиатру, который давал мне заключение 10 лет назад. С походом к нему я тянула несколько месяцев, но в итоге все прошло быстро, как и в первый раз: комиссия длилась несколько минут, у меня спросили, что случилось, как я жила после перехода и как складываются отношения с супругой. Я получила справку, которая позволяла поменять документы на женские. Но я до сих пор этого не сделала — жду, пока моя супруга получит вид на жительство: сейчас мы живем в Прибалтике.

Социализироваться как женщине после стольких лет в мужском образе мне было тяжело. Долгое время я убеждала для себя, что все женское — плохо, и это сказалось на моей манере общения, привычках, вкусах. Возвращаясь «обратно», я порой чувствовала себя «мужиком в юбке». Первые неловкие попытки быть женственной иногда выглядели «слишком»: я вдруг резко начала носить женственную одежду и обувь, краситься — делать все то, от чего я отказывалась долгое время, как бы пытаясь наверстать упущенное. Сейчас я могу накраситься, когда есть настроение, могу надеть каблуки, а могу пойти и в спортивках, не заморачиваясь. До сих пор часто говорю о себе в мужском роде: с супругой, родителями, в интернете, но при этом прекрасно отдаю себе отчет в том, что я — не мужчина.

Родители и близкие восприняли мой «откат» спокойно. Мама сказала, что примет любое мое решение, лишь бы мне было хорошо. Папе пофиг, главное, чтобы я почаще с ним общалась. Тетя и ее семья сказали «слава богу» и сразу стали обращаться ко мне по женскому имени. Подруги в России все знают и принимают меня, но мы давно не виделись и общаемся только по переписке, не знаю, как оно будет в реале.

Еще будучи «парнем», я устроилась работать в языковую школу. Все складывалось неплохо: я вела группы, занималась с учениками индивидуально. Но школа — не то место, где стоит рассказывать о детранзишне. Поэтому я доработала по договору в качестве «мужика» и уволилась. Мне до сих пор приходят предложения взять группу или вести курс онлайн. Приходится отказывать. Я делаю это не из-за трансфобии или гомофобии окружающих — я с ней не сталкивалась. Просто не хочу снова объяснять людям, что со мной произошло. Возможно, я вернусь к преподаванию, когда поменяю документы.

«В женском статусе мне больше всего не нравилось навязывание мне беспомощности»

Петр, 32 года

В детстве в моей внешности и самопозиционировании не было ничего феминного. Но проблемы в общении со сверстниками имелись: я жил в своем мире, а по поведению, как я теперь думаю, был похож на ребенка с высокофункциональным аутизмом. Я довольно легко находил общий язык со взрослыми, мог поговорить с ними «на равных» и не принимал других форматов общения. Ровесники меня как своего не воспринимали, дразнили «профессором» и «роботом».

Лет в 13 у меня появилось влечение к парням. Морально я был к этому совершенно не готов: у меня не было адекватных источников информации по теме, а в моей семье, состоящей из мамы и бабушки, вопросы сексуальности и, тем более, гомосексуальности не поднимались в принципе. Сексуальность казалась мне тогда чем-то болезненным, грязным, постыдным. Я «боролся» с ней как мог и ни с кем об этом не говорил. Пубертат у меня в целом проходил нестандартно: не ломался голос, не появлялась растительность на лице, а внешность стала женоподобной. Отношения со сверстниками из-за этого ухудшились. Я начал отращивать волосы. Изначально я ориентировался на какой-то мужественный образ из кино типа викинга, но окружающие видели отнюдь не викинга: незнакомые люди стали часто принимать меня за девушку, чего никогда не случалось в более раннем возрасте. Сначала меня это смущало, вызывало дискомфорт. Я даже мечтал отрастить бороду, но мое лицо, как назло, оставалось гладким. Со временем я, наоборот, решил двигаться в сторону феминности — в моем случае это требовало меньших усилий.

Впоследствии, когда я сдал анализ на половые гормоны, выяснилось, что у меня очень высокий уровень тестостерона — на верхней границе мужской нормы. По идее я должен был выглядеть очень маскулинно, но нет. Ни по характеру, ни по внешности, ни по поведению я не мог вписаться в стереотипную роль «настоящего мужчины», а «ненастоящих» наше общество презирает. Сейчас я думаю, что мои физические особенности могут быть вызваны интерсекс-вариацией — синдромом легкой нечувствительности к андрогенам, но официально подтвержденного диагноза у меня пока нет, нужно пройти генетический тест.

Лет в 16-17 я уже мечтал совершить трансгендерный переход и признался в этом маме и бабушке. Им было непросто, но они меня любили и в итоге приняли. Я был отчаявшимся и запутавшимся подростком, который хотел сбежать от себя, своей сексуальности (хотя и направленной на мужчин, но отнюдь не женской) и надеялся устроить личную жизнь, создать семью с мужчиной. Тогда мне казалось, что для этого обязательно нужно быть женщиной, иначе — невозможно и неправильно. Женщины казались мне непорочными существами, и я с каким-то сектантским рвением хотел стать таким же.

Тут стоит немного подробнее рассказать о маме. Личная жизнь у нее не сложилась, в ее отношении к мужчинам всегда проскальзывали нотки мизандрии (ненависть, неприязнь либо предвзятое отношение к мужчинам. — Прим. «Холода»). А в моем окружении не было ни одного человека мужского пола, с которым я мог бы или хотел бы идентифицировать себя в плане характера, интересов, мировоззрения, поведения. Сейчас я понимаю, что мой переход был продиктован не столько стремлением к женственности, сколько бегством от мужественности, которая на тот момент казалась мне чуждой и пугающей. Я думаю, что, если бы у мамы родилась дочь, ей было бы проще поладить с ней. Как воспитывать сына, да еще с такими трудностями, она не понимала.

В 18 лет я начал принимать женские гормоны, которые покупала мне мама. Подчеркну, что в тот период я не знал ни одного транс-человека ни в реальности, ни по сети. Я видел их только по телевизору на сомнительных ток-шоу. Соответственно, я очень смутно представлял, на что иду. Интернет появился у меня незадолго до совершеннолетия. Тогда же я начал знакомиться с парнями на сайтах знакомств. Ни до секса (я не был морально готов к этому), ни до длительных романтических отношений дело не доходило. Но я был очень влюбчивым, близко к сердцу принимал неудачи и разочарования.

В транс-тусовку я влился, уже принимая гормоны. Некоторые транс-девушки завидовали моей юности, феминной внешности и голосу, а также поддержке родных. Со стороны казалось, что у меня есть все, о чем мечтали они. Но я не был самим собой, отвергая в себе все, что не вписывалось в портрет «правильной транссексуалки». Например, сексуальные фантазии, в которых мое тело всегда было мужским. Я никому не мог довериться по-настоящему, так как ненавидел себя и считал, что другие тоже никогда не примут меня в полной мере. Проблема транс-тусовки, которая во многом сохраняется по сей день, — в делении людей на «истинных транссексуалов», которые получают справку, делают операции и т. д., и «примазавшихся извращенцев». Тогда я и сам мыслил в подобных категориях, поэтому старался доказать себе и другим, что я «стопроцентная женщина». Я не хотел, чтобы меня отвергло транс-сообщество, где я обрел хоть какое-то общение и поддержку.

В 20 лет я сделал операцию на гениталиях, которую считаю самой большой ошибкой в своей жизни. Думаю, если бы я знал об этих операциях все, что знаю сейчас, и у меня была бы возможность сменить документы и социализироваться без этого, то я бы никогда не пошел на такой шаг. За несколько месяцев до операции я сомневался в том, что она мне нужна, хотел подождать. Но гормоны полностью уничтожили мое либидо, и мне казалось, что терять особо нечего. Повлияло на меня и то, что транс-девушка, с которой мы познакомились на комиссии, после операции выглядела счастливой. А я ощущал себя рядом с ней убожеством из-за своего все еще не полностью женского тела и отсутствия нормальной социализации. Казалось, другого выхода нет. Помню, когда летел на операцию в Петербург (комиссии есть во многих российских регионах, но за получением справок и на операции трансгендерные люди, как правило, ездят в Петербург — там дешевле и больше ЛГБТ-френдли специалистов. — Прим. «Холода»), мне хотелось, чтобы самолет разбился или я не проснулся на операционном столе. Но я спрятал эти мысли.

Сама операция сейчас ассоциируется у меня с прыжком в бездну. Не прошло и полугода после нее, как у меня появились суицидальные мысли. Свое тело я воспринимал и продолжаю воспринимать как искалеченное. Но родным о своих переживаниях я не рассказывал из-за болезненности темы и не слишком доверительных отношений с ними на тот момент.

После операции и смены документов в глазах посторонних я около десяти лет был биологической девушкой. Лет в 20 я подружился с мужчиной, который впоследствии в меня влюбился. Я не мог ответить взаимностью, но боялся разорвать отношения с единственным на тот момент близким человеком. Он ждал от меня какого-то «женского» поведения, эмоций, реакций, использовал способы «завоевания», которые до этого обкатал на многих девушках. А меня от всего этого коробило. Мы будто начали общаться на разных языках, перестали слышать друг друга. В конце концов я рассказал ему о своем прошлом и транс-переходе. На его отношение ко мне это не повлияло. Спустя еще год я попросил обращаться ко мне по мужскому имени и в мужском роде. В тот период я как раз начал осознавать себя как гей. Мне было около 30 лет, ему — чуть за 40. Он отнесся ко всему с пониманием. Мы даже пытались построить гомосексуальные отношения, хотя его никогда не привлекали мужчины. Ничего хорошего из этого не вышло. Нам пришлось окончательно разорвать общение, чтобы не причинять друг другу боль. За этим последовало несколько моих каминг-аутов сетевым знакомым.

Когда я окончательно осознал себя парнем, я стал намного больше общаться с людьми. У меня появился близкий человек, которому я рассказал о себе все так откровенно, как раньше и помыслить не мог. А он помог мне справиться с внутренней мизандрией, которая во многом мешала мне окончательно принять себя. Параллельно я начал упорно работать над голосом, и спустя несколько месяцев он уже звучал как мужской. Люди на улице не всегда могут понять, кто перед ними: голос не женский, одежда мужская, по лицу и фигуре можно принять за парня-подростка, только подозрительно худого и замученного. На взрослого мужчину я не похож. Но неважно, насколько я в общепринятом понимании мужественный, насколько вписываюсь в стереотипную мужскую роль. Важно то, что сейчас я настоящий.

В будущем я рассчитываю поменять женские документы на мужские и начать терапию тестостероном. Как организм отреагирует на мужские гормоны, пока неясно. И если у меня есть нечувствительность к андрогенам, то стандартные дозы могут мне не подойти, не дать желаемого эффекта, а я хотел бы выглядеть как обычный мужчина своих лет.

Недавно я совершил каминг-аут перед матерью, которая начала замечать перемены во мне. Сделать это было трудно, но необходимо. Пока ей проще и привычнее воспринимать меня в качестве «дочери». Тем не менее, она старается принять то, что видит.

В женском статусе мне больше всего не нравилось навязывание мне беспомощности и излишняя опека. Человек, который был в меня влюблен, считал, что лучше меня знает, что мне нужно: например, не верил, что я действительно не хочу секса. Он часто не воспринимал мои слова всерьез, считал меня неспособным принимать решения, касающиеся моей жизни. Наше общение все время выглядело как противостояние. Он как будто пытался подмять меня под себя, в чем признавался потом и сам — он был уверен, что женщинам это нравится.

Думаю, разговор о мужских проблемах, мужской идентичности, мужском разнообразии — то, чего мне не хватало, когда я был подростком. Когда я выглядел для окружающих как девушка, я чувствовал себя более защищенным от травли, психологической и физической агрессии, от армии и сопряженного с ней насилия, от завышенных ожиданий, которые постоянно предъявляют к мужчинам. Но угробленное здоровье и выкорчеванная сексуальность — слишком дорогая цена. При этом трансгендерный переход (в том числе операции) действительно необходим некоторым людям, но он всегда должен быть продиктован только глубокой внутренней потребностью и ничем больше. Человек должен понимать, на что идет, обладать всей полнотой информации и видеть перед собой альтернативные пути решения жизненных проблем.

Где трансгендерные люди могут найти поддержку

«Транс* коалиция на постсоветском пространстве» — информационно-ресурсная платформа в защиту прав трансгендерных людей, которая объединяет активисток и активистов из постсоветского пространства.

«Т-Действие» — проект, который реализуют сами транс-люди для транс-людей и их близких. Основные направления работы: развитие и поддержка трансгендерного сообщества, просвещение и информирование общества, доступ к медицинской помощи и профилактика ВИЧ среди транс-людей.

«Проект правовой помощи трансгендерным людям» — правозащитный некоммерческий проект. Его сотрудники оказывают бесплатную правовую помощь в смене документов и решении сопутствующих юридических вопросов трансгендерным людям из любых регионов России. Кроме того, здесь можно получить консультации по семейным правам трансгендерных людей, по вопросам сохранения тайны частной жизни и дискриминации транс-людей в России.

«Детранзишн. Detransition» — группа, где люди делятся своим опытом обратного перехода и выкладывается вся доступная информация по теме.

«Центр Т» — московская инициативная группа, которая помогает трансгендерным и небинарным людям, тем, кто находится в гендерном поиске, людям, проходящим детранзишн, а также их родным и близким. Здесь можно получить психологическую и информационную помощь.

Источник