В чем на ваш взгляд утопичность экономической программы построения коммунизма в 1980
Утопия, в которую хотелось верить: что обещала партия при наступлении коммунизма к 1980 году
После ХХII съезда партии в СССР всерьез решили строить рай на земле.
Планы, намеченные в программе и декларируемые на съезде, были не просто амбициозными, а, по сути, утопическими: через двадцать лет Советский Союз должен был стать идеальным государством с высочайшим качеством жизни и величайшим народом.
Коммунизм рассматривался тогда так: высокий уровень научно-технического прогресса и увеличение производительности в промышленности и сельском хозяйстве должны были полностью удовлетворить основные потребности советских граждан, которые, в свою очередь, получили бы возможность развивать свои творческие и интеллектуальные способности, а также поддерживать свое физическое состояние на хорошем уровне.
1960-е были временем красивых лозунгов и утопических обещаний.
Справедливости ради, стоит сказать, что план по квартирам выполнить честно пытались.
Вот только люди не очень-то и верили в наступление коммунистического рая. Время шло, а они продолжали отстаивать очереди, сталкиваться с бытовыми проблемами и выкручиваться из условий продовольственного дефицита. Поэтому на грандиозные планы КПСС смотрели довольно критично.
И время подтвердило этот скепсис. Темпы развития оказались медленнее, чем хотелось бы партии и лично Хрущеву. Кроме того, после его смерти наступила брежневская эра «развитого социализма», или «застоя», в котором государство застряло практически на двадцать лет. Поэтому к наступлению 1980 года практически никто не удивился отсутствию «рая на земле», а все амбициозные планы и обещания из предмета мечтаний превратились в объект для шуток и анекдотов.
Громкие лозунги стали частью анекдотов.
Об «утопичности» коммунизма
«Да этот ваш коммунизм утопия, его невозможно реализовать» — очень частый возглас среди различных подпевал буржуазии и даже простого обывателя. Такой тезис можно услышать от ученого профессора, большого политика, именитого писателя, обычного труженика или студента, не разбирающегося в сути вопроса. Каждый раз этот клич сопровождается соответствующими крикливыми тезисами, которые ложатся вроде бы бетонным фундаментом «утопичности коммунизма». Фундамент этот представляет из себя 4 простых тезиса:
Изобилие невозможно;
Невозможно изменить «природу человека» (в смысле искоренения эгоизма, наживы, алчности, корысти и т.п.);
Равенство невозможно;
Невозможно полное отсутствие проблем и противоречий.
О том, насколько состоятелен ярлык «утопия» в отношении коммунизма, можно судить по его фундаменту. Поэтому предлагаю разобраться с вышеуказанными тезисами, отражающими в том числе представления буржуазных мартышек о коммунизме.
Оглянитесь вокруг и вы увидите, каких небывалых возможностей достигла ныне передовая мысль науки и техники, до чего, как говорится, дошел прогресс. Сложные вычислительные машины (обычные компьютеры и квантовые суперкомпьютеры), роботы, беспилотники, кибернетические системы, 3D принтеры, биомеханические протезы, автоматизированные фермы, чистая энергия, генная инженерия, гигантское транснациональное производство и т.д. А сколько еще невиданной техники находится на концептуальной стадии, в виде идей, набросков. И это не предел, не апогей развития, а лишь его рассвет. Данные технологии, вместе взятые при своем максимальном развитии и пользовании способны дать действительное изобилие благ, да еще и воспроизводимое изобилие.
Сама природа данных вещей, равно как и заложенный в них потенциал, требует от нас совершенно новых производственно-экономических отношений, совершенно иного подхода к общественному производству. Данная техника обеспечивает общественный характер производства (с одной стороны в деятельность вовлекается подавляющее число населения, с другой стороны – производятся блага для пользования всеми народными массами, так сказать для «массового потребителя»), но при частном способе присвоения и распределения продукта, т.е. при частной собственности ни о каком изобилии речи быть не может, ведь хозяину нужны барыши, а не всеобщее благо. Барыши получаются благодаря дефициту, а не обилию.
Поэтому техника требует от нас приведение способа распределения благ в соответствие с характером самого производства, а именно – взятие средств производства в общественную собственность, направление техники и самого производства на нужды всего народа целиком, а не исходя из жажды капиталиста купаться в роскоши за счет прибыли. Поэтому необходимо объединение раздробленного ныне производства в единый централизованный комплекс и ведение хозяйства на научных началах. Соединение новейшей техники с научным подходом и новыми экономическими отношениями в своем развитии приведут к устойчивому изобилию. Конечно, это не будет сделано сразу сиюминутно, на следующий день после социальной революции. Это безусловно долгий, очень тяжелый и тернистый путь, на котором нам встретится жесточайшее сопротивление капиталистов, которое будет содержать много ошибок и т.п. А результатом этого тернистого пути смогут насладиться лишь наши правнуки и праправнуки.
О т.н. «природе человека» болтают много и очень многие. Как правило, к ней относят: эгоизм, алчность, наживу, индивидуализм, конкуренцию и т.п., то есть — все личностные пороки эксплуататорских формаций. Постулируется неизменность личности человека, «природы человека», а стало быть и «коммунизм невозможен», ведь таким образом, он является всего лишь «грезами наивных романтиков». Однако, еще К. Марксом и Ф. Энгельсом было выявлено, что сознание человека – его мировоззрение, идеи, ценности, идеалы, святыни, его отношение к себе, к другим людям и природе в целом, меняется с изменением производственно-экономических отношений, с изменением способа производства, равно как и происходят из них.
Индивидуализм и конкуренция, например, происходят из частной собственности, в то время как коллективизм и сотрудничество – из общей собственности. Это положение вещей наглядно иллюстрирует античная Европа, где была Римская Республика с конкуренцией, индивидуализмом, алчностью, корыстью и пр. Также были кельтские и германские племена, где господствовали сотрудничество, коллективизм, искренность и альтруизм. В тоже время, физиология с психологией доказали, что личность, т.н. «природа» человека является преходящим непостоянным явлением, а постоянно изменяемым. Личность (мировоззрение, ценности, идеи, идеалы, отношение к себе и окружающему миру, модель поведения) формируется и определяется окружающей средой, в рамках которой он живет и с которой взаимодействует, также на личность человека влияет содержание типов его деятельности.
От того коммунисты и полагают, что, изменяя среду в процессе своей трудовой деятельности, человек изменяется сам, а изменив среду кардинальным образом, человек изменится в корне. А социальная среда, есть не что иное, как общественно-экономическая формация, со способом производства, с определенными производственно-экономическими отношениями в фундаменте. На смену чистогану, конкуренции и индивидуализму; которые происходят из рыночных отношений, частной собственности и раздробленности производства, – придет сознательность и благодетель, сотрудничество и коллективизм, происходящие из общей собственности и объединенного производства. А уже в ходе и по достижению изобилия, которое, как выяснилось, есть возможность и даже необходимость, – отомрут такие вещи, как алчность, корысть, ненависть, преступность, леность, паразитизм, эгоизм и т.д.
Когда речь заходит о равенстве, на сцену по обыкновению выходит госпожа спекуляция и «чучело», т.е. подмена понятий. Отсюда и понимание равенства как всеобщей тотальной уравниловки, причем у многих это связано не только с уравнением доходов.
Однако марксизм под равенством понимает, во-первых, равенство между нациями, между полами и т.п. (права), а во-вторых, действительное равенство возможностей. Равный доступ к труду, орудиям труда, производству и общественно-политическим органам. Стремится же марксизм к равенству, при котором каждый имеет столько благ и таких благ, сколько и каких ему нужно; где каждый трудится и трудится свободно, с энтузиазмом. Учитывая возможность создания воспроизводимого изобилия, такое положение вещей однозначно реализуемо, в долгосрочной перспективе. Но равенство социально-политическое (как между различными народами, между мужчиной и женщиной и т.п., так и в плане отсутствия эксплуатации, равенства возможностей) достижимо в ближайшей перспективе.
В силу того, что утопия есть идеальное устройство, идиллия, лишенная всяких проблем и противоречий (а многим кажется, что коммунизм — это именно идеальное общество) в огород коммунизма кидают такими помидорами как «при коммунизме не должно быть проблем, все должно быть идеально, а такое невозможно…». Однако, марксизм утверждает вовсе не об отсутствии проблем-противоречий как таковых при коммунизме. Опираясь на общее и детальное исследование природы, мы понимаем, что движущим механизмом развития есть как раз противоречия, есть проблемы, встающие перед организмом, перед человеком. Они есть везде и всегда. Но если какая-либо конкретная проблема, вставшая перед человеком, не решается и стала вообще застывшей, такая проблема есть тормоз, а не газ развития.
Марксизм же учит нас, что в коммунистическом обществе будут и должны быть проблемы, должны быть определенные противоречия. Однако, во-первых, эти проблемы, эти противоречия (и их формы) будут кардинально отличны от того, что имеется сегодня, они будут совершенно иными. Во-вторых, все возникающие проблемы, назревающие противоречия, будут решаемыми и преодолеваемыми. Нет такой проблемы, которую невозможно будет решить в рамках коммунистического строя, а на смену одной решенной проблемы встанет новая, более сложная проблема, благодаря чему коммунистическое общество не сможет топтаться на месте, пребывая в некой раз и навсегда застывшей форме.
Как видно, фундамент состоит вовсе не из бетона знания, но из песка домыслов и логических ошибок. Конструкция «коммунизм невозможен, коммунизм утопия» рушится, словно песочный замок. Мы прекрасно видим, насколько и как в действительности возможен коммунистический строй.
Эра утопичного коммунизма завершилась, когда К. Маркс и Ф. Энгельс начали совместную деятельность, подвергая критике в том числе прежних социалистов за поспешность их выводов, за отсутствие позитивной доктрины перемен и жажду конструирования, детализирования будущего строя, без глубочайшего исследования положения дел сегодняшнего дня. И именно благодаря открытиям, сделанным Марксом и Энгельсом, коммунизм приобрел научную основу через всеобщие законы развития, закономерности исторического процесса и природу-перспективу существующего, капиталистического строя. Коммунизм перестал быть продуктом мечтательного ума, конструировавшего лучшее будущее, а стал научным прогнозом будущего, аккуратно выведенным из исследования действительности.
Утопия, в которую хотелось верить: что обещала партия при наступлении коммунизма к 1980 году
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Планы, намеченные в программе и декларируемые на съезде, были не просто амбициозными, а, по сути, утопическими: через двадцать лет Советский Союз должен был стать идеальным государством с высочайшим качеством жизни и величайшим народом. Партийные деятели в тот период разбрасывались громкими лозунгами: «догнать и обогнать Америку!», обещали «самый высокий жизненный уровень по сравнению с любой страной капитализма» и «изобилие материальных и культурных благ».
Коммунизм рассматривался тогда так: высокий уровень научно-технического прогресса и увеличение производительности в промышленности и сельском хозяйстве должны были полностью удовлетворить основные потребности советских граждан, которые, в свою очередь, получили бы возможность развивать свои творческие и интеллектуальные способности, а также поддерживать свое физическое состояние на хорошем уровне.
Вот только люди не очень-то и верили в наступление коммунистического рая. Время шло, а они продолжали отстаивать очереди, сталкиваться с бытовыми проблемами и выкручиваться из условий продовольственного дефицита. Поэтому на грандиозные планы КПСС смотрели довольно критично.
И время подтвердило этот скепсис. Темпы развития оказались медленнее, чем хотелось бы партии и лично Хрущеву. Кроме того, после его смерти наступила брежневская эра «развитого социализма», или «застоя», в котором государство застряло практически на двадцать лет. Поэтому к наступлению 1980 года практически никто не удивился отсутствию «рая на земле», а все амбициозные планы и обещания из предмета мечтаний превратились в объект для шуток и анекдотов.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Коммунизм 1980: какое будущее обещала партия к этому году?
XXII съезд КПСС, Москва, 1961. Никита Сергеевич Хрущев провозглашает: в новом 1980 году советский человек первым в истории встретит коммунизм – рай на земле.
Что бы ни говорили, а будущее в СССР точно было лучшим в мире. Вот уже сорок лет мы должны бы жить при коммунизме — «исторически неизбежном» идеальном общественном устройстве. Именно это обещал Н. С. Хрущев советскому народу на XXII-м съезде КПСС.
Никита Хрущев на съезде. Источник: Огонёк, № 44
Тот съезд в 1961 г. запомнился многим: прекрасным новым Кремлевским Дворцом съездов, выносом тела Сталина из мавзолея на Красной площади, огромным количеством иностранных гостей. Но главное, конечно, — принятие Третьей программы КПСС, содержавшей пресловутое обещание коммунизма к 1980 году. «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» — значится в тексте.
Грандиозные планы: ненаучная фантастика
Что же такое коммунизм согласно программе партии? Официальное определение ничего не говорит о конкретных условиях жизни человека в этой общественно-политической формации: «бесклассовый строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством…»; «где осуществляется великий принцип «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям»», это общество, «в котором утвердится общественное самоуправление».
Суть коммунизма излагается дальше, и главная, наиболее подробно раскрытая и привлекательная часть его описания — потрясающие потребительские возможности. Если в 1920-е гг. власти отрицали старый мещанский быт, то теперь стремились превзойти уровень жизни в самой богатой буржуазной стране («догнать и обогнать Америку!»). В общем, коммунизм оказался прежде всего решением основных потребительских проблем настоящего. Итак, к 1980 году советскому человеку обещали «изобилие материальных и культурных благ» и «самый высокий жизненный уровень по сравнению с любой страной капитализма»:
— увеличение объема продукции сельского хозяйства в три с половиной раза, а значит — всеобщий доступ к качественной еде и сытость (за счет автоматизации, механизации, химизации и электрификации производства, достижений микробиологии и других наук)
— рост промышленного производства («превзойти США в 6 раз»)
— пятикратное увеличение объема национального дохода СССР и рост реальных доходов населения 3,5 раза
— отмена подоходного налога
— бесплатный проезд на общественном транспорте (кроме такси)
— бесплатные квартиры и дома, разрешение жилищной проблемы; каждому гражданину — по меньшей мере по 20 кв. метров, каждой семье (включая молодоженов) — по отдельной благоустроенной квартире
— бесплатные коммунальные услуги
— бесплатное питание в общественных столовых
— бесплатные и общедоступные медицина и образование
— увеличение продолжительности жизни
— исчезновение различий между жизнью в деревне и жизнью в городе (т.е. превращение деревень в поселки городского типа)
Никита Хрущев. Источник: gazeta.ru
Вдобавок к этому Третья программа прогнозировала исчезновение тяжелого физического труда и самый короткий рабочий день в мире — до 35 часов в неделю в 1980 г., с дальнейшим постепенным его сокращением. Кроме того, пролетариям сулили такое повышение их культурного уровня, что не придется говорить о делении общества на рабочих и интеллигентов, так как все будут образованы и в равной степени интеллектуально и душевно богаты. И кстати, никакой домашней работы для женщин!
Для выполнения программы партия считала необходимым ускорение научно-технического прогресса и технологический прорыв, а также многократный рост производительности труда (в 4−5 раз за 20 лет). Таким образом, при коммунизме люди полностью удовлетворят свои материальные потребности и получат возможности для реализации творческих и культурных, а также для воспитания в себе моральной чистоты и поддержания физического совершенства.
Участники XXII съезда КПСС. Источник: Огонёк, № 44
Нельзя сказать, что советское руководство в 1961 г. не имело причин для оптимизма. В 1950-е гг. жизнь советских граждан заметно улучшилась. Увеличились (хотя все равно остались небольшими) пенсии, за 10 лет на 50% выросли зарплаты рабочих и служащих, росло потребление мяса, рыбы, молока. Неоспоримых успехов достигли наука и техника СССР, состоялся первый пилотируемый космический полет. Но все же программа XXII съезда даже на первый взгляд состояла из слишком уж грандиозных планов. Условия жизни и труда десятков миллионов советских граждан все еще были очень тяжелыми, и ситуация менялась гораздо медленнее, чем предрекал Никита Сергеевич, лично правивший и утверждавший программу партии.
Реакция народа: отрицание — депрессия — смех
Обещание коммунизма обсуждала вся страна. Только на собраниях в партийных и трудовых коллективах о программе, принятой на XXII съезде, говорило 44 млн человек. На телевидении и по радио начались передачи под названием «У великого рубежа», «Коммунизм — наше лучезарное завтра», «Коммунизм и труд», «Единой семьей к единой цели» : разъяснялись цели партии и способы их достижения. Но упрямые граждане нередко смотрели в будущее и на партийную программу как умные мыши на гору бесплатного сыра — со скепсисом.
По опросам 1998−1999 гг., более половины респондентов (51−53%) в 1961 году верили в принципиальную возможность построения коммунизма. Но только 37% считали, что коммунизм может быть достигнут в 1980 г. Остальные сомневались (5%), не верили (26%) или затруднились с ответом. После XXII съезда власти и газеты получили огромный поток писем с жалобами на бытовые проблемы, дефицит продовольственных и промышленных товаров, высокие цены Негодовали граждане и из-за того, что на съезде мало обсуждались проблемы граждан, а больше говорили о культе личности Сталина и советско-албанских отношениях.
Но если в 1961 г. многие все же встретили заявления Хрущева на съезде с воодушевлением, то уже через год число оптимистов заметно убавилось. 1 июня 1962 г. правительство резко подняло цены — на 25−50% подорожали мясо, масло, молоко. Результатом стали общее недовольство и печально известные события в Новочеркасске. Повышение цен совсем не соответствовало радужным и очень громко разрекламированным государственным планам 1961 г. В 1967 г. в связи с празднованием юбилея революции 1917 г. власти получили новый поток писем с напоминаниями (часто гневными) о былых обещаниях. В конце 1960-х гг. до 29,6% граждан СССР жили за чертой бедности. Конечно, еще до 1980-го стало понятно, что коммунизм к этому году построен не будет.
В 1960−70-е гг. советские граждане сочинили огромное количество шуток на эту тему. Почти сразу после XXII съезда появился анекдот: «Партийный чиновник в конце лекции о Третьей программе торжественно говорит: «Товарищи, мы будем жить при коммунизме!» Тишина. Вдруг голос из аудитории: «А мы?»». Колхозники быстро сочинили частушку: «К коммунизму мы идем, / Птицефермы строятся, / А колхозник видит яйца, / Когда в бане моется».
Вопрос: Как изменил Хрущев ленинскую формулу коммунизма? Ответ: Коммунизм — это советская власть плюс кукурузизация всей страны.
Вопрос: Будет ли КГБ при коммунизме? Ответ: Нет, к тому времени люди научатся самоарестовываться.
Вопрос: Будут ли при коммунизме деньги? Ответ: Будут, но не у всех.
Вопрос: Правда, что при коммунизме можно будет заказать продукты по телефону? Ответ: Правда. Но выдавать их будут по телевизору.
Расцвет коммунизма. Объявление на двери продуктового: «Сегодня в мясе потребности нет»
Что такое вобла? Это кит, доплывший до коммунизма.
Кремлевский Дворец съездов. Источник: Огонёк, № 44
В общем, плановая экономика и научно-технический прогресс с задачами партии не справились. Достижение коммунизма откладывалось: в 1980-е гг. его уже сравнивали с линией горизонта — «к нему приближаешься, а он удаляется». Обещания 1961 г. стали ошибкой — наряду с кукурузой и целиной они превратились в предмет насмешек, и, что еще хуже, подрывали доверие населения к власти. Зачем было их давать? До сих пор неясна мотивация Хрущева. Бахвальство? Самообман и «головокружение от успехов»? Популизм? Любой статистик понимал, что Третья программа содержит планы, преувеличенные намного сильнее, чем даже невыполненные сталинские пятилетки. Закономерно, что оптимизм «оттепели» обернулся разочарованием «застоя». К началу 1980-х гг. строительство коммунизма уже не стояло на повестке дня, да и будущее «развитого социализма» становилось все более тревожным.
Исторический процесс по Марксу: общий вид.
В изложении В.М.Межуева исторический процесс по Марксу в наиболее общем виде есть движение от предыстории обособленных людей и обществ к истории всеобщей, мировой, как подлинной истории человечества, преодолевшего царство необходимости и готового перейти в царство свободы. Именно в движении в мировой истории человек обретает подлинно индивидуальную свободу.
Подлинная история начинается с третьей ступени, в которой «.. происходит присвоение уже созданной общественной сущности самим индивидом. Ему соответствует существование людей как свободных индивидуальностей, связанных друг с другом отношениями не личной или вещной зависимости, а их совместным и непосредственным участием в производстве своей общественной жизни. «Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние – такова третья ступень. Вторая ступень создает условия для третьей», и тем самым «. буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества», а вместе с ней и существование общественно-экономической формации».
Данная трактовка исторического процесса давно требовала пересмотра и отказа от так называемой «пятичленки», и трудно не согласиться с В. М. Межуевым, считающим, что «. Маркс претендовал на открытие (даже не на открытие, а на исследование) одной общественно-экономической формации, которая начинает складываться в античном обществе и, пройдя ряд ступеней, достигает полного развития на этапе капитализма. Рабовладение, феодализм и даже капитализм, будучи особыми способами производства – не самостоятельные общественно-экономические формации, а ступени становления одной общественно-экономической формации, которая в полном своем объеме складывается лишь на этапе капитализма»
«Не переход к новой общественно-экономической формации, а выход за ее пределы в состояние, существующее по иным, нежели экономические, законам – такова, по Марксу, единственно возможная перспектива исторического развития». Следует обратить внимание на последние слова В.М. Межуева, точно передающие особенность взгляда Маркса на перспективу – как «единственно возможную». Мы к этому еще вернемся ниже.
Третья стадия всемирной истории, по Марксу, суть «царство свободы», которое начинается «по ту сторону материального производства», не сводится к нему, хотя и основывается на нем. Материальное производство не прекратится и при коммунизме, но будет функционировать при минимальных затратах непосредственного труда рабочих, освобождая их тем самым для совсем другой деятельности. Для перехода к «царству свободы» также необходимы определенные материальные предпосылки, но не они определяют собой основные контуры этого «царства».
Такова в наиболее общем виде система взглядов Маркса на исторический процесс, его последовательное развёртывание как становление, обретение человеком своей собственной свободы, данная в изложении В.М. Межуева. С точки зрения уровня аутентичности отражения этих взглядов её следует признать наиболее адекватной тому, что было изложено Марксом.
После краткого освещения этой системы взглядов мы можем теперь перейти к их анализу и критике на предмет того, насколько они истинны или утопичны. Для этого сначала несколько слов о методе критики.
Историческое и логическое как предпосылки
и основания поиска метода критики.
Не совсем понятно – из каких объективных или субъективных ощущений В.М. Межуев как бы предчувствует некие несовпадения описанной модели исторического процесса с реальностью и потому заявляет:
«Можно, конечно, сомневаться в том, что история движется в направлении освобождения человека от власти необходимого труда, т.е в направлении «свободного развития каждого как условия свободного развития всех». » и по умолчанию как бы допускает субъективный отказ от главной особенности переходного этапа от второй стадии к третьей. Но такой отказ от понятия свободы как свободы на основе своей общественно-родовой принадлежности и присвоения этой родовой сущности «..будет отказом и от истории, ибо свобода – единственное, что не умещается полностью ни в одну из общественных формаций – ни в «первичную», ни во «вторичную».
Маркс и научный метод исследований:
перенос акцента с сознания
на бытийность
Ответ автор статьи дает следующий: Маркс считал себя историком, но историком особого рода, порывающим и с эмпирической историографией, и с философией истории, сводившей ее преимущественно к истории идей, или к «так называемой истории культуры, которая целиком является историей религий и государств». По отношению к исторической науке материалистическое понимание истории призвано было сыграть примерно ту же роль, что теория Дарвина по отношению к биологической науке. » Далее перечисляется многообразие представлений о Марксе в рамках философской парадигмы, что, по мысли автора, имеет большую значимость в философской традиции, чем признание его понимания истории научной теорией. Нельзя не согласиться с автором, что Маркс, по сути, не создавал никаких теорий, а сами теории были для него отражением спекулятивного подхода к реальности.
Рассматривая историю как единство истории природы и истории людей, Маркс вместе с Энгельсом затем вычеркнули этот фрагмент. Скорее всего, они отказались включать в объект подлинно исторического на их взгляд, исследования историю природы как его равнозначной части наряду с социальной. Видимо, сыграло свою роль то, что историческое познание, «. не может быть уподоблено естественнонаучному познанию, ибо «история людей» в одном пункте существенно отличается от «истории природы» – в ней есть субъект, действующий в силу не только внешней детерминации, но и сознательно поставленной перед собой цели. Таким образом, природе и всему, что с нею связано, отводится вторичная и более узкая роль. Еще более ярко эта отведенная второстепенная роль отражается в следующем фрагменте, в котором автор статьи ставит вопрос о сущности исторического познания в понимании Маркса и дает следующее определение:
«Научное познание истории и есть ее постижение как достигнутого на данный момент практического результата этой деятельности». И далее конкретизация: «С учетом человеческого (субъективного) фактора история обретает характер «естественноисторического развития», не отрицающего ее зависимость от природы, но включающей ее в более широкий – социальный и культурный – контекст». Как видим здесь природа, ее состояние рассматривается лишь как составная часть, включенная в более широкий социальный контекст. И это действительно мировоззренческая позиция Маркса и Энгельса, которую В.М. Межуев только излагает адекватно первоисточникам.
Безусловно, Маркс прав в том, что история, как это обобщает в своем тексте В. Межуев, «. это прежде всего то, что происходит с нами сейчас, в настоящем. Без настоящего нет и прошлого, которое существует в истории как предпосылка настоящего, т.е. как историческая предпосылка. Живя в настоящем, люди не просто познают историю, но реально творят ее, сообразуясь, конечно, с обстоятельствами своего времени.»
В.М. Межуев приводит прекрасный фрагмент, посвященный этой теме: «Преимущество нового направления как раз в том и заключается, что мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир. Но если конструирование будущего и провозглашение раз навсегда готовых решений для всех грядущих времен не есть наше дело, то тем определеннее мы знаем, что нам нужно совершить в настоящем. » (Там же. Т. 1. с. 379).
Тем не менее, все эти вопросы остаются вне поля зрения автора статьи, хотя, возможно, эту претензию ему предъявлять вряд ли уместно. Задача была раскрыть взгляды Маркса, а не подвергнуть их критике. К тому же, судя по всему, автор статьи разделяет позицию Маркса, что подлинная наука истории начинается с переноса основного внимания историка с сознания на бытие, с которого «как раз и начинается действительная положительная наука, изображение практической деятельности, практического развития людей. Прекращаются фразы о сознании, их место должно занять действительное знание». В результате «история перестает быть собранием мертвых фактов, как у эмпириков, которые сами еще абстрактны или же воображаемой деятельностью воображаемых субъектов, какой она является у идеалистов». Другой вопрос, насколько критически воспринимается само понятие бытийности каким мы находим его у Маркса.
Бытийность по Марксу и ее особенности:
индивидуальная форма и соотношение логического и исторического
Излагая идею мировой истории, автор статьи следующим образом раскрывает ее основания. Согласно Марксу, справедливо отмечает В.М. Межуев, «Бытие. – не философская (метафизическая) и не естественнонаучная, а научно-историческая категория, фиксирующая отношение людей к природе, друг к другу и к самим себе. Быть для человека – значит, определенным образом относиться к окружающему его миру и к самому себе, находиться в деятельном единстве с тем и другим. В своем полном объеме это единство может быть постигнуто лишь в масштабе всей человеческой истории».
Отсюда возникает вопрос: что это за наука, если результаты её исследований общественного бытия не могут составлять ценности и предмет освоения для самих носителей измененного сознания? Является ли это признаком того, что между оценкой классового и коммунистического сознания, представлениями о бытийности, а также всеми представлениями об истории и историческом процессе, его перспективами, теоретиками масштаба Маркса и Энгельса, и представлениями о реалиях жизни в ее повседневности у трудящихся масс, существует колоссальная пропасть? Не потому ли мы находим у автора несколько противоречивое отношение к вопросу о том, на основе чего может быть понята бытийность? С одной стороны, мы читаем, что:
«В своем окончательно сложившемся виде общественное бытие может быть понято, скорее, в результате критики наличного бытия, из чего следует, что оно постигается не как эмпирически существующее, а как только становящееся во времени бытие, чему нет предела и конца». Попутно следует отметить, что это очень напоминает религиозное предупреждение о неизвестности времени конца света, и, тем более, о времени второго пришествия Христа. Соответственно, их необходимо просто ожидать, соблюдая религиозные предписания.
Далее мы имеем изложение того, в чем состоит специфически человеческое и то, что «труд, общение и сознание и образуют эмпирически очевидные предпосылки общественного бытия людей на всем протяжении их истории. Они лишь по-разному согласуются, сопрягаются между собой на ее разных ступенях, и задача науки в том и состоит, чтобы установить особые формы их взаимосвязи на этих ступенях». Одно непонятно, как может соотноситься установление особых форм сочетаний с задачей вычленения сугубо специфического способа производства? Ведь труд, общение и сознание, составляющие некую конфигурация, далеко не одно и то же, что именуется специфическим способом производства.
Итак, общественное бытие, бытийность не есть абстракция. С этим нельзя не согласиться. Но как быть с тем, что эта бытийность постулируется, по умолчанию, как единственная в истории, но при этом не являющаяся «от века данная сущность человека»? Если она не от века данная сущность человеческой жизни и не является абстракцией, то на основе чего она смогла возникнуть и сформироваться? И как можно делать такие определения, если здесь же признается и телесная организация индивидов, и все прочее, что однозначно говорит о том, что вне человеческой индивидуальной бытийности никакая общественная бытийность не могла возникнуть? Тем не менее, бытийности индивида отведена третьестепенная роль в системе восприятия у Маркса.
Поразительно то, что автор, вслед за Марксом, отождествляет, по умолчанию, общественное бытие с бытием индивида. Бытие индивида выступает, в лучшем случае, как компонент общественного бытия. В этом плане у более раннего Маркса, когда он придерживался позиции, по существу, либерально- демократического толка, и в работах этого периода красной нитью проходило разделение бытийности власти, государства, общества и индивидов. Тогда он, на мой взгляд, был ближе к истинному содержанию исторического процесса, нежели в последующие периоды своих научных изысканий.
И если политическая экономия «под видом признания человека. принципом которой является труд», скорее, являет собой «лишь последовательным проведением отрицания человека», а значит, и его индивидуальной бытийности, то надо ли понимать так, что и мы должны отрицать научную значимость его индивидуальной бытийности?
Именно это отрицание наглядно видно на примере методологических подходов Маркса в «Капитале», который, по мысли В.М. Межуева, является «. не экономическое, а историческое сочинение, как по содержанию, так и по использованному в нем методу. Сам Маркс достаточно точно описал особенности этого метода: «. Наш метод показывает те пункты, где должно быть включено историческое рассмотрение предмета, т.е. пункты, где буржуазная экономика, являющаяся всего лишь исторической формой процесса производства, содержит выходящие за ее пределы указания на более ранние формы исторических способов производства. Эти указания наряду с правильным пониманием современности дают в таком случае также и ключ к пониманию прошлого. С другой стороны, это правильное рассмотрение приводит к пунктам, где намечается уничтожение современной формы производственных отношений и в результате этого вырисовываются первые шаги преобразующего движения по направлению к будущему. Если, с одной стороны, добуржуазные фазы являются только лишь историческими, т.е. уже устраненными предпосылками, то современные условия производства выступают как устраняющие самих себя, а потому – как такие условия производства, которые полагают исторические предпосылки для нового общественного строя».
Как видим, в процессе описания отрицания отрицания, как и в других элементах методологии Маркса, места для вопроса о том, что происходит в этом отрицании с индивидуальной бытийностью, как комплексом относительно самостоятельного воспроизводства, не сводимого полностью к воспроизводству общественному, не нашлось.
Ранее вселявший оптимизм технократизм, основой которого, безусловно, была и остается еще производственно-преобразующая деятельность человека и общества, стал порождать чувство пессимизма и явился началом отрезвляющего осознания того, что эта деятельность носит явно ограниченный характер, за пределами которого она превращается из инструмента строительства якобы счастливого и свободного будущего, с изобилием средств жизни, в инструмент разрушения, упадка и разорения не только общественного, но и индивидуального бытия человека. Последствия технократического оптимизма общества массового потребления и изобилия, как его идеала, получили название экологического кризиса, экологического бедствия. Начался процесс осознания того, что сфере производства, оказывается, присуще свойство не только обеспечивать процесс воспроизводства общественного и индивидуального бытия, но и разрушать его.
Разрушение человеческой жизни, опосредованное эксплуатацией человека на одном предприятии, и только по отношению к тем, кто на нем непосредственно работает, стало меняться на непосредственное разрушение здоровья и жизни тех, кто к нему не имеет никакого отношения. Эта новая тенденция в системе капиталистической эксплуатации вскрыла, тем самым, через разрушение здоровья индивида, находящегося вне самого производства, тот факт, что НАРЯДУ С БЫТИЙНОСТЬЮ СОЦИАЛЬНОЙ, В КОТОРУЮ ВКЛЮЧЕН ЧЕЛОВЕК, СУЩЕСТВУЕТ ЕГО ИНДИВИДУАЛЬНАЯ БЫТИЙНОСТЬ, и эта индивидуальная бытийность только частично включена в социальную. В марксистских попытках принять участие в объяснении новых явлений и процессов обнаружилось то, что социальная бытийность есть тотальная категория, не допускающая никакой иной бытийности, кроме самой себя. Так марксистская традиция пришла в противоречие с реалиями новой, экологической стадии капитализма, с новой реальностью общественной и индивидуальной жизни. Следствием стало колоссальное падение авторитета марксизма, особенно после краха коммунистической идеологии и СССР.
Баланс двух видов деятельности
в формах их проявления как подлинное
содержание исторического процесса.
Чтобы решать современные проблемы, найти ответы на все возникающие вопросы, недостаточно опираться в объяснении исторического процесса на производственно-преобразующую деятельность. В значительной степени она дискредитировала себя, достигнув того максимума состояния, котороеый мы наблюдаем сегодня. Наряду с производством необходимых для индивидуального воспроизводства человека условий жизни, предметов обихода, она, параллельно с этим, разрушает среду человеческого обитания до такой степени, что в значительной степени ее результаты теряют всякий свой исторический и логический смысл,
Сегодня человечество начинает осознавать, что ни производственно-преобразующая деятельность, ни воспроизводственная деятельность, взятые по отдельности, не могут составлять единственный смысл и содержание исторического процесса. Соответственно, все больше осознается тот факт, что подлинный смысл исторического процесса, его полное содержание – это оба вида деятельности и баланс между ними, как единой человеческой деятельностной сущности. Из этого следует: всякие несуразности и непонятности, проблемы, связанные с каждым из этих видов деятельности, как в отдельности, так и в их единстве, могут быть разрешены только в рамках этого баланса.
Чтобы определить в каком направлении и каким колебаниям будет в дальнейшем подвергаться этот баланс, необходимо дополнительное исследование политэкономического характера. Но уже сегодня понятно, что этот баланс пожирает всё то время, которое освобождается за счёт автоматизации и роботизации производства, с выталкивания человека, его труда из процесса производства. Потенциально это высвобождаемое время мыслилось Марксом как та материальная предпосылка, которая обеспечит человеку через обретения им своей родовой сущности и обретение свободы в подлинном виде и в полной мере.
Именно это пожирание, его дальнейшая экспансия предопределит не столько обретение свободы, сколько формирование нового вида несвободы, нового порабощения, выживание в котором будет забирать все высвобождаемое время. В силу этого идея освобождения, как состояние коммунизма, утопична, и сопряжено это с тем, что изначально эта идея о будущем исторического процесса явилась продуктом проекции ограниченного (, относительно нашего времени), уровня развития капиталистических тенденций в качестве того нового общества, которое якобы очертила эта старая формация.
Но реальность оказалась сложнее и многообразней в своих тенденциях и формах их проявления. Наметившийся путь нового, как произрастающие предпосылки в старой форме капитализма оказались нейтрализованными, сведенными к нулю, его новой экологической формой, ее негативными последствиями. В итоге, появление так долго ожидаемого коммунизма откладывается на неопределенное время и, скорее всего, навсегда.
В рамках дальнейшего развития капитализма вместо ожидаемого поступательного углубления внутренних противоречий, а так же усиления выявленных Марксом тенденций, произошла трансформация капитализма из старой индустриальной в новую экологическую форму. Наступил новый этап развития капитализма: капитализм пополнился его экологической составляющей, которая всегда имела место быть, но раньше она еще оставалась неосознаваемой, поскольку объективно еще не оформилась в социально и экономически заметное явление как совокупность социально – экологических проблем. Специфической особенностью предыдущего этапа развития капитализма было то, что социально-экологические проблемы не занимали доминирующего, определяющего влияния на систему общественной производственной деятельности.
Из всего этого напрашиваются исторически обоснованные нынешним состоянием капитализма и логически проистекающие из него выводы: исторические взгляды Маркса в той части, в которой они посвящены анализу того времени, в котором он жил, а также тех материальных предпосылок, которые были унаследованы от предшествующих эпох – эта сторона его взглядов объективно выражает исторические тенденции. Но их проецирование на историческое будущее объективно не имело и не могло иметь никакого другого основания, кроме как логического. Предположение, что эти тенденции будут развиваться именно в направлении, реализующем очерченные выше две идеи, которые якобы составляют смысл и содержание состояния под названием коммунизм, могло быть только одним из вариантов, но ни в коем случае не единственно возможным сценарием событий в будущем. Нынешняя специфика капитализма исправила эти ошибочные ожидания Маркса.
Такой разрыв между очерченной Марксом тенденцией движения к коммунизму и теми тенденциями, которые мы наблюдаем сегодня, есть объективное свидетельство того, что идеи и взгляды Маркса на исторический процесс в этот период являются глубоко утопичными. С другой стороны, их утопичность подтверждается также тем, что в их основании лежит опора только на производственно-преобразующую деятельность
человека. При этом полностью игнорируется воспроизводственная деятельность, как неотъемлемая и составная часть деятельности производственной. Именно исторический процесс за эти полтора столетия и вскрыл этот разрыв, а с ним и недооценку воспроизводственно-преобразующей деятельности, что предопределило утопический характер такого одностороннего понимания содержания исторического процесса.
Сегодня, если мы хотим быть впереди, на гребне, держать руку на пульсе новейших тенденций, осмыслить подлинное содержание истории, мы решительным образом должны преодолеть и Марксов утопизм во взглядах на историю и ту методологическую основу, которая была заложена в их основание.
В контексте этой задачи статья В.М.Межуева может служить образцом наиболее объективного на сегодняшний день выражения взглядов Маркса на исторический процесс, на его тенденции в их как объективном, так и утопическом содержании.
Литература:
1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения.. Т. 46: Ч. I. С. 100-101.
2 Там же. С. 101.
3 Там же. Т.13. С. 8.
4 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. I. С. 46.
6 Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений. С. 30.
7 Там же.
8 Там же.
9 Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений. С. 22.
10 Там же. С.23
11 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 42. С. 109.
12 Там же. Т. 46. Ч. I. С. 449.