Что будет если убрать саркофаг в чернобыле
Эксперты предупредили, что Чернобыль ждет еще одна катастрофа
Саркофаг, построенный над взорвавшимся реактором Чернобыльской АЭС, в любой момент может обрушиться, поэтому его необходимо снести как можно скорее. Об этом заявляет британский таблоид The Sun, ссылаясь на информацию украинской компании SSE Chernobyl NPP, которая управляет Чернобыльской атомной электростанцией.
Подписывайтесь на наши группы в Facebook и ВКонтакте, а также блог Дзен.
Специалисты пришли к выводу, что существует высокая вероятность скорого разрушения саркофага «Укрытие», построенного над четвертым энергоблоком Чернобыльской АЭС после аварии. Многочисленные трещины, покосившиеся бетонные плиты и высокий уровень радиации внутри повысили риски нового выброса радиоактивных веществ.
Впоследствии над «Укрытием» установили новое сооружение, которое начали именовать «Новый безопасный конфайнмент» (явление в физике элементарных частиц). Его разработка и строительство велись 12 лет. Однако возведение нового укрытия не решило проблему старого саркофага. В настоящее время конструкция держится только под собственной тяжестью, поэтому сооружение должно быть разобрано.
В свою очередь компания SSE Chernobyl NPP подписала контракт на 78 миллионов долларов, чтобы демонтировать саркофаг. Строители должны укрепить сооружение по мере извлечения его частей с помощью роботизированных кранов. Фрагменты «Укрытия» очистят и отправят на переработку или утилизацию.
Несмотря на то, что работы будут проводить профессионалы, удаление каждой части повысит риск обрушения, который может привести к выбросу большого количества радиоактивных веществ. Как только саркофаг будет демонтирован, рабочие приступят к очистке опасных отходов, которые все еще остались в четвертом энергоблоке. Процесс будет включать в себя вакуумирование радиоактивных частиц и обезвреживание застывшей ядерной лавы.
По словам заместителя технического директора по безопасности Чернобыльской АЭС Александра Новикова, при разборке саркофага будет подниматься скопившаяся на его стенках и крыше пыль, содержащая радиоактивные частицы. Что касается очистки территории под «Укрытием», то она продлится до 2065 года. Эксперты полагают, что к этому времени раком из-за облучения заболеет еще около 40 тысяч человек.
Напомним, что авария на Чернобыльской АЭС произошла 26 апреля 1986 года. Она считается одной из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества. В результате взрыва в четвертом энергоблоке станции радиоактивному облучению подверглись почти 8,4 миллиона жителей Белоруссии, Украины и России. Вокруг АЭС создана зона отчуждения, из которой эвакуировали два города — Припять и Чернобыль, а также 74 села.
Роман Стодоля, специально для Новостного Агентства «Харьков».
Что происходит с радиоактивной лавой под реактором в Чернобыле
Четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС, взорвавшийся больше 35 лет назад, сегодня укрыт уже двумя саркофагами: построенный первыми ликвидаторами сверху накрыли безопасным конфайнментом три года назад. Что происходит с остатками ядерного топлива в руинах реактора мы можем судить только по данным с датчиков радиации.
В начале мая журнал Science опубликовал заметку о том, что в четвертом реакторном зале ЧАЭС вновь активизировались реакции распада. Через неделю Институт проблем безопасности атомных электростанций НАН Украины подтвердил, что в одном из подреакторных помещений четвертого реактора ЧАЭС «наблюдается рост плотности потока нейтронов», но он «не превышает установленных пределов безопасности». Что происходит?
Science приводит слова сотрудников украинского Института проблем безопасности АЭС Анатолия Дорошенко и Максима Савельева, о том, что поток нейтронов в остатках реактора медленно растет и нельзя исключить «риск инцидентов».
Откуда взялись нейтроны в давно «остывшем» месте катастрофы и почему они так важны?
Нейтроны вызывают деление ядер урана-235 или плутония-239 (которые поэтому называются делящимися материалами), при этом распад ядер сопровождается выходом новых нейтронов и в случае правильной геометрии материалов выстраивается самоподдерживающаяся цепочка реакций. Это можно увидеть в ядерном взрыве или работе атомного реактора, и самопроизвольная авария с образованием цепной реакции весьма опасна.
В ходе развития аварии на 4 блоке Чернобыльской АЭС чуть меньше половины загруженного в реактор топлива (80-90 из 200 тонн) осталась в здании в виде лаваподобных топливосодержащих материалов. Уран, плутоний, америций и нептуний в этой застывшей лаве продолжают распадаться, порождая в некоторых вариантах распада нейтроны.
В конце 90-х общее количество нейтронов под первым саркофагом оценивалось величиной примерно 10 штук в секунду, что примерно в триллион раз меньше, чем поток нейтронов в работающем гигаваттном реакторе. За счет распада радиоактивных веществ мы должны были бы наблюдать постепенное снижение нейтронного потока, однако измерения кое-где показывают, что происходит не совсем это.
Отмеченный рост наблюдается в детекторах, установленных в скважинах, пробуренных в завалах и бетонных наплывах вокруг помещения 305/2, которое до аварии находилось прямо под реактором.
После аварии это помещение оказалось недоступным. И радиационные (те, что связаны с опасностью облучения), и ядерные (те, что связаны с риском возникновения самоподдерживающийся цепной реакции) измерения по нему косвенные. Дорошенко и соавторы в своей статье акцентируют внимание на том, что детекторы, расположенные возле помещения 305/2, где осталось самое большое скопление топливных масс, слишком сильно экранированы от него бетоном и завалами. В итоге получается, что нейтронный «шум» от других ЛТСМ забивает самый важный источник, поэтому точность данных по росту не очень велика в плане привязки замеченного роста потока к конкретному скоплению материалов.
Что там происходит
Атомный реактор, прежде всего, представляет из себя устройство для размножения нейтронов, с помощью которых идет извлечение ядерной энергии деления. Размножение достигается организацией такой геометрии из делящегося материала и замедлителя, при котором количество нейтронов возрастает после каждого акта деления, образуя самоподдерживающуюся цепную реакцию. Если же часть из нейтронов из нового поколения поглощать или давать им утекать из активной зоны таким образом, что количество их будет постоянным, то и мощность будет поддерживаться на одном и том же уровне.
Организовать такое непросто, и расчеты показывают, что для запуска ускоряющейся цепной реакции необходимо было бы уменьшить поглощение нейтронов «нейтральными» материалами и их утечку за пределы застывшего расплава как минимум в 2,5 раза. Самостоятельно такие изменения в самой керамике происходить не могут, но в ней есть поры и трещины, так что кое-что меняться может.
Основную роль в изменениях тут играет вода, которой в руинах четвертого энергоблока еще со времен аварии скопилось немало. После сооружения «Укрытия» оказалось, что дождевая и талая вода продолжает поступать внутрь, но к началу 1990 года установился некоторый баланс водного режима. Изменения нейтронной активности в помещениях под саркофагом, как пишут ученые в той же самой статье, были сезонными: сухие периоды сопровождались ростом плотности потока нейтронов, влажные наоборот.
Эта ситуация изменилась, когда поверх «Укрытия» возвели в середине 2010-х Новый безопасный конфайнмент — поступление воды в остатки энергоблока резко сократилось. Соответственно, при высыхании залитых водой лаваподобных топливосодержащих материалов (ЛТСМ) нейтронный поток будет сначала увеличиваться и только после прохождения «оптимального увлажнения» начнет сокращаться — это, возможно, мы и видим сейчас.
Это происходит потому, что вода является одновременно сильным замедлителем и сильным поглотителем нейтронов. Замедление нейтронов — это снижение их энергии от миллионов электронвольт при рождении в ядерной реакции до сотых долей электронвольта — средней тепловой энергии атомов при комнатной температуре. Оно важно, потому что ядро урана-235 или плутония-239 примерно в 1000 раз охотнее поглотит замедленный нейтрон, чем быстрый, только появившийся в реакции. Поэтому добавляя воду к урану, мы увеличиваем вероятность деления и как бы виртуально многократно увеличиваем концентрацию урана. Однако когда воды становится достаточно много, все нейтроны успевают в ней замедлиться, и дальнейшее ее добавление приводит только к росту поглощения ценных нейтронов.
Но что может быть, если расчеты и модели неверны, и в реальности где-то сложатся условия для возникновения самопроизвольной цепной реакции? За историю работы человечества с делящимися материалами такие аварии возникали неоднократно, поэтому можно довольно уверенно предсказать, что произойдет.
Как выглядит самый страшный сценарий
Что будет, если все же ускоряющаяся цепная реакция запустится где-то в объеме топливосодержащей лавы?
Затем «очнувшийся» материал остынет и может вновь заполниться водой. Соответственно, цикл с ростом мощности реакции и прогревом может повториться — и так будет происходить, пока содержание воды в этой области станет слишком маленьким для эффективного замедления нейтронов.
Если это и происходило в 2016-2019 году, то в процессе выпаривания воды из ЛТСМ в объеме Нового Безопасного Конфаймента должна была вырасти концентрация радиоактивных аэрозолей, которые наверняка задержала система фильтрации НБК и заметили бы датчики системы контроля ядерной и радиационной безопасности, но никаких прямых данных у нас об этом нет.
При этом вышеописанный сценарий — это цепь из крайне смелых допущений. А комментарий «ГСП ЧАЭС» опровергает и вариант с развитием цепной реакции в ЛТСМ. Резюмируя, можно сказать, что за 35 прошедших с аварии лет, исследователи, видимо, достаточно хорошо знают об угрозах в останках четвертого энергоблока и барьерах на пути их распространения. Рост нейтронного потока был заранее предсказан расчетно и не является показателем роста опасности, а скорее подтверждает правильность заложенных моделей.
Станьте членом КЛАНА и каждый вторник вы будете получать свежий номер «Аргументы Недели», со скидкой более чем 70%, вместе с эксклюзивными материалами, не вошедшими в полосы газеты. Получите премиум доступ к библиотеке интереснейших и популярных книг, а также архиву более чем 700 вышедших номеров БЕСПЛАТНО. В дополнение у вас появится возможность целый год пользоваться бесплатными юридическими консультациями наших экспертов.
Прикрыть от радиации. Зачем Чернобыльской АЭС второй саркофаг
Новый саркофаг над Чернобыльской АЭС запустиди в эксплуатацию в среду, 10 июля. Он представляет собой огромную арку, которая полностью покроет старый бетонный саркофаг «Укрытие», возведенный над четвертым энергоблоком сразу после взрыва в 1986 году. Арку, или «Новый безопасный конфайнмент», достроили в 2016 году, но в эксплуатацию его вводят только сейчас. Ожидается, что конструкция прослужит 100 лет. «360» рассказывает, что известно об этом строении.
«Укрытие» не справляется
На четвертый блок Чернобыльской АЭС надвинули новую арку
Чтобы предотвратить эту ситуацию, за 206 дней над разрушенным реактором возвели бетонный саркофаг «Укрытие». Считалось, что он прослужит до 2006 года. Но еще в начале 90-х возникли вопросы к герметичности конструкции.
К обсуждению ситуации подключились почти все страны мира. В итоге на саммите «Большой семерки» приняли план обеспечения экологической безопасности на объекте «Укрытие». Тогда же все решили, что требуется еще одно защитное покрытие в виде арки, которая накроет старый саркофаг. Объект назвали «Новый безопасный конфайнмент».
Деньги на его строительство выделили 44 страны и Европейский союз. В общей сложности на эти цели направили более 1,5 миллиарда евро. Россия также вошла в число стран, которые финансировали строительство. С 2011 по 2017 год наша страна направила для арки более 55 миллионов евро. После введения строения в эксплуатацию финансирование возьмет на себя Украина.
«Новый безопасный конфайнмент» должен ограничить радиационное излучение, которое идет от «Укрытия» на персонал АЭС, а также на окружающую среду. Кроме того, в случае обрушения старого саркофага арка не даст разлететься радиоактивным частицам.
Сама арка состоит из двух стенок. Между ними будет нагнетаться теплый сухой воздух, который предотвратит появление конденсата на металлических частицах и, как следствие, не позволит им ржаветь. А образовавшийся от нагнетания вакуум не позволит радиоактивным частицам вырваться наружу.
Источник фото: wikipedia.org
Еще одним важным элементом арки станет внутренняя система кранов, которая позволит разобрать крышу «Укрытия», закрепить рушащиеся конструкции первого саркофага, а также выяснить, что происходит в тех частях разрушенного реактора, куда очень долго не было доступа.
Кроме того, оставшийся лавообразный материал будут извлекать и переводить в безопасное состояние. Ожидается, что окончательно очистка территории станции от радиации закончится не раньше 2065 года.
Долгое возведение
Строительство «Нового безопасного конфайнмента» началось в 2012 году. Из-за огромного размера арки ее сконструировали из двух частей, которые соединили через три года после начала работ. Строили ее не над самим разрушенным энергоблоком, а рядом.
При помощи специальной системы из 224 гидравлических домкратов арку начали надвигать над саркофагом реактора. За одну смену гигантскую конструкцию продвигали только на 60 сантиметров. Окончательно эти работы завершились 29 ноября 2016 года.
Построенная арка стала крупнейшей в мире подвижной наземной конструкцией. Высота «Нового безопасного конфайнмента» достигает 110 метров, а длина 165 метров.
Как сообщили на официальном сайте Чернобыльской АЭС, после надвижки арки уровень радиации снизился в 10 раз. Кроме того, она позволила защитить «Укрытие» от дождей. Вода скапливалась внутри объекта и наполнялась радиацией. Кроме того, ветер постоянно выносил за пределы конструкции радиоактивные частицы.
Но одного наведения арки оказалось недостаточно, хоть это и был ключевой момент в этом проекте. Как рассказала в беседе с изданием Deutsche Welle начальник управления безопасности обращения с радиоактивными отходами Государственной инспекции ядерного регулирования Украины Наталия Рыбалка, после надвижки с аркой необходимо провести еще огромный объем работ. В частности, она пояснила, что нужно внутри следует возвести систему вентиляции воздуха, установить краны для разборки старого саркофага.
«Нужны автоматизированные системы контроля радиационного фона, температуры. Нужно проложить кабели для электропитания техники, водоотводы, установить защиту от ударов молний, систему пожарной безопасности, некоторые другие системы», — пояснила специалист.
Ее коллега Татьяна Сушко пояснила, что все упирается в высокое излучение. Рабочим приходится проводить все операции внутри арки — рядом с саркофагом, который сильно фонит. При этом уровень излучения меняется прямо в процессе манипуляций.
«Снимают слой грунта или бетона, а под ним оказывается слой с повышенным радиационным фоном», — пояснила она. В итоге людей выводят и дают им дополнительные меры защиты, разрабатывают маршруты обхода опасных участков. Специалисты объяснили, что на опасных участках «Укрытия» разрешенное время работы составляет от 10 до 30 минут, на некоторых можно работать до часа. В итоге весь процесс занимает достаточно большое количество времени. Из-за таких задержек сдачу нового саркофага постоянно переносили, хотя первоначально его планировали запустить еще в 2017 году.
В апреле этого года премьер-министр Украины Владимир Гройсман, во время посещения Чернобыльской АЭС, заявил, что работа над «Новым безопасным конфайнментом» практически завершена. Арка прошла первые испытания, которые заняли 72 часа.
Наконец, в среду, 10 июля, новое укрытие над Чернобыльской АЭС ввели в эксплуатацию. Об этом на своей странице в Facebook написал старший советник по внешним связям Европейского банка реконструкции и развития Антон Усов. Эта финансовая организация принимала участие в финансировании проекта.
«»Новый безопасный конфайнмент» пущен в эксплуатацию и передается Украине», — написал он.
«Весь мир кричит, что саркофаг разваливается»: что происходит в Чернобыле 35 лет спустя
26 апреля – годовщина Чернобыльской катастрофы, одной из крупнейших в мире аварий на атомных реакторах
26 апреля – годовщина Чернобыльской катастрофы, одной из крупнейших в мире аварий на атомных реакторах. В 2019-м над старым саркофагом поставили новый, объясняя это тем, что старый саркофаг разваливается. Но и новый, как уверяют, – не последнее средство защиты.
Что происходит сегодня в эпицентре взрыва? Об этом «Собеседник» поговорил с учеными физиками-атомщиками.
Старое «Укрытие» разваливается?
– С северной стороны, куда здание в основном развалилось, мы поставили крупную металлическую опалубку и каскадом забетонировали весь радиоактивный мусор из взорванного оборудования и здания, превратив его в опорную часть металлоконструкции «Укрытия», – рассказывает Лев Бочаров, главный инженер управления строительства №605. Именно этот человек руководил возведением старого саркофага и потом годы наблюдал за его состоянием.
Лев Бочаров//фото: личный архив
Затем поставили опоры, на которые можно было опереть несущие конструкции. И по ним положили металлические щиты – от 25 до 40 тонн каждый. Вот, по большому счету и все.
– А весь мир кричит, что саркофаг разваливается. Там развалиться нечему: те конструкции, которые мы смонтировали (без сварки!), лежат только за счет собственного веса. Там стоят датчики на осадку или смещение. Так вот, в первый год после возведения они показали осадку в десятки раз меньшую, чем мы заложили в проекте. И с тех пор не показывали никаких изменений. Даже после землетрясения в 1991-м.
Что осталось в реакторе?
– Топлива там точно не осталось, это было понято еще в 1986-м: взрыв произошел в нижней части реактора, и все топливо было выброшено наверх. Но все, что под старым саркофагом – остатки реактора, всевозможные технологические сооружения, – очень «грязное» (радиактивное. – Прим. Sobesednik.ru).
Фото: Global Look Press
А вот с точки зрения каких-либо новых взрывов и катаклизмов там абсолютно нечего опасаться, – говорит Игорь Острецов, доктор технических наук, профессор, специалист по ядерной физике и атомной энергетике. С 1986 по 1987 годы он руководил работами Министерства энергетического машиностроения СССР по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.
Игорь Острецов//фото: личный архив
– Это интересный вопрос, на который однозначного ответа по большому счету нет, – высказывает иную точку зрения профессор Георгий Тихомиров, замдиректора института ядерной физики и технологий НИЯУ МИФИ.
– По одной из версий – все взлетело на воздух и ни одного куска топлива там не осталось. По второй – после взрыва что-то неминуемо должно было сползти вниз. А вот какой процент кориума остался в реакторе и сколько радиоактивности лежит сегодня под старым саркофагом – тема для изучения.
На новом саркофаге установлены датчики, которые помогут решить эту загадку.
Фото: Global Look Press
«Зеленая лужайка» не состоялась
– В конце 1980-х предполагалось сделать «зеленую лужайку» (вывезти и захоронить весь радиоактивный мусор из-под саркофага) на этом месте, – рассказывает Игорь Острецов. – ЕС даже собирался финансировать реализацию проекта: в Европе очень боялись, что ветрами может занести к ним радиоактивную «грязь». Был объявлен международный конкурс, где участвовало несколько команд, в том числе наша – ВНИИ атомного машиностроения, где я тогда был замдиректора. Среди участников были так же Ливерморская национальная лаборатория США, Оксфордский университет, голландцы, французы.
Игорь Острецов//фото: стоп-кадр YouTube
Мы, к слову, сделали очень хороший проект, но потом Евросоюз, поразмыслив, решил ограничиться всего лишь новым саркофагом: просто чтобы быть уверенными: радиацию в Европу не занесет – не более того.
– Выиграли французы (наша команда заняла третье место) – с вот этой конструкцией надвигающихся арок, – подхватывает Лев Бочаров, так же участник того конкурса. – А мы предлагали действительно очистить место и сделать это в течение 2-3 лет. Но наш проект не приняли.
– Мы (я в том числе) писали обращение к тогдашнему президенту Кучме – предлагали не только исполнить проект, но вести научное, проектное сопровождение и выступить в роли генподрядчиков. Он ответил, что в наших услугах они не нуждаются.
Где захоронят то, что под старым саркофагом?
– Ничего там захоранивать не будут, – уверен Игорь Острецов. – Потому что вообще непонятно, куда это вывозить? Обычно всю радиационную грязь вывозили в Россию. А сейчас России зачем это принимать? Поэтому, думаю, никто там ничего трогать не будет.
Фото: Global Look Press
– Видите ли, они думают, там осталось топливо, и под новым саркофагом его удастся достать, – говорит Лев Бочаров. – Но топлива там нет, а вот придумать, как извлечь из-под старого саркофага «грязные» отходы, а главное – найти место, куда их можно захоронить, будет непросто.
– Не исключено, что они хотят проводить исследования, – считает Георгий Тихомиров. – У них же сейчас все герметично. Поэтому можно делать резку старого саркофага в специальных костюмах. Если там ничего нет – то и слава Богу. Если что-то есть, можно поместить отходы в специальные контейнеры и либо там же захоронить, либо вывезти куда-то. Вот американцы свою расплавленную активную зону в Три-Майл-Айленде полностью разобрали еще в 1986-м, японцы в ближайшие годы планируют извлекать кориум из блоков Фукусимы.
Вообще, проблема захоронения отработанного топлива РБМК, – продолжает профессор, – это вопрос очень актуальный для атомной энергетики во всем мире, безотносительно к Чернобылю. С одной стороны, это стандартная процедура. Скажем, в России в штатном режиме работают такие же реакторы, как в Чернобыле – к примеру, на Ленинградской, Курской, Смоленской АЭС. Соответственно, когда топливо выработало свой ресурс, первое, что надо сделать, – выгрузить его и куда-то захоронить. Нигде в мире отработанное топливо РБМК не перерабатывают.
Георгий Тихомиров//фото: личный архив
Льготы чернобыльцам урезают.
– 14 апреля мы с президентом общероссийского Союза «Чернобыля» ходили в Госдуму к зампреду комитета по труду Михаилу Тарасенко, – рассказал Вячеслав Китаев, сам бывший чернобылец, а ныне руководитель Московского областного «Союза инвалидов Чернобыля». – Мы предлагаем внести изменения и дополнения в «чернобыльский закон». Надеюсь, у нас это получится. На встрече были так же и представители Минздрава, МЧС, Минтруда и Миннауки.
Ликвидаторы аварии//фото: Global Look Press
А проблемы у чернобыльцев сегодня такие. В регистре одной только Московской области 200 тысяч ликвидаторов, из которых 40% уже скончались. И возникает проблема с детьми этих людей – им отказываются предоставлять те небольшие выплаты, которые положены ликвидаторам. У детей ведь есть только документы родителей, а больше никаких.
– Большие проблемы и с инвалидами, военнослужащими, которые участвовали в ликвидации аварии. Придумывают различные условия для получения помощи, и в результате люди вовсе ее лишаются.
Не дают путевки в санатории – уверяют, что существует какая-то очередь. А между тем, когда устанавливали право выбора (либо деньги, либо натуральные льготы), речь не шла о том, что люди должны годами ждать этой льготы, в законе никакой очереди не предусмотрено. В итоге люди не получают ни денег, ни льгот. Ко мне сейчас обратился инвалид первой группы, он четвертый год не получает ни путевку, ни деньги.
Фото: Global Look Press
Проблема еще в том, что «чернобыльцы» – это абсолютно разные по основаниям для льгот люди, которых смешали в один котел, – продолжает Китаев. – Есть участники ликвидации (те, кто непосредственно был там от работы); есть военнослужащие, которые выполняли свой долг; есть пострадавшие – кто жил на территории и был эвакуирован.
– Сегодня мы видим вопиющую несправедливость.
Например, если человек получил инвалидность на обычном производстве, он получает – в зависимости от зарплаты – страховые суммы по утрате трудоспособности (каждый год правительство определяет максимум, сейчас это 74 тыс.). А у чернобыльцев это право с 2001-го отняли и вместо таких выплат им назначается компенсация – в зависимости от группы инвалидности – 3 тысячи (3 группа), 10 тысяч (2-я группа) и 16 тысяч (1 группа). Все. Это максимум.
Дальше. Изначально было 12 зараженных субъектов РФ, на настоящий момент их всего четыре: 3 года назад часть территорий вдруг стала чистой (контроль производил МЧС по постановлению правительства – такие постановления выходят каждые 3-5 лет), и из 1,5 млн человек, проживающих на этих территориях, сразу осталось всего 600 тысяч.
У нас в законе прописана не дозовая концепция, а территориальная. В зависимости от загрязнения определяются: зона отчуждения – где вообще нельзя находиться; зона отселения – где людей должны выселить, но еще не выселили; зона с правом на отселение – где человек сам определяется и зона с льготно-социально-экономическим статусом. И вот с этими зонами идут всякие игры. Так, то, что было зоной отселения, после последнего постановления правительства стало зоной с правом на отселение. А зона с правом на отселение в свою очередь стала зоной с льготным социально-экономическим статусом, у жителей которой вообще льгот никаких нет.
Туляки писали обращение в Конституционный суд, жалуясь на эту несправедливость. Но им было отказано в рассмотрении.
Как возводили саркофаг в 1986-м
Рассказывает главный инженер «Укрытие» Лев Бочаров:
– Мир не знал ни таких темпов (мы дезактивировали территорию, возвели «Укрытие» и восстановили работу остальных реакторов станции всего за полгода), ни методов решения задачи – ведь аналогов-то не было.
Прежде, чем начать работы, мы подумали о тылах. В чистой зоне разместили рабочих. Это в 15 км от 4-го блока – местечко Тетерев и Иванково (50 км). Главным образом переоборудовали пионерские лагеря. Кстати, именно в этих местах выступали приезжавшие к нам артисты. Некоторые потом говорили, что хватанули дозу. Между тем, находились они только в чистых местах, где даже не милирентгены, а микроренгены были.
Лев Бочаров//фото: личный архив
Руководство строительством жило ближе, в Приборске, в 30 км от реактора, но тоже в чистой зоне. Солдатам ставили палатки, строили бараки. Офицерам министерство путей сообщения (МПС) пригнало несколько составов, и они поначалу размещались в купе.
Так же МПС помог с сохранением продуктов, пригнав несколько составов с рефрижераторами. Потому что людям надо было обязательно обеспечить не только трехразовое питание, но чтобы в рационе непременно было мясо, овощи, фрукты, вода – только бутилированная. А все это надо было где-то хранить. Между тем стояло лето, погода была жаркой, да еще и специально разгоняли тучи: чтобы радиация с дождевой водой не попала в грунтовые воды, а оттуда – через Припять и Днепр – в Черное море.
Для работ в семь раз расширили железнодорожную станцию, там было всего три пути, этого явно недостаточно: нам же все время привозили материалы. В несколько раз укрупнили порт – по воде доставляли песок и щебень, речь шла о сотнях тысячах кубометрах. Расширили мосты, дороги, возвели три бетонных завода непрерывного действия. Построили монтажные площадки, на которых укрупняли металлические конструкции (они же у нас были от 120 до 170 тонн) перед тем, как их монтировать над разрушенным реактором.
Фото: Global Look Press
Всего через объект прошло порядка 600 тыс рабочих, инженеров, специалистов. Говорят, слишком много. Но это было необходимо, чтобы сохранить людей. Дело в том, что работы шли круглосуточно, а уровень радиации зашкаливал. И хотя мы максимально использовали дистанционное управление техникой, некоторые работы приходилось делать на месте.
Сначала шли дозиметристы, определяли, сколько времени человек может находиться на объекте без особого ущерба для здоровья. Поначалу речь шла о минуте. Не фигуральной – реальной минуте. Представьте, из безопасного бункера бежит инженер, и пока бежит, уже схватил 0,3 рентген. Столько же – пока бежит обратно. На работу у него остается минута. И если эта работа потребует часа, значит, делать ее будут 60 человек.
Да, первые дни были очень непростыми.
Вообще-то мы продумали восемь этапов. Первый – это обустроить бункер. Его сделали в хранилище жидких и твердых отходов (ХЖТО), там бетонные стены до 1,5 м толщиной. Мы их отмыли, помещения стали чистыми и там находились все участники строительно-монтажных работ, в том числе инженеры, ученые и т.д. На одном из этажей бункера устроили центр управления дистанционными работами. С помощью кранов нам удалось установить вышки с камерами на разные участки работ. Кабели, чтобы не пострадали от выступающих разрушенных конструкций, упрятали в брезентовые шланги, которые нам предоставили пожарные. Все это мы установили на высоте 20-этажного дома на развалинах реактора. Это была очень сложная операция.
Зато позже и камеры, и краны (три уникальных немецких компьютеризированных крана Demag – каждый занимал 32 платформы поезда, когда его везли к нам), и даже машины (немецкие бетононасосы) управлялись с галереи, которая шла от бункера к 3 блоку с помощью пультов.
Второй этап заключался в том, чтобы очистить территорию от бункера до блока: иначе как выполнять работу? Ее надо было покрыть бетоном, чтобы меньше «фонило». Мы сделали вокруг южной, северной и западной сторон блока такие «пионерные» стенки высотой 5-8 м, чтобы в их тени мог укрыться человек и миксер с бетоном. Только представьте: за 4 месяца мы уложили 450 тыс кубометров бетона.
Потом, когда уже стало можно пойти ближе к радиационному мусору у блока, мы смонтировали опалубку, каскадную стенку и закрыли ею строительный мусор с северной стороны, который излучал очень серьезный уровень радиации. Там было 4 яруса, каждый по 12 м. И когда мы закрыли 1 ярус, уровень радиации сразу снизился почти в 2 раза. Когда закрыли второй, радиационная нагрузка упала в 10 раз. А когда поставили еще два, то стало уже вполне можно работать там не считанные минуты, а уже по полчаса, по часу.
Бытовые подробности
– Когда мы начали укладывать бетон, то машины-бетономешалки приходилось все время выбрасывать, – вспоминает Лев Бочаров. – Они быстро нахватывались радиации, и через каждые 2-3 дня мы отправляли их в могильник. Ну, так машин не напасешься, поэтому вышли из положения так. Построили перевалочный комплекс в Копачах (4 км от АЭС). Поставили бункеры, куда чистые самосвалы приезжали с грузом, а там под них снизу подъезжали грязные миксеры, которые работали уже только с коротким плечом (ездили от станции перегрузки до 4 блока). Водители на этих машинах, конечно, постоянно менялись, а кабины непрерывно отмывали.
Награды Льва Бочарова//фото: личный архив Л.Бочарова
Так же поступили и с автобусами – из места проживания чистый автобус вез рабочих до Чернобыля, а уже ближе к блоку они пересаживались в грязный освинцованный автобус.
Постоянно надо было мыться. Это непременно. Иначе даже в столовую не пустят: на входах повсюду стояли дозиметристы.
Одежду люди меняли каждый день: после работы она сразу шла в могильник. Людям постоянно выдавали новую, с бирками. Тоже и с постелью. И с простынями – полотенец не было, после душа обтирались простынями, и сразу отправляли их в могильник – у нас были специальные пакеты для использованных вещей. Ботинки меняли раз в три дня.
К слову, в американском фильме «Чернобыль» показывали, что шахтеры (почему, кстати, шахтеры?) голыми работают. Чушь какая! Это снимали люди, которые ничего не понимают.