Что будет с браком в будущем
Какой будет семья будущего и почему естественность традиционного брака — миф
Многодетная, традиционная и благополучная — так официальная риторика описывает идеальную семью. Ее сторонники бьют тревогу: «гомосексуальность и полиамория разрушают традиционный брак». Но пока образ семьи с рекламы сока «Добрый» нам транслируют как единственно верный, спектр романтических отношений продолжает расширяться: от моногамии до открытых отношений, от парного союза до полиаморных коммун. Станут ли эти форматы отношений угрозой для традиционной семьи? Спойлер: конечно нет. Просто потому, что ее никогда и не существовало.
Часто считают, что традиционность навсегда отмечена знаком качества и забетонирована в опыте поколений. Зачастую знак равенства между традиционным и хорошим ставят «по умолчанию». Но стоит вспомнить хотя бы, что насильственные браки на Кавказе — это дань традиции, и равенство перестает быть очевидным.
Еще один «железный» аргумент — это естественность, спорить с ним так же сложно, как с родительским «мама сказала», то есть почти никак. Семью принято считать естественным воплощением наших природных инстинктов.
На деле же, при любом разговоре о традиционных ценностях за скобки выносится долгая история брачных отношений — с полигамией, многоженством (реже — многомужеством), браками по расчету (а еще точнее — по воле родителей), полным бесправием женщины и другими прелестями традиционного уклада.
Любовь оказалась центральным элементом семейных отношений не так уж давно. Чего стоит высказывание Монтеня: «Удачный брак, если он вообще существует, отвергает любовь и все ей сопутствующее; он старается возместить ее дружбой».
Сейчас браки по расчету существуют, но оцениваются с презрением, а семью превозносят как союз двух любящих людей. В эпоху Монтеня брак считался надежным в той мере, в какой исключал любовь.
Привычную форму брак приобрел только в прошлом веке. Нуклеарная семья: гетеросексуальная пара с одним или двумя детьми — феномен XX столетия.
Гетеросексуальные отношения всегда выстраивались вокруг социальных институтов, связанных с деторождением — продолжения рода, наследования, передачи собственности. Как часть социального порядка брак был основан скорее на рациональном расчете, исключая такой анархический по своей природе элемент, как любовь. Основная цель семьи в такой ситуации — поддержание социального порядка и демографической политики государства. Автономия чувств идет вразрез с его интересами.
В негосударственных обществах люди живут в сложных родоплеменных структурах, далеких от всем привычной моногамной семьи. Парные отношения, которые мыслятся западной культурой еще от Адама и Евы, долго не были нормой, а формы брака всегда различались между культурами.
Многоженство встречалось в Древнем Египте, Месопотамии, Иране и Индии, а в мусульманской культуре сохраняется и по сей день. Полиандрия — то есть многомужество — хоть и значительно реже, но все же имела место. Например, в индуистских и буддистских общинах в Гималаях несколько братьев традиционно женились на одной невесте. Обычай служил чисто практическим целям: он позволял братьям сохранить унаследованную землю, а не дробить ее между всеми родственниками на крошечные части. Традиция просуществовала вплоть до XX века и сошла на нет только, когда экономика позволила от нее отказаться.
В Ветхом Завете не единожды встречаются упоминания этого явления. У царя Соломона было 700 жен и еще 300 наложниц. Послужной список царя Давида получился не столь внушительным: с точностью он включает 18 женщин разного статуса — жен и наложниц. Исключением не стали и праотцы еврейского народа Авраам и Иаков — оба они были многоженцами. В Библии прописан и принцип левирата — он делает многоженство обязательным для тех, чей брат оставил вдову без наследника.
В Древней Греции многоженство считалось недостойным варварским обычаем, но «поход налево» оставался абсолютно легитимной практикой. Законный брак служил сугубо продолжению рода.
Одновременно открыто существовала культура блудниц-гетер. Она не была простым аналогом проституции. Жены не имели права голоса и во всем подчинялись мужу. Статус же гетеры давал женщине независимость и свою порцию «паблисити».
Гомосексуальность для греков была нормой, если не сказать институциональной практикой. Она носила педагогический характер: эротические отношения зрелого мужчины были допустимы только с юношей, зачастую — его учеником. Бисексуальность была нормой и в Риме.
«И сказал Иуда Онану: войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему. Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал [семя] на землю, чтобы не дать семени брату своему. Зло было пред очами Господа то, что он делал; и Он умертвил и его».
Отношения начинают строиться вокруг акта деторождения. Удовольствие же становится случайным бонусом, а то и совсем исключается из семьи.
«Современный» тип государства и города появляется в Средневековье. Тело, по мнению медиевиста Жака Ле Гоффа, становится центральной метафорой его институтов. Оно же, как описывал Мишель Фуко, «подчиняется отношениям власти» Тело вписывают в политику и контролируют в государственных целях.
Этот контроль — не только наказания, но и «инвестиции» в жизнь и рождаемость. Места любви в этой схеме немного, а семья в ней служит утилитарным целям. Зачатие считалось единственной целью секса. Даже в рамках законного брака «слишком пылкая любовь к жене» оставалась «прелюбодеянием», как утверждали церковники.
Узы брака должны были стать стоп-сигналом для желания — прежде всего, желания женщины. То, что негласно позволялось мужчинам, для женщины лежало в зоне табу, прежде всего, из-за ее репродуктивной функции. Только во второй половине ХХ века внимание смещается с рождения детей на отношения внутри пары.
К тому же долгое время брак оставался скорее дипломатическим решением: его заключали, чтобы установить связи, выгодные для семей жениха и невесты — заключить перемирие или стратегический союз, поправить дела поиздержавшегося рода или завладеть новым имуществом. Мезальянсы не были допустимы, а с мнением брачующихся — особенно невесты — мало кто считался. Если мужчина мог жениться по любви, то женщина оказывалась в куда более уязвимом положении: и юридически, и материально она зависела сначала от отца, а затем — от мужа.
Например, американки не могли владеть собственностью до середины XIX века: даже доходы работающей женщины целиком принадлежали ее мужу.
Акт «передачи» девушки из отцовского дома в мужнин мало чем отличался от культуры обмена женщинами в первобытных племенах. Как заметил антрополог Клод Леви-Стросс, брак выступал способом установить дипломатические связи между ними. Женщина в этой схеме была фигурой обмена. Любовь начала проникать в брак с конца XVIII века. Англия сделала поворот в сторону супружеской любви в эпоху королевы Виктории.
Впрочем, брак по любви еще долгое время оставался в статусе work-in-progress: даже не находя «свою половинку», женщина была вынуждена выйти замуж. К тому ее подталкивало общественное мнение и отсутствие равных с мужчиной прав: она неминуемо нуждалась в покровительстве, по крайней мере до тех пор, как женщины не обрели свой голос в движении суфражизма.
Привычная всем модель: мужчина-добытчик, женщина-домохозяйка и несколько детишек — это и есть нуклеарная семья, которую обычно называют традиционной. Но семья, как и любой социальный институт, не замирает во времени и пространстве — скорее, наоборот, она изменяется вместе с обществом и зависит, прежде всего, от экономики. Нуклеарная модель стала порождением индустриальной эпохи. Для эпохи доиндустриальной были характерны большие семьи: люди жили на земле, а для ее обработки требовалось много рук. Индустриальный переход со всеми вытекающими — развитием городов, заводов и фабрик — требовал от людей большей мобильности. Постепенно они перебираются в город, где их ждет ускоренный ритм жизни, фордовский конвейер и «малогабаритки» вместо родных гектаров земли. Неминуемо меняется и структура семьи: молодые пары отделяются от родителей и ограничиваются несколькими детьми, разные поколения перестают жить вместе, семья становится меньше.
За идиллическим фасадом 50-х скрывалась непривлекательная изнанка: «синдром домохозяйки» — депрессии и нервные срывы женщин, буквально запертых в «золотой клетке», — был повсеместным.
Впрочем, пытаться вернуться к этой модели можно примерно с тем же успехом, как уговаривать пересесть с автомобиля на конного извозчика. То есть можно сколь угодно говорить об экологичности этого способа передвижения, но прогресс остановить невозможно, как и повернуть время вспять.
Это еще не значит, что по семье пора петь панихиду: индустриальная эпоха не искоренила большие семьи, но они перестали быть повсеместной нормой. Эпоха с приставкой «пост» породила огромное пространство выборов: нуклеарная модель может быть лишь одним из них, но не всеобщей универсалией. Чтобы вернуть ей доминирующую роль, пришлось бы заморозить развитие человечества. Семья нуклеарного типа была идеальным решением для массового и централизованного общества.
По мере распада традиционного уклада общество все больше атомизируется. Там, где есть индивидуальность и свобода передвижения, появляется и разнообразие — единая для всех норма утрачивает свою силу.
Семья перестает быть экономической единицей выживания. Если еще полстолетия назад она была насущной необходимостью: например, французские женщины получили право работать без разрешения мужа только в 1965 году, да и ведение быта в одиночку было затруднительным до изобретения мультиварки и стиральной машины, — сейчас практическая компонента брака все больше отпадает. Люди могут жить поодиночке.
Со второй половины ХХ века семья перестает быть детоцентричной: фокус внимания смещается с детей на отношения между партнерами.
Бейби-бум послевоенных 50-х годов породил безусловную ценность ребенка: даже испытав серьезный кризис отношений, родители не разводились ради детей, ради них же могли отказаться от карьеры. Студенческие бунты 1968-го и сексуальная революция, эпоха эклектики и распада старого социального порядка — это и кризис буржуазной семьи.
Индивидуализация значит, что человек уже не готов жертвовать собой — карьерой, успехом и даже сиюминутным удовольствием — ради запросов социума или государства.
По мнению психолога Дэвида Элкинда, семья становится взрослоцентричной: родители готовы переехать в другой город ради карьеры, пусть даже для детей это — не самая комфортная ситуация, а могут и просто развестись — воспитать ребенка в одиночку становится экономически возможным. К тому же развитие контрацепции породило и культуру чайлдфри.
Решение обменяться кольцами становится все более свободным выбором. Мы можем оставаться одиночками или находить партнеров — одного избранника или оставить отношения открытыми.
Обратной стороной медали становится тирания выбора: бесконечная тревога о правильности наших решений.
Романтическая жизнь XXI века — это по большей части серийная моногамия: периодическая смена партнеров вместо одного брака на всю жизнь. Сталкиваясь с бесконечным выбором: от сортов сыра на полке универмага до эмоциональных привязанностей — мы старательно пытаемся найти лучшее.
Психоаналитики отмечают неспособность современных людей к длительным любовным отношениям. Кажется, в атомизированном мире защитные механизмы невротиков и страх перед близостью перешли на все общество в целом. Какие перемены к этому привели, а главное — что за этим стоит?
«Культура окончательно превратилась в нарциссическую, куда менее озабоченную любовью и желанием, а куда более — поиском быстрого удовлетворения», как об этом пишет психоаналитик Рената Салецл. Или мы научились мыслить настолько рационально, что отвергаем миф о «единственном и неповторимом»? Но факт остается фактом — романтические отношения меняют свой формат, а люди все меньше спешат скрепить себя узами брака, как не стремятся и завладеть имуществом или обрести стабильность.
«Отсутствие обязательств — новая волна в отношениях», — характеризует современность Салецл. Причина тому — смещение возрастных границ.
Вопрос «кем я стану, когда вырасту» перестает быть стыдным даже в тридцать лет.
Традиционнов взросление было отмечено освоением главных социальных ролей: работника, супруга и родителя. Миллениалы же тратят намного больше времени на учебу, поиски себя и выбор партнера. Это реакция на новую реальность: перед нами слишком много способов проживать жизнь, чтобы к двадцати годам наверняка знать подходящий.
У нас есть возможность в одночасье сменить работу или место жительства (вплоть до другой страны), а запрос на новые профессии рождается с такой скоростью, что, получая образование, мы не знаем, будет ли оно актуально к моменту выдачи диплома. Человек испытывает неуверенность, а вслед за этим — откладывает важные решения. К тому же меняется и тип социализации: она все больше уходит в интернет. Виртуальные знакомства не просто подменяют реальные: исследователи замечают, что в интернете снижается и способность к эмпатии. Человек больше погружается в себя, нежели выстраивает зрелые эмоциональные контакты.
Возродить брак образца 50-х значило бы «насильственно вернуть женщину на кухню» и «запретить противозачаточные средства и исследования по половой биологии, которые способствуют независимости женщин и внебрачному сексу, что дает возможность ослабить связи семьи», как с иронией отметил социолог Элвин Тоффлер.
Для этого необходимо и снизить уровень экономического развития, чтобы люди просто не смогли выживать поодиночке. Слишком похоже на выдержку из антиутопии, чтобы быть правдой. Впрочем, именно так действует логика консервативного поворота. Мобилизация пролайферов, исключение ЛГБТ-людей из брачных отношений, «закон о пропаганде нетрадиционных семейных отношений» и проникшая в школы консервативная риторика о многодетных семьях — попытка государства отбросить общество к точке, которую оно уже прошло.
Вступая в игру против низовой модернизации — то есть устремлений самого общества, — государство обречено на провал. Чем больше государство «настаивает» на официальных браках, тем чаще люди не заключают их вообще.
По мере того, как семья отдавала свои функции другим институтам: образование — школе, заботу о здоровье — больницам, ее утилитарное значение уступало место любви. Конечно, любовь — весьма хрупкая основа для семьи, но сейчас она — пожалуй, единственное оправдание союза двух людей.
Там, где есть любовь, государству делать нечего — автономное, если не сказать, анархическое, это чувство не вписывается в государственную нормативность. То есть государство может сколько угодно препятствовать гомосексуальным бракам, но оно никогда не запретит любить, может предлагать материнский капитал и наращивать патриархальную риторику, но не заставит людей изменить свой личный вектор развития.
Какая семья заменит нуклеарную? На смену штампу в паспорте придут контракты, регулирующие имущественные отношения партнеров? Или брак сохранит себя как символический жест? Вопрос — даже не в форме партнерства, а в разнообразии вариантов.
Самое определенное, что можно предположить, — спустя время мы не найдем преобладающей модели семьи, вместо этого — множество индивидуальных траекторий. Гостевой брак как эффект ускоренного ритма жизни, индивидуализма и все большей экономической независимости от другого, моно- или полиамория, жизнь с партнером своего или противоположного пола и даже отказ от романтических отношений — палитра выборов становится шире, как и само понимание семьи. Борьба за гендерное равенство, новые ценности, стирание границ личного и рабочего пространства — все это меняет и характер наших отношений.
Про будущее института брака
А давайте пофантазируем про будущее института брака.
Изначально брак был предприятием экономическим, призванным обеспечить передачу наследства и пропитать женщин и детей в рамках аграрного общества.
По мере того, как развивалось индустриальное и пост-индустриальное общество, города, разобщение, женщины начинали играть все более активную экономическую роль, получать все больше независимости, и постепенно смысл брака изменился: теперь он не столько был стратегической сделкой Монтекки и Капулетти, сколько коробочкой для реализации романтической любви и психологических потребностей. Чем более индивидуалистическим становится общество, тем больше психологических потребностей обязан закрывать брак: теперь хороший муж не то, кто прокормит детей, а кто еще и говорит на одном языке, понимает, поддерживает, обладает общими интересами, собеседник, партнер, психолог, со-родитель, любовник, советчик и еще с десяток требований в обе стороны.
Статистика говорит, что сейчас женатые мужчины счастливее и живут дольше неженатых, и, наоборот, незамужние женщины счастливее и живут дольше замужних. Получается, что брак нужен женщине как поддержка в период маленьких детей, в остальном он, как институт, для нее не всегда выгоден.
Как вы думаете, куда пойдет брак? Может быть, он станет временным партнерством по воспитанию детей, с гораздо более твердыми обязанностями сторон, то есть станет по сути «договором защиты интересов ребенка», а не «пока не разлучит нас смерть»? Граждане А и Б обязуются обеспечить потомству то-то и то-то в течение 20 лет. Если это так, то будут ли тендеры? Делегирование? Субподрядчики? Страховка? Финансовые продукты? Фокус не на факте «быть вместе», а на факте «максимум для ребенка» может изменить основу такого союза.
А, может быть, возникнут разные типы брака, которые, как в меню, можно выбрать, и даже собрать в конструкторе. С бытом или без, сексом или без, детьми или без, с открытой датой или ежегодным автоматическим обновлением, имущественные или нет, и так далее.
Институт брака обречен или у него есть шанс в современном мире?
В качестве небольшого отступления: если в целом посмотреть на человеческое общество, то ярких самобытных личностей, которые строят свою жизнь так, как диктует им их природа – мало. Подобные индивидуумы посреди повального разврата хранят чистоту и посреди моралистов заводят гаремы. Основная масса живет так, как диктует мода, без учета истинных потребностей. А это дело переменчивое и напрямую связано с такими институтами как экономика, политика, религия и т.д.
Итак, что мы имеем в современном мире?
— во-вторых –растиражированная мораль тотального эгоизма.
Выполняй все свои желания и не бери ни за что ответственность ибо это приводит к манипуляциям и подавление личности –все это активно тиражируется и на выходе мы имеем людей обоего пола в принципе не способных ни с кем продуктивно взаимодействовать. Причем не только в отношениях, но и по работе, и т.д.
В итоге получается перекос: с одной стороны чисто физиологические потребности удовлетворяются зачастую полнее, чем в обществе со строгой нравственностью и ограничениями. И если грамотно все обставить – то можно избежать неприятных последствий. А с другой – мода модой, но у большинства людей остаются врожденные потребности в социальных контактах, любви, дружбе, продолжении рода, заботе о близких, эмоциональной близости. И современная мораль, в которой уютно только психопатам с эмоциональной ущербностью и интимофобам, не сумевшим справиться с психотравмами, становится прокрустовым ложем для нормального человека. Подсознательно он понимает, что в чем-то его обманули, подсунув пустышку, но от этого еще громче кричит о свободе. Правда, понимая ее весьма однобоко.
Поэтому я не верю, что институт брака окончательно разрушен. Да, он переживает сложные времена. Но все равно находятся те, кто идет вразрез с навязываемой моралью и живет так, как считает нужным, не обзывая любовь слабостью, а доверие наивностью, не объясняя и не подменяя все наши желания голой физиологией. Иногда это приводит к счастью, иногда к трагедии. Не все наши желания исполняются. Но зато именно это будет полноценной жизнью, а не бегством от нее.
Красная книга. Институт семьи исчезнет из-за технологий
Семья всегда будет основой общества, писал в XIX веке Оноре де Бальзак. Заблуждение классика можно понять: он не мог предвидеть, что когда-нибудь в мире появятся ювенальные службы, однополые браки, искусственное оплодотворение и социальные сети. Институт семьи еще рано заносить в Красную книгу, но социальные процессы и технологические прорывы уверенно подводят его к этой черте. Попробуем рассмотреть будущее семейных отношений с точки зрения функций, которые они традиционно выполняют в обществе.
Продолжение рода
Главное предназначение семьи — продолжение рода, и именно с этой стороны ей грозит основная опасность. Заключается она в том, что институт отцовства и материнства в обозримом будущем может превратиться в чистую формальность — темпы развития биотехнологий вполне позволяют предположить такое развитие событий. Еще на предварительном этапе нежелательные сочетания, чреватые физическими и умственными отклонениями, будут вычисляться и отбраковываться по результатам анализов ДНК. Более того, в перспективе ученые обещают возможность создавать младенцев с запрограммированными характеристиками. В результате родительские функции могут свестись к элементарному донорству — зачатые в результате искусственного оплодотворения эмбрионы будут выращиваться в биокапсулах, имитирующих матку и после условного рождения передаваться родителям.
«Нам, пожалуйста, мальчика с IQ 180, цвет кожи — белый, волосы кудрявые и нос как у Майкла Джексона. Готово? Заверните, пожалуйста». Возможны и более радикальные варианты. Не так давно в лаборатории Филадельфийского института были выращены жизнеспособные и репродуктивные «мультимыши», родителями которых являлись одновременно несколько самцов и самок. После этого кто может поручиться, что в скором будущем на свет не появятся мультилюди?
Воспитание детей
Современным миром правят профессионалы: чем сложнее деятельность, тем больше знаний навыков и умений она требует. При этом формированием человеческой личности — пожалуй, самым сложным и тонким видом деятельности из всех существующих — занимаются миллиарды дилетантов-родителей. Устранить этот диссонанс может институт профессиональных родителей, возникновение которого социологи предсказывают в недалеком будущем.
Семейные пары с профильным теоретическим образованием и практическим опытом будут брать на постоянное воспитание детей, родители которых не горят желанием обременять себя этой нелегкой работой. В результате профессиональные отцы и матери получат постоянный источник дохода, а биородители — возможность продолжать учиться, строить карьеру, путешествовать, в общем, жить в свое удовольствие, не отвлекаясь на потомство.
В еще более отдаленном будущем воспитание и образование детей могут быть переданы искусственному интеллекту.
Интимная жизнь
Материальная зависимость
Процесс выравнивания прав и уровня доходов между полами уже сейчас ставит эту составляющую семейных отношений в разряд несущественных. Мало ли среди ваших знакомых семей, где основным поставщиком материальных благ является женщина? Наверняка достаточно. Еще более стремительными темпами растет количество самодостаточных индивидуалистов-одиночек. Так что брачный союз, основанный на распределении ролей «кормилец семейства — хранительница очага» можно смело отправлять на свалку истории уже сегодня.
Любовь, эмоциональная привязанность
Человек — существо непостоянное, а любовь и влечение — слишком хрупкие субстанции, чтобы стать надежным базисом для супружеских отношений в постиндустриальную эпоху. Автоматизация производственных процессов уже освобождает нас от необходимости физического труда, развитие технологий искусственного интеллекта в ближайшей перспективе может избавить от труда умственного. Без привязки к рабочим местам люди будут все чаще менять профессии, места жительства, друзей и сексуальных партнеров. Оформление отношений в таких условиях очень быстро превратится — уже превращается — из традиции в забавную редкость.
Трансформация семьи
Чтобы выжить в условиях стремительно меняющегося мира, семье придется подстраиваться под новые условия. Как это будет происходить?
До начала постиндустриальной эпохи этот институт трансформировался только количественно: от доиндустриальной семьи (прародители-родители-дети-внуки) к индустриальной (родители-дети). Сегодня семья меняется на уровне формы: к традиционному браку уже добавился однополый. В будущем, считают социологи, количество семейных форматов будет только расти. По их оценкам, скоро может появиться временный брак, изначально запрограммированный на расторжение отношений, когда они утратят актуальность. Не исключено введение института пробного брака — несколько месяцев испытательного срока позволят молодоженам решить, готовы ли они окончательно узаконить взаимоотношения.
Прогнозируется бурный рост и последующее узаконивание коммунальных браков, объединяющих в семью нескольких людей, связанных общими делами или интересами. Это может быть семья-коммуна ученых, работающих над долгосрочным исследовательским проектом. Коллективный брак любителей сноубординга, приверженцев вегетарианства или поклонников джаза. Семейное объединение нескольких пожилых граждан, предпочитающих коротать свой век в компании духовно и физически близких людей.
Богатый ассортимент. Что же выбрать?
Идеи, изложенные выше, ни в коем случае не претендуют на истину в последней инстанции. Это не более чем взгляд заинтересованного неспециалиста на будущее общественного института, который сравнительно недавно считался основой основ человеческой цивилизации. Сегодня этот институт на наших глазах превращается в факультатив, завтра станет раритетом.
Прогресс торжествует. Гименей нервно курит в сторонке.