Что будет с китаем в будущем
Китай и будущее
Блогосфера внутрикитайских откровений – сайт «Чжи Ху» (в переводе: «Знай!»). Материал анонимного пользователя «Обгонит ли Китай США? Станет ли первой державой мира?» (24 августа 2018 года):
«Можно мечтать о том, чтобы стать первой державой мира, но не надо ставить перед собой конкретную цель добиться мирового лидерства, ибо на этом пути легко ошибиться, особенно когда стремишься к цели, не выбирая способов её достижения.
«В мире будущего будут представлены уравновешивающие друг друга центры силы. Во-первых, ведомый США американский союз. США сосредоточатся на консолидации обеих Америк. Но это будет задача-минимум: являясь непререкаемым лидером американского континента, опираясь на его богатые природные ресурсы и огромное население, США в итоге станут первой державой будущего и создадут новую западную цивилизацию, отличную от европейской. Во-вторых, Евросоюз, старая западная цивилизация. Контуры Евросоюза уже сформированы, в ближайшее столетие он будет всё больше консолидироваться, но этот процесс не будет линейным и гладким. В-третьих, восточноазиатский союз. Представляется, что будут происходить процессы консолидации в Северо-Восточной и в Юго-Восточной Азии, как в эпоху могущества древнего Китая. Стержнем этого процесса консолидации в Восточной Азии будут Китай, Япония, Республика Корея, Северная Корея, Вьетнам — страны, в которых сосредоточены крупнейшие людские и материальные ресурсы, Восточноазиатский союз станет центром цивилизации Восточной Азии. В-четвёртых, ближневосточная цивилизация как разновидность арабской цивилизации, которая за счёт обладания богатыми природными ресурсами и по мере научно-технического развития приобретёт светский характер, станет самостоятельным центром силы, полюсом. В-пятых, африканский союз. Намётки этого союза обозначены. Африка — континент, где в конечном счёте начнётся модернизация человечества, африканские страны будут быстро развиваться с помощью других государств и союзов, население Африки, превышающее миллиард человек, её богатые природные ресурсы, активизация производительных сил африканских стран обновят облик континента, который прежде называли безнадёжным, сделают его одним из наиболее развивающихся. Можно только представить, каким развитым будет капитальное строительство в Африке, какие будут построены шоссейные и железные дороги, соединяющие африканские государства, порты на западном и восточном побережье континента, входящие в первую сотню портов мира, как всё выше будет уровень образования африканцев. Разумеется, весь этот процесс будет медленным, займёт много лет, но в результате на африканском континенте возникнет сила нового типа, принимающая участие в миростроительстве. А ещё остаётся немало других государств и регионов, например, Россия и Средняя Азия, Южная Азия, где главной является Индия, и т. д., и по каждому из них необходим конкретный анализ.
Когда все вышеперечисленные союзы окончательно консолидируются и сформируются, человечество вступит в новую эру своего всестороннего процветания и развития. Конечно, на этом сложном, извилистом многолетнем пути многое произойдёт не так, как описано выше, но основная тенденция мирового развития будет именно такой».
(Китайский футуролог, как и официальный Пекин, видит далёкое будущее, мир всеобщего развития и процветания, через традиционную конфуцианскую призму «великого единения». Но путь к «великому единению» у этого футуролога лежит не через глобальные концепции и инициативы китайского государства с привкусом «китайской гегемонии», а через относительно независимые процессы формирования пяти основных, уравновешивающих друг друга мировых центров силы, где Китаю отведена роль всего лишь одного из ключевых государств «восточноазиатского союза». О глобальном же лидерстве Китая китайский автор говорит как о философской мечте, но не как о практической цели, к которой надо стремиться во что бы то ни стало. Россию он вообще не видит в первой пятёрке мировых центров силы будущего. – А. Ш.).
Вхождение Китая в мир глобальной цивилизации открыло ему доступ к передовым достижениям человечества, сделало его одним из творцов этих достижений, но при этом «наградило» неизбежными «болезнями» глобализма по-капиталистически. На эту тему рассуждает специалист в сфере промышленности Лю Пиньцзе на сайте «Чжи Ху» 7 апреля 2017 года в статье «Как изменится китайское общество через пять лет?»
«Население. В течение пяти лет численность трудоспособного населения Китая будет сокращаться от 5 млн. до 10 млн. человек в год. В 2023 году число трудоспособного населения Китая сократится на 11 млн. человек. В дальнейшем число трудоспособного населения Китая будет сокращаться более чем на 10 млн. человек в год. По прогнозам, к 2025 году сокращение числа трудоспособного населения Китая станет причиной снижения темпов экономического роста в КНР на 1%. В период с 2013 до 2016 года число умерших в Китае стабильно составляло 9 млн. 700 тыс. человек в год, однако в дальнейшие 5 лет число умерших в Китае превысит 10 млн. человек в год. В 2035 году, когда начнётся сокращение общей численности населения Китая, оно не будет превышать 1 млрд. 450 млн. человек.
В будущем из-за роста цен рынок недвижимости станет убыточным, наиболее растущими и процветающими в Китае станут 1) медицина; 2) социальная сфера; 3) похоронная отрасль. Постепенно будет наблюдаться дефицит финансирования социального и медицинского страхования в Китае, поэтому реформа пенсионной системы, системы социального обеспечения, системы медицинского обеспечения в Китае будут происходить так же, как сегодня происходит реформа системы медицинского обеспечения в США. Без реформирования пенсионной системы, системы социального и медицинского обеспечения в Китае сегодня связанные с ними проблемы будут отложены на будущее и неизбежно усугубятся.
Образование. Через пять лет в числе каждых 100 тысяч человек населения Китая будут более 15 тысяч человек с университетским уровнем культуры.
Экономика. Параллельно с сокращением числа трудоспособных происходит расширение сферы применения робототехники и автоматизированного оборудования в Китае повышается уровень квалификации населения, продолжается рост общей производительности труда и производительности труда на душу населения. В свою очередь, продолжающееся экономическое развитие Китая способствует как повышению уровня науки и техники в стране, так и усилению конкуренции в сфере промышленности.
Когда в Китае завершится нынешний виток роста цен на жильё, произойдёт их откат и стабилизация на 2-3 года. В течение последних нескольких лет цены на жильё также ненадолго подскакивали в таких странах, как Новая Зеландия, Канада, США. Иностранные СМИ и иностранные «мозговые центры» из года в год твердят о долговом и экономическом кризисе в Китае, о китайских городах-призраках, о кризисе водных ресурсов в Китае, однако в ближайшие 10 лет вероятность экономических кризисов в Китае будет ниже, чем в Европе и Японии. Однако если не случится масштабного экономического кризиса в ведущих экономиках мира (китайской, американской, европейской, японской), дальнейший рост цен на недвижимость в Китае в долгосрочной перспективе будет неизбежен. Из-за высоких цен на жильё в четырёх экономически самых крупных городах Китая (Пекине, Шанхае, Гуанчжоу и Шэньчжэне) эти города станут самыми дорогими в мире, обойдя Монако, Сянган, Лондон и Нью-Йорк. Главной и неизбежной причиной роста цен на жильё в Китае является огромное население страны.
Китайско-американские отношения. Если экономический рост Китая, обусловленный его техническим развитием, компенсирует экономический ущерб от сокращения численности трудоспособного населения, Китай продолжит гонку за США. Если же техническое развитие так и не обеспечит Китаю технического преимущества перед Европой и США и Китай останется в середине и внизу системы международного разделения труда, то с учётом постепенного снижения благосостояния населения, с учётом экологических проблем и проблем, связанных с нехваткой природных ресурсов, китайской экономике будет сложно превзойти американскую.
США и Россия только за счёт продажи нефти, леса, полезных ископаемых, сельхозпродукции могут быть богаче Китая. У США намного больше запасы нефти, чем у Китая, США первые в мире по площади разведанных нефтяных месторождений. США входят в первую десятку государств мира с самым высоким объёмом водных ресурсов на душу населения, в то время как Китай является одним из 13 государств мира, наиболее ограниченных в водных ресурсах. По запасам полезных ископаемых США не уступают Австралии и Бразилии, при этом численность населения США в четыре раза меньше, чем в Китае. Для того чтобы свести на нет естественные преимущества США, Китаю необходимо будет превзойти оппонента в научно-технической сфере.
Однако даже если в течение ближайших нескольких лет произойдёт относительное снижение американского экономического потенциала, Китаю всё равно будет сложно превзойти США.
(В отношении компании «Тенсент», собственника крупнейшей китайской соцсети WeChat, услугами которой ежемесячно пользуются 889 млн. человек, оптимизм китайского автора объяснялся тем, что в марте 2017 года эта компания приобрела 5% акций компании «Тесла» на сумму 1,8 млрд. долларов. Весной 2019 года компания «Амазон» признала в Китае поражение перед «Алибабой», и сейчас конкуренция между двумя крупнейшими платформами электронной коммерции развернулась на европейском, в частности, на российском рынках. По данным Strategy Analitics, во втором квартале 2019 года на мировом рынке смартфонов первое место занимал «Самсунг» (76,3 млн. устройств, рост поставок на 1,9%), на втором месте «Хуа Вэй» (58,7 млн. устройств, рост поставок на 1,7%), «Эппл» на третьем месте (38 млн. устройств, снижение поставок на 0,7%). – А. Ш.).
«Без экономического сообщества Китая и США китайские зоны свободной торговли (ЗСТ) не будут иметь никакого смысла».
(Первая китайская ЗСТ создана 29 сентября 2013 года в Шанхае, с тех пор было создано 12 ЗСТ, строительство двенадцатой началось в апреле 2018 года на острове Хайнань. – А. Ш.).
«США потратили 6 триллионов долларов на войну в Ираке и в Афганистане. Если начнётся война между Китаем и США, расходы на такую войну составят десятки триллионов долларов. Кроме обогащения Европы, пользы от такой войны не будет никакой».
(В принципе, зарабатывать больше США — это, конечно, заветная мечта современного Китая, но при этом он понимает, что в обозримом будущем обойти США в прямой экономической конкуренции объективно у него вряд ли получится. Поэтому идеальным вариантом для Китая было бы некое «экономическое сообщество» с США по типу тесного экономического партнёрства с СССР в 50-е годы 20-го века, когда рост Китая обеспечивался за счёт сближения с экономически более могущественным партнёром по лагерю социализма. На начальном этапе проведения политики «реформ и открытости» в начале 80-х годов 20-го века Китаю удалось в значительной степени сблизиться с экономически более сильным тогда, чем он сам, «лагерем капитализма», и так же, как в 50-е годы 20-го века, он выиграл от сближения с СССР, снова выиграть в своём развитии, на этот раз от экономического сближения с Западом. Сегодня Китаю не менее интересно экономически сближаться с Западом, прежде всего с США, и ещё больше выигрывать от такого рода сближения. Однако «торговые трения», «торговые войны», развязанные американцами, которые «прозрели» и воспринимают Китай уже не в качестве противовеса СССР/России, как в 70-е годы 20-го века, а в качестве своего наипрямейшего, экономического в первую очередь, конкурента, разрушают замыслы Китая по сближению с более сильной экономикой для достижения собственной выгоды. Думая, как быть дальше, Китай пока отвечает на американское экономическое давление контрсанкциями, согласно своему древнему принципу “ответь тому, кто напал на тебя первым, дабы обуздать его так, чтобы больше он на тебя не нападал». – А. Ш.).
«Проблема Тайваня. Не думаю, что до 2025 года произойдёт объединение Китая. Решить тайваньскую проблему пока невозможно из-за того, что массы недостаточно активно настроены на её решение. По обе стороны Тайваньского пролива люди просто не хотят слышать друг друга.
Сайт «Чжи Ху», 30 января 2019 года, пользователь Фекда (Фекда – звезда в астеризме Большого Ковша созвездия Большой Медведицы. – А.Ш.), статья «Станет ли Китай развитым государством?», глава 5 «Будущее».
«После великой смуты необходимо широкое наведение порядка, а затем в империю на сто лет приходит умиротворение. Старое поколение уходит, следующее за ним поколение благоденствует, благоденствует и последующее поколение… происходит подъём, а материальные ресурсы сосредотачиваются в руках представителей кланов, консолидируются социальные страты, общество обрекается на «проклятие вещизма», открываются новые «социальные лифты», и наступает новый «золотой век». В последующие 50 лет наступает эпоха «клановой аристократии» и сопутствующее этой эпохе снижение рождаемости, причём чем более развита экономика, тем ниже рождаемость в обществе. Так, по статистике 2016 года Китай занимал 160-е место в мире по уровню рождаемости, Япония – 180-е место, Сянган – 195-е, а «первой с конца» оказалась Южная Корея. То есть «золотой век» создаёт в обществе огромные материальные блага, но численность населения при этом снижается. И если Китай проиграет в мировой конкуренции, ему придётся добиваться преимущества за счёт повышения рождаемости».
(Китайский автор, в принципе, описал период новейшей истории Китая и его обозримое будущее. «Окончание великой смуты» – это образование КНР в 1949 году. «Широкое наведение порядка» – это период базового экономического становления Китая и внутриполитических потрясений до прихода к власти Дэн Сяопина и начала политики «реформ и открытости», стартовавшей решениями 3-го Пленума ЦК КПК 11-го созыва в декабре 1978 года. «Столетнее умиротворение» в Китае, наступившее после «широкого наведения порядка», стало быть, должно продлиться до 80-х годов 21-го века. Китайский автор делит период этого «столетнего умиротворения» на два 50-летних этапа. В соответствии с его логикой первое 50-летие должно завершиться на рубеже 20-х— 30-х годов 21-го века, что соответствует сначала официально провозглашённому «полному построению общества достатка» к столетию образования КПК в 2021 году, а затем реализации государственной программы «Сделано в Китае 2025», предполагающей превращение Китая к 2035 году в «мощную промышленную державу», по уровню промышленного производства превосходящую Германию и Японию. В течение второго пятидесятилетия, грядущего за наступлением «золотого века» и предрекаемого китайским автором как «эпоха «клановой аристократии»», в Китае должна быть решена официально намеченная задача построения «процветающей, демократической и культурной страны социализма» к столетию образования КНР в 2049 году. Однако, по мнению китайского автора, второе пятидесятилетие «столетнего умиротворения» в Китае, которое должно начаться в 30-е годы 21-го века, будет характеризоваться заметным снижением численности трудоспособного населения, что может осложнить решение исторических задач, стоящих перед страной, создавая проблемы и для её экономики и для обеспечения необходимого ей мобилизационного ресурса. – А. Ш.).
Если рассуждать о том, есть ли у Китая откровенно агрессивные планы на будущее, то, вероятно, в этой связи стоит вспомнить его современную концепцию «стратегической обороны» в сочетании с возможностью «оперативно-тактического наступления» на напавшего первым врага. (См.: «Белая книга. Национальная оборона Китая в новую эпоху», Министерство обороны КНР, 24 июля 2019 года. – А. Ш.)
Базовая концепция «стратегии активной обороны» официально существует в Китае с марта 1956 года. В 60-е – первую половину 80-х годов 20-го века эта концепция была преимущественно ориентирована на стратегическую оборону северных границ Китая от СССР, военная угроза со стороны которого все те годы воспринималась китайцами абсолютно серьёзно. Тогда и руководство страны и массы искренне верили в то, что советские войска, сосредоточенные на западном и в особенности на восточном участках китайско-советской границы, в любой момент могут обрушиться на Китай, а дислокация советского воинского контингента, 39-й советской армии в МНР, буквально в нескольких сотнях километров от Пекина и от стратегических внутренних районов КНР, доводила эти опасения практически до состояния истеричной контрагрессии, временами выплёскивавшейся в вооружённые столкновения на советско-китайской границе. Во второй половине 80-х годов 20-го века, сумев нормализовать межгосударственные отношения с сухопутным северным соседом на долгосрочную перспективу и на очень выгодных для себя военно-политических условиях, Центральный военный совет КПК, он же Центральный военный совет КНР, и Генштаб НОАК сосредоточили своё внимание на развитии базовой концепции «стратегии активной обороны» применительно в первую очередь не к Сухопутным войскам (СВ) НОАК, а к ВМС НОАК, а также к ВВС НОАК для парирования военных угроз с океанских направлений материковому побережью Китая протяжённостью более 18 тысяч километров. На сегодняшний день фокус внимания китайских военных, планирующих «стратегическую оборону» в сочетании с «оперативно-тактическим наступлением», сосредоточен на так называемой «ближней морской акватории», под которой ими понимается не только 200-мильная морская зона от побережья материкового Китая, но и вся акватория Жёлтого моря, Восточно-Китайского моря, Южно-Китайского моря, акватория, прилегающая к архипелагу Наньша (Спратли), острову Тайвань, группе островов Окинава, а также акватория северной части Тихого океана. Основной моделью применения сил и средств военного флота и военной авиации Китая в этих районах являются «асимметричные меры», препятствующие вторжению сил противника. Западные специалисты именуют эту модель А2/АD (anti-access/area denial), «ограничение доступа, манёвра и воспрепятствование им», то есть сдерживание противника (для Китая сегодня это ВМС и ВВС США и их союзников в «ближней морской акватории») с помощью комплекса разнообразных вооружений, прежде всего ракетных, путём создания повышенной угрозы для дислокации сил противника в защищаемых Китаем районах, прежде всего в Южно-Китайском море.
Такая военная стратегия Китая полностью обусловлена текущей военно-политической ситуацией в АТР, поскольку с учётом индо-тихоокеанской стратегии США, нацеленной на военно-политическое сдерживание Китая, китайские военные всё больше сосредотачиваются на южном и юго-восточном стратегических направлениях.
Но если протяжённая сухопутная граница с Россией и в придачу граница с МНР для Китая больше не являются источником военной угрозы; если на высокогорных западных границах с мощной Индией – стратегическим партнёром США сохраняется статус-кво с большей или меньшей степенью напряжённости; если на юго-востоке, в АТР, Китай и многочисленный американский воинский контингент с ближайшими военными союзниками США в регионе (Япония, РК, Австралия) ходят друг перед другом «по краю красной черты», «ствол в ствол»; если Китай очень хочет, но не может «вытащить тайваньскую занозу» из собственного «мягкого подбрюшья»; если на востоке КНДР была, есть и будет для Китая «губами, защищающими зубы», то на юге существует государство, на котором, как и 40 лет назад, можно при подходящем случае и относительно безнаказанно попытаться продемонстрировать свою неприкрытую риторикой «общего блага» и «гармонии» растущую силу. И, самое главное, «решение вопроса» с Вьетнамом позволяет Китаю закрепиться на стратегическом рубеже, проходящем по логистическим маршрутам китайской инициативы «Морского «Шёлкового пути» 21-го века», что означает распространение прежде всего экономического влияния Китая на такие важные регионы мира, как Персидский залив, Красное море и далее выход в Средиземное море, Африка.
На эту тему рассуждает на сайте «Чжи Ху», анонимный пользователь, в статье «Что означает Южно-Китайское море для Вьетнама?» (17 января 2016 года):
«Для Вьетнама Южно-Китайское море – это выход в Тихий океан. Поэтому морские границы в акватории Южно-Китайского моря в китайской интерпретации практически позволяют Китаю запереть Вьетнам у собственного побережья, точно так же, как контроль США над «первой островной линией» (Японские острова, Тайвань, Филиппинские острова, Большие Зондские острова. – А. Ш.) создаёт блокаду Китая.
Для Китая Южно-Китайское море – это выход в Индийский океан, так сказать, «весь мир — Поднебесная пред взором китайского правителя». Потерять Южно-Китайское море для Китая всё равно, что ноги лишиться».
Так действительно ли, как утверждает австралийский аналитик, Китай «стремится преобразовать весь мир по китайским лекалам высокотехнологичного управления на базе традиционных конфуцианских ценностей»? Возможно. Как возможно и то, что в сейфах китайских центров принятия стратегических военных решений лежат планы разгрома Вьетнама и полного контроля Китая над Южно-Китайским морем, планы сдерживания и разгрома американских и союзных им войск на «первой островной линии» и на «второй островной линии» (Японские острова, остров Гуам, Северные Марианские острова, тихоокеанские островные группы до побережья Северной Австралии. – А. Ш.), планы покорения Тайваня и одоления Индии, даже планы развёртывания военно-морской инфраструктуры НОАК по маршрутам «Морского «Шёлкового пути» 21-го века». А, возможно, в каких-то уж совсем глубоких и секретных китайских сейфах в тонюсенькой неприметной папочке лежит план совсем далёкого будущего, когда «при благоприятных обстоятельствах» Китай сможет попытаться потеснить русских в Сибири и на российском Дальнем Востоке, как он в новейшую историю, кстати, делал уже дважды: в 1929 году на КВЖД и в конце 1942 года в Синьцзяне.
Одним словом, у Китая могут быть самые невероятные планы, возможно, даже такие, о которых мы не догадываемся. Если прибегнуть к аллегории, Китай – это Дракон, существо могущественное и оттого по определению опасное, но, самое главное, – существо загадочное, малопонятное. Бегать и кричать: «Китай стремится преобразовать мир на базе традиционных конфуцианских ценностей!», «Китай когда-нибудь захватит Сибирь!» и т. д., совершенно бессмысленно и абсолютно непродуктивно. Единственное, что можно делать, дабы постараться понять глубинные замыслы Китая и при необходимости противодействовать им: продолжать изучать Дракона настоящим образом в собственных национальных интересах.
70 лет КНР. В чем секрет «китайского чуда» и станет ли Россия «придатком Китая»?
1 октября исполняется 70 лет со дня образования Китайской Народной Республики. Сегодня это одна из самых мощных экономик мира, к тому же сосед России, общая граница с которым у нас составляет более 4209 км. К тому же сегодня Россия возлагает большие надежды на экономическое и политическое сотрудничество с Китаем. Несколько оно оправданно, в интервью Znak.com размышляет директор Центра комплексного китаеведения и региональных проектов МГИМО, главный редактор журнала «Сравнительная политика», доктор политических наук Алексей Воскресенский.
«Научное развитие — стержень политики коммунистического Китая»
— Китайская народная республика — единственная страна, которая смогла построить капитализм под знаменами коммунизма. Многие экономисты левого толка в России приводят это как пример упущенной возможности для России. А в чем слабые места такой модели?
— Экономисты левого толка в России уверены, что такая модель дает максимальное преимущество именно благодаря централизации. Но если поговорить с самими китайцами, то они скажут, что делали то, что делают во всем развитом мире: децентрализовали экономическую сферу жизни до такой степени, пока это не привело к успеху. Китайцы проводили структурные реформы. Но делали это аккуратно и писали об этом только после того, как каждая проведенная мера доказывала свою успешность. Соответственно главный вопрос дискуссии, почему реформы в Китае стали успешными, это вопрос децентрализации. Сегодня экономика в Китае децентрализована существенно больше, чем в России.
Да, действительно в Китае авторитарная власть. Но именно она и предоставила китайцам возможность реформировать экономику. Последние аналогичные бурные реформы, нацеленные на децентрализацию экономики, были, пожалуй, только в конце XIX века, правда, на других условиях и с существенным участием Запада. То есть государство в Китае играло не роль централизующей силы, а лишь направляющую стратегическую роль. Второй экономикой мира Китай смог стать именно благодаря умелой экономической децентрализации.
— Экономика Китая падает. Например, национальная статистическая служба Китая сообщила, что в августе темпы роста промышленного производства Китая замедлились до минимума за 17 лет. На ваш взгляд, это начала заката эпохи «китайского чуда» или временные неудачи?
— Модель, которая привела к успеху экономических реформ в КНР, базировалась на исключительных внешних условиях. Это распад биполярной системы, исчезновение с мировой арены Советского Союза, появление полицентричного мира и получение неограниченного доступа на мировые рынки. И за счет этого Китай смог стать сборочным цехом мира. Китай, производя продукцию на основе дешевой рабочей силы, получил возможность продавать ее по всему свету, в том числе и прежде всего в богатых западных странах.
Но эта ситуация подходит к концу. Поэтому, когда мы говорим о замедлении экономического роста, мы должны понимать, что та модель, на основе которой успешно работала китайская экономика до последнего времени, сошла на нет. Для дальнейшего необходима новая модель. И Китай уже этим занимается. До конца она еще не разработана по той причине, что Китай не может полностью опираться на внутренний спрос из-за большого сегмента бедного населения. Китай, с одной стороны, пытается создать возможности для усиления внутреннего спроса, а с другой стороны, продолжает внешнюю расширительную экономическую политику. Сможет ли он это сделать, вопрос риторический. Яркий пример, почему эта политика себя исчерпала — это торговая война с США.
Но главное преимущество Китая заключается в том, что у него здоровая и сильная экономика. Это положение взято за основу американской администрацией. То есть ему уже не нужен торговый профицит, а значит, его можно сократить. И это хорошо понимает китайское руководство. Поэтому в целом в вопросе о торговой войне и тарифах обе стороны ищут компромиссы. Не нужно думать, что Китай пойдет до конца, будет воевать и так далее. Нет, будут вестись переговоры по всем важным торгово-экономическим позициям, чтобы обеспечить присутствие Китая в максимально благоприятной и выгодной для него форме на американском высококонкурентном рынке.
— Как вы оцениваете возможность смены политического режима в Китае? Если идеология в некотором смысле является формальностью, тогда что может заставлять китайцев жить в условиях однопартийной системы и отсутствия демократии?
— Современный китайский режим нельзя ставить в один ряд ни с советской моделью, ни с той политико-экономической программой, которую сегодня предлагает КПРФ. Китайская модель десоветизирована, максимально точно учитывает внешнюю конъюнктуру и новые внутриполитические условия Китая. Тоталитарная модель политического управления периода правления Мао Цзэдуна давно уже была трансформирована в модель высококонкурентного просвещенного авторитаризма. Еще когда существовал Советский Союз, в решениях Коммунистической партии Китая было записано, что современная эпоха — это эпоха мира и развития. Несмотря на то что сегодня ситуация в мире усложнилась в высшей степени, это положение не было дезавуировано. Китайцы все равно полагают, что продолжается эпоха новых возможностей, в том числе и для совместного успешного экономического развития.
Да, сегодня у китайского политического режима есть внутренние сложности, внутри партии существуют разные взгляды по поводу темпов развития и характера дальнейших преобразований, но самое главное — экономическая политика успешна. Произошли колоссальные изменения, которые повлияли на положение народа в лучшую сторону. И во всех решениях съездов коммунистической партии Китая это записано. И не просто записано, а подтверждено конкретными делами. Сегодня китайское население обладает невиданными возможностями для развития по сравнению с прошлым. Китайские компании совершенно спокойно идут и в Европу, и в Африку. Есть сложности в США, но опять же не со всеми компаниями. Почему Китай смог достигнуть таких успехов? Потому что за этим стоят научные разработки. В материалах XVIII съезда КПК главный тезис — это развитие на основе науки, научное развитие — стержень политики коммунистического Китая.
«В России сегодня многие не понимают, как устроена китайская экономика. Даже на уровне министра»
— Поворот на Восток связан не только с кризисными явлениями в мировой экономике, с обострением отношений с Западом, с санкциями и так далее. Это связано с тем, что страны Востока в целом осуществили экономический прорыв и стали догонять по уровню жизни развитые западные страны. А некоторые даже и превзошли, — к примеру, Сингапур, который не зря называют азиатской Швейцарией. На Востоке, и особенно в Восточной Азии, есть огромный рынок для российской продукции, и это необязательно нефть, газ, металлы и другие ресурсы, но и высокотехнологичная продукция.
Следующий мотив поворота на Восток связан с тем, что целесообразно было бы присмотреться к тем экономическим моделям, которые реализуют эти страны. Они действительно сумели на протяжении одного поколения поднять уровень жизни без всяких насильственных мобилизаций, больших скачков, прорывов и так далее. И сегодня представители восточных стран уже не чувствуют себя ущербными по сравнению с жителями западных стран, как это было еще 70 лет тому назад.
— Не слишком ли однобокий этот поворот? Основной интерес Китая к России сосредоточен в сырьевом секторе: нефть, минеральное топливо, древесина. А что еще мы можем предложить нашим восточным партнерам? Не ставит ли себя Россия тем самым в положение сырьевого придатка?
— Реализовать эту политику — это наша задача и задача тех условий, которые существуют в нашей политике. Вероятно, она нереализуема в том варианте, как это изначально задумывалось. Если идет в основном торговля ресурсами, то, конечно, теряется смысл делать что-то сложное. Легче продавать нефть и перераспределять ресурсы. Конечно, сложившаяся ситуация таит в себе опасность для российско-китайских отношений. В России поставлена задача к 2024 году нарастить двусторонний внешнеторговый оборот до 200 млрд долларов в год. Но возникает вопрос, за счет чего он будет достигнут за такое короткое время?
Но этот вопрос шире, чем отношения с Китаем. Когда начинался конфликт с Западом, наши политики говорили, что мы разработаем альтернативную внешнюю политику, чтобы уйти от доминирования Запада. Если поворот на Восток — это и есть альтернативная политика, которая также ставит Россию в зависимость от других стран, тогда возникает вопрос к нашему экспертному сообществу. Выходит, либо их советы неправильные, либо управленческая элита не принимает их советы.
Самое главное отличие российской модели от китайской в том, что там государство активно помогает бизнесу, с точки зрения создания условий. Еще при Цзян Цзэмине был введен принцип «трех представительств»: если ты успешный бизнесмен, то совершенно ясно, что ты патриот, потому что ты работаешь на благо родины. И эти люди стали вступать в партию и поддерживать ее политику. В России это не так. У государства к предпринимательству очень много претензий.
Что мы можем предложить китайцам взамен? Вопрос в том, что сегодня предлагать, кроме того, что само появляется в природе, особого смысла нет. Если сравнить законодательство в области инноваций разных стран, то в той же Америке изобретатель получает материальную выгоду от достижений своего труда. И китайцы сейчас делают ровно то же самое, они максимально переняли у США методы привлечения талантливых людей и поощрения их работы. Молодые специалисты, прежде всего китайцы, которые получили образование в высококлассных зарубежных университетах и опыт в иностранных фирмах, едут работать в Китай. Потому что там им создают такие условия, которые они никогда не получат в России. И, конечно, там нет тех вещей, которые сегодня есть, например, в российской образовательной системе, — это ярмо отчетов, формализация и так далее. Ты учи и будь на мировом уровне — вот все, что от тебя требуется. Есть масса показателей, которые позволяют измерить такую активность. Зачем огород городить?
— Российские чиновники любят ставить Китай в пример россиянам. Причем нередко делают это с неким с менторством, подчеркивая свое отношение к россиянам, как у ущербным и отсталым. Например, несколько месяцев назад министр экономического развития страны Максим Орешкин во время Второго Столыпинского форума выступил с призывом пожертвовать настоящим ради «светлого» будущего, приведя в пример Китай. Цитирую, как именно он понимает экономическую политику Китая: «Это осознанная политика — жертвовать настоящим, чтобы ВВП рос. Поэтому экономический рост, хотя все думают, что это что-то приятное, на самом деле, болезненный процесс. Спортсмены говорят: no pain, no gain (нет боли — нет успеха). То же самое касается экономики». Насколько адекватны такие представления о Китае и насколько китайская модель применима в России?
— Китайцы подготовили новую когорту экономистов, которые адекватно понимают, как функционирует мировая экономика. Что касается наших экономистов, то, насколько я могу судить по их заявлениям, они больше руководствуются политическими соображениями. Успех китайцев не в том, что они применили централизацию, провозгласили прорыв или очередную мобилизацию, а в том, что они децентрализовали и раскрепостили экономическую жизнь до такой степени, которой ранее в Китае не было. И у нас такой децентрализации не было и тем более нет сейчас. Даже в 90-е годы цены отпустили, все стали торговать без особых ограничений, а наша «шоковая терапия» просто легализовала уже де-факто существующую ситуацию. Поэтому сегодня не китайцы едут к нам за товаром, а наши предприниматели едут в Китай за товаром и потом здесь его продают.
Теперь по зарплате. Китайцы занимаются диверсификацией экономики. Приведу пример. В одном из городов Италии еще в конце 1980-х годов было принято решение закрыть завод по производству мопедов. Просто потому, что эти модели уже прошли разные модификации и осовременивать их далее уже было нельзя. Но разбирать этот завод и утилизовать его было дорого. Тогда китайцы предложили итальянцам продать им завод. Те продали, китайцы разобрали по винтику и перевезли к себе в страну. Наши экономисты спрашивают: а зачем вы это сделали? Китайцы отвечают, что хотя это и устаревшие модели, но мы за счет этого можем насытить спрос, создать новые рабочие места, и вообще в некоторых городах люди все еще на велосипедах ездят, а пересядут на мопеды. Такая политика прошла несколько этапов. Но сегодня китайцы в основном уже передвигаются на электромопедах, а на юге есть города, где с двигателями внутреннего сгорания только приезжающие извне такси, все остальное электрифицировано, а между городами идут высокоскоростные поезда.
Сегодня зарплаты в Китае стали значительно выше. Особенно на Юге, где они в некоторых отраслях экономики почти достигли среднемирового уровня. Это, кстати, стало одной из причин, почему США ввели торговые пошлины. Китайцы стали отдавать производство своей продукции в бедные северные вьетнамские провинции, то есть их себестоимость стала вновь стоить копейки. Тут-то Трамп и его коллеги и сказали, что Китай уж стал развитой и сильной экономикой, зачем ему еще дополнительные деньги от продажи такого рода товаров, и ввели на них дополнительные тарифы, если они поставлялись на американский рынок.
Что касается непосредственно заявления Орешкина, то в Китае никто не собирается жертвовать настоящим, чтобы ВВП рос, надрывать сегодняшнее поколение во имя мифического будущего, которое в таком случае может и не наступить. Но задача достигнуть уровня «сяокан» — среднего уровня зажиточности по мировым стандартам — поставлена. И мне почему-то кажется, что она будет выполнена в срок. Потому что никто из китайцев не считает жизнь болезненным процессом, а экономику — нуждающейся в упражнениях мазохистского типа по примеру «нету боли, нет успеха». Главное — планомерно двигаться вперед, пусть понемногу, но вперед, через неизбежные трудности, но вперед, без шараханий и шапкозакидательства. Продуманно, без надрыва пупка, на основе научных разработок и научных рекомендаций. Но для этого китайцы сначала подготовили когорту высококлассных экономистов и применяли в масштабах всей страны только то, что уже оправдало себя в специальных экономических зонах.
Поэтому в России сегодня многие не понимают, как устроена китайская экономика. Даже на уровне министра. Вообще сложилась уникальная ситуация: в правительстве сегодня нет настоящих китаеведов, которые бы могли адекватно доводить до сведения чиновников, что происходит в Китае. А, например, в царской России были особые совещания по Китаю, все чиновники собирались под председательством императора. Китай для России имеет колоссальное значение со всех точек зрения. Разве сегодня его значение меньше, чем в XIX веке?
— Считается, что если будет построен газопровод «Сила Сибири», то Китай станет одним из крупнейших покупателей российского газа после запуска, заменив России Европу. Однако, например, партнер и старший аналитик консалтинговой компании RusEnergy Михаил Крутихин считает перспективы данного проекта призрачными. По его словам, для китайских чиновников этот проект лишь запасной вариант, а для России он может окупиться лишь к 2048 году при успешной реализации. Насколько серьезны такие опасения? И не выходит ли тогда так, что не столько Китаю нужна Россия, сколько России — Китай?
— Торговля энергоресурсами — это достаточно высокотехнологическая отрасль, поскольку связана с развитием сопутствующих отраслей. Поэтому не стоит полагать, что мы просто перегоняем наши природные ресурсы в Китай. Другое дело — насколько велика доля продуктов нефтепереработки в нашем энергетическом экспорте в Китай. Что касается китайцев, то обеспеченность энергоресурсами для них важна. Но они диверсифицируют свои источники поставок — и с Ближнего Востока, и из Центральной Азии. Поэтому политика в целом правильная, если она экономически просчитана, но мы должны хорошо понимать, что она будет ограничена по времени.
При этом китайцы не только ищут поставки энергоресурсов в других странах, но и активно занимаются внедрением альтернативных источников энергии. Постепенно Китай будет менее зависим от углеводородов. И с этой точки зрения, справедливо говорить, к сожалению, что Китай больше нужен России, чем наоборот. Многие страны существуют за счет того, что просто покупают сырую нефть, а потом ее перерабатывают и продают. Вот нам над чем надо думать. Над диверсификацией продуктов производства в нефтяной отрасли. Что касается других товаров, то сегодня наша торговля машиностроительными изделиями с Китаем упала до 1%. Даже в 1990-х годах было 6%. То есть в этом направлении наши перспективы, увы, уже слабы. Впрочем, наши эксперты по Китаю об этом писали еще десятилетие назад.
«Нужно подписать пограничный договор, который навечно закроет проблему территориальных претензий»
— На высшем уровне декларируется дружба и долгосрочное сотрудничество России и Китая. Однако на социальном сохраняется подозрительность и даже отторжение. Один из факторов, осложняющих отношение россиян к Китаю, — это незаконная и по сути варварская вырубка тайги в Сибири. Понятно, что это происходит из-за попустительства российских чиновников. И все же насколько эта проблема серьезна и несет ли официальный Пекин за нее ответственность?
— Дальнейшее форсирование «добрых» отношений с Китаем может привести к перекосам. Варварская вырубка тайги — это проявление таких перекосов. Если посмотреть сайты приграничных областей с Китаем, то там полно случаев, когда китайцы вывозят запрещенные товары. Это и вытяжка из струи кабарги, и оленьи рога, и многое другое. Но это же наша система позволяет им это делать. И здесь складывается парадоксальная ситуация: почему действует такая жесткая система в отношении российских предпринимателей, но одновременно она же позволяет заниматься незаконной деятельностью иностранным? Что касается ответственности Пекина, то сначала давайте спросим с наших чиновников, а потом уже будем предъявлять претензии китайским.
— С точки зрения геополитики, а к геополитике в Кремле относятся серьезно, на Дальнем Востоке происходит демографическая экспансия со стороны Китая. По крайней мере, такие представления преобладали еще лет 10–15 тому назад. А что сегодня происходит и стоит ли опасаться России, что рано или поздно дальневосточные территории России окажутся заселены этносом, который вовсе не собирается ассимилироваться?
— Неправильно утверждать, что китайцы не ассимилируются. Они принимают культуру и правила жизни другой страны, но только если им предлагается продуманная политика и она действительно делает жизнь китайца комфортной. В России уже есть смешанные браки китайцев и русских. Но, конечно, в целом китайская диаспора компактна и сильно этнически ориентирована. Китайцы до пятого поколения помнят, кто они и откуда. Такой тяги к корням нет почти ни у какого другого этноса.
Этот вопрос еще усугубляется и тем, что у нас общая сухопутная граница самой большой в мире протяженности. В Китае до сих пор существуют теории о несправедливых территориальных договорах с Россией, говорят о эпохе унижения и позора далекого прошлого, как о настоящем. Отсюда и возник в советское время конфликт с Китаем. Это конечно теперь не официальная позиция китайского государства, как это было раньше. Но, с другой стороны, она и не препятствует таким взглядам. Они есть в среде националистически настроенного китайского населения. Есть, кстати, и у нас подобные настроения, только прямо противоположные по отношению к китайцам и их истории. И понятно, что если экономическая ситуация в Китае будет ухудшаться, то и подобного рода теории в Китае будут оживляться и распространяться шире, чем сегодня. Поэтому нам никакие экономические кризисы в Китае невыгодны, потому что тогда мы получим существенно больше проблем, чем при развитии отношений с уверенным и благополучным соседом. Другое дело, что такие отношения нужно прогнозировать и выстраивать их на основе разумной политики взаимовыгодного партнерства.
Сегодня нет оснований говорить, что сейчас на Дальнем Востоке России существует крупная замкнутая китайская диаспора. Часть китайцев оседает в России, появляются смешанные браки, молодежь поступает в российские вузы. И это нормально. Притом что в некоторых странах успешно ассимилированные китайцы уже занимают руководящие политические и государственные посты. Другое дело, как происходит ассимиляция и какие проблемы она может породить, если такая политика будет проводится непродуманно. Я думаю, чтобы не было больше спекуляций по вопросу разного рода исторических несправедливостей, нужно подписать пограничный договор, который навечно закроет проблему территориальных претензий. Тогда будет понятно, что и российская сторона, и китайская достигли компромисса и полного взаимопонимания в этом вопросе.
И здесь нужно поднять еще один вопрос — это вопрос инвестирования в Россию со стороны китайских бизнесменов. Многим китайцам и хотелось бы вкладываться в российскую экономику, но возникают политические сложности. Националистически настроенная власть будет думать, что это идут инвестиции в те территории, которые когда-то были заселены их предками. И я, кстати, сам знаю таких людей в Китае, которые помнят, что их родичи жили на территории России. Есть люди в Китае, которые до сих пор полагают, что XIX век — это век унижения и позора для китайцев.
Хотя государство, которое существовало в то время, было маньчжуро-китайским и управлялось династией маньчжурских императоров. Кстати, именно политика маньчжурской династии и маньчжуро-китайского правительства того времени и породила китайское национально-освободительное и революционное движение, которое привело к образованию республиканского Китая. Упрощая, можно сказать, что именно политика маньчжурской династии в конечном счете и привела к насильственному открытию Китая Западом, затем к падению этой династии, образованию республиканского Китая, периоду нестабильности, за которым последовала японская агрессия. А потом, уже после гражданской войны и новой смены политического режима, к появлению территориальных претензий Мао Цзэдуна к Советскому Союзу, когда он использовал историю как инструмент полного разрыва с советской моделью.
Поэтому, подчеркну, необходим такой договор, о котором я сказал выше. И он в том числе может открыть путь китайским инвестициям в нашу страну, в том числе и в ее сибирские и дальневосточные регионы, минимизировав административно-политические риски и сняв навсегда в том числе и опасения той части нашего населения и политиков, у которых предубеждения в отношении Китая и его политики на российском направлении продолжают существовать и сегодня. Кстати, наличие такого договора позволит и нашей исторической науке, не оглядываясь на прошлые концепции и прецеденты исторической памяти, посмотреть более объективно на это прошлое, возможно, совместно с китайцами.
— В сентябре в России прошли самые крупные военные учения года — «Центр-2019». В России бытует мнение, что Китай сможет стать противовесом в потенциальных конфликтах России с западными странами. Но насколько такая точка зрения оправданна? Например, официальный представитель Минобороны КНР Жэнь Гоцян подчеркнул, что «Отношения стратегического партнерства и сотрудничества Китая и России в новую эпоху придерживаются принципов неприсоединения к блокам и неконфликтности, они не направлены против третьих стран». То есть, грубо говоря, дружба дружбой, но мы не собираемся умирать за вас, если что.
— Китайцы извлекли опыт из прошлого. У нас был военный союз, и он не уберег Россию и Китай от конфликтов на границе. При этом я не совсем понимаю, зачем нам-то нужен военный союз с Китаем? Мы ожидаем, что на нас нападет Бельгия, Польша, Латвия или какие-то еще европейские страны? Хорошо, пусть речь идет даже о Соединенных Штатах. Кто-то всерьез может полагать, что они пошлют армию, чтобы завоевывать Сибирь, а потом выгонят оттуда местное население и будут ее осваивать в своих интересах? Это странные страшилки, которые транслируются определенной части общества, настроенной ностальгически к своему прошлому и агрессивно к внешнему миру. Причем и в Китае среди некоторой части общества есть такие настроения. Но все это пройденный этап для наших стран. Одну гонку вооружений Советский Союз уже не вынес. Не вынесет Россия и новую, если она будет. Причем надо помнить, что гонка вооружений — это еще и изъятие жизненных ресурсов у населения. Кому сегодня это в России нужно?
— Исторически сложилось, что коллективный Запад обладает притяжением для российского человека, если куда-то и мигрировать, то именно туда. Может ли Китай стать местом притяжения для россиян, ищущих где применить свои таланты и силы? Например, в фильме «Облачный атлас» цивилизацией будущего показан именно Китай, не западные страны.
— «Облачный атлас», если я не ошибаюсь, рисует не конкретно Китай, а Восточную Азию в целом. Это такая полицентричная политико-экономическая и социо-культурная система, которая дает человеку развиваться свободно. Собственно, эта концептуальная часть фильма как раз отражает идею полицетричной и гуманистической Азии как нового центра благоприятного мирового развития. А на Западе сейчас под воздействием политики Дональда Трампа во многих странах как раз сложились жесткие идеократические системы популистского типа, которые требуют, чтобы их копировал весь мир. В каком-то смысле этот фильм предугадывает будущее. Сегодня действительно на Востоке появляются страны, которые совмещают децентрализацию в экономике и терпимость к дискуссиям между разными религиозными конфессиями и разными политическими течениями таким образом, что их политика становится не только успешной, но и действительно гармоничной.
Но я бы не сказал, что Китай уже полностью достиг такого состояния. Несмотря на то что там есть другие партии, там все равно, по сути, полуторапартийная система при доминировании одной партии и авторитарный режим. Но меритократическая основа этого режима существенно выше, чем в прошлом. Это уже не то государство, которое было даже 40 лет тому назад, а тем более при Мао Цзэдуне. Реформы оказали существенное влияние на все сферы жизни китайского общества. Особенно на юге страны. Там есть города, которые были построены с нуля только за время реформ. Там в некоторых городах полностью электрифицированы средства индивидуального передвижения, достигнуто гармоничное слияние природы и архитектуры, созданы новые средства высокоскоростного транспорта между городами. Наши обывательские представления о Китае сильно устарели, и они не полностью раскрывают то, что сделали китайцы за время реформ. Поэтому, я думаю, и реформы будут двигаться дальше, при сохранении политической стабильности, конечно.
— Как вы видите развитие российско-китайских отношений в ближайшее десятилетие?
— Мне кажется, что мы стоим перед каким-то новым этапом содержательного развития наших отношений. Мне хочется верить, что в мире возобладает идея, что по отдельности невозможно решать глобальные проблемы. И эта линия найдет свое истинное воплощение и в равноправных российско-китайских отношениях, что подразумевает полную деидеологизацию отношений и совместное экономическое развитие на равноправной основе. Хотя теоретически действительно возможно, что весь мир будет развиваться, а Россия и Китай архаизироваться, примкнут друг к другу и отгородятся от всего мира штыками. Но мы видим, что Китай медленно, но все же модифицирует все те компоненты своего развития, к которым у международного сообщества есть претензии или которые вызывают недоверие или опасения других цивилизаций.
Это в первую очередь касается прав человека. Если Китай не сможет консенсусным путем решить свои внутриполитические проблемы с национальными меньшинствами, особенно с такими крупными, как уйгуры, и вообще с мусульманами в целом, или с тибетцами, или же как-то примириться с историческим прошлым, касающимся территориального разъединения этноса по идеологическим мотивам, — речь идет о Тайване, то как он сможет позиционировать себя в качестве глобального государства действительного мирового уровня? Позиционировать себя защитником справедливости развивающегося мира, к голосу которого должная прислушиваться мировая общественность?
Но в целом я смотрю оптимистически на процессы развития и мировой трансформации Китая. Конечно, этот период нахождения нового мирового баланса, связанного с подъемом Китая, — кстати, и не только Китая, но и других государств — Индии, России — сложен не только для мира и «старых» великих держав, но и для ищущих свое новое место в мировой системе. Вообще говоря, понятие мировой державы давно уже в процессе переосмысления, поскольку мир в целом становится более справедливым и более равноправным. Навязывание своей политики «большими ребятами» в условиях размывания их ответственности за поддержание мира и стабильности особенно негативно сказывается как раз на «малых державах». У них-то возможностей для благоприятного и суверенного развития гораздо меньше, чем у больших.
Мне хочется верить, что такие периоды пустых мобилизаций и бесплодных больших скачков, кампаний по уничтожению воробьев, отмены экзаменов и гонений на знания и опыт, призывов к другим, а не к себе, поднатужиться и помучиться ради будущего ни у нас, ни в Китае больше не повторятся. И тогда мы будем уверены в благоприятном и успешном развитии наших отношений.