Что будет с русским языком в будущем
На каком языке мы заговорим в будущем
Но какая в таком случае судьба уготована русскому языку, если так пойдет и дальше? Что нас ждет в будущем? Об этом наш разговор с известным советским и российский лингвистом, академиком РАН Владимиром Алпатовым.
Владимир Михайлович, так на каком языке мы заговорим лет через 50 или 100?
Как сегодня выглядит топ языков-лидеров?
Так что, думаю, все не так уж плохо. Хотя, конечно, того острого интереса к русскому, который отмечался еще 50 лет назад, уже нет. В Японии, например, массово изучали русский язык, потому что для них это был язык Гагарина, Толстого. Считалось, что если ты изучаешь естественные науки, ты должен знать русский. Им нужен был русский, чтобы в подлиннике изучать труды наших мыслителей, ученых. Вот характерный эпизод из одного японского фильма. В нем схлестнулись в спорах о Второй мировой два японца. Один говорит: «Да что ты можешь знать о войне, ведь ты даже на фронте не был?!» А тот ему отвечает: «Зато я перечитал русских классиков!» То есть уже само это сравнимо с опытом участия в войне.
Владимир Михайлович, а сколько людей в нашей стране сегодня владеют английским?
Только ли успешная экономика делает язык более конкурентоспособным в мире?
Владимир Алпатов: Не только, на это влияет довольно много факторов. В том числе и ментальные особенности людей разных национальностей. Как призналась как-то представительница саамов, малочисленного коренного народа, живущего на севере Европы, «я говорю по-норвежски, но плачу и смеюсь я только по-саамски». В немалой степени это касается и русского языка, говорить мы можем на каких угодно языках, но «плакать и смеяться» мы, пожалуй, можем только по-русски.
А как вы относитесь к увеличению числа феминативов в русском языке в последнее время? «Редакторка», «блогерка» и других?
По данным о глобальной конкурентоспособности русского языка в мире, подготовленным Институтом русского языка им. Пушкина, по итогам 2020 года.
— Используется в 15 международных организациях, занимая по этому показателю четвертое место в мире. Число публикаций в международных научных базах данных в 2019 году составило 37 559 (5-е место).
Виктория Соколикова, 25 лет, студентка РостГМУ. Знает английский, испанский, немецкий, букмол (один из двух стандартов норвежского языка) и, конечно, русский:
— На мой взгляд, интерес к русскому языку на сегодняшний день высокий.
В основном это обусловлено русской культурой, в частности, конечно, литературой. Немало моих иностранных друзей и знакомых, далеких от лингвистики, начинали читать Достоевского, Солженицына, Чехова и Толстого на своих родных языках, что, видимо, позже зажгло интерес изучать русский язык. Факультеты славистики тоже далеко не пустуют. Также, со слов моих знакомых, русский язык звучит необычно и имеет очень красивый шрифт, нашей кириллицей даже иногда украшают майки и аксессуары. Забавно видеть такое на улицах Европы.
Русский язык через 50 лет
Говоря о будущем языка, можно иметь в виду два принципиально разных взгляда. Один, социолингвистический, — это своего рода макровзгляд. Социолингвисты смотрят на язык в целом и исследуют, среди прочего, как он взаимодействует с другими языками. Языки конкурируют друг с другом, вытесняют друг друга, и можно прогнозировать развитие событий, то есть степень опасности, нависшей над языком. Второй взгляд обращен вовнутрь, на языковую систему, то есть на устройство языка. Лингвиста интересуют изменения в лексике, грамматике, синтаксисе, в том числе очень мелкие вещи: ударение в конкретном слове, глагольное и предложное управление и т. п. Это своего рода микровзгляд.
При макровзгляде на русский язык оказывается, что он вполне благополучен. Он устойчиво входит в десятку самых распространенных языков мира, как их ни считай: в качестве родного или по общему числу говорящих (т. е. как второй, третий и т. п. язык). На нем есть СМИ и «Википедия», образование и воспитание (детские сады, школы, университеты), литература и вывески.
И тем не менее в обществе бродят страшилки о судьбе русского языка. Основных таких страшилок две. Первая состоит в том, что английский язык, ставший мировым, через некоторое время вытеснит все остальные. Действительно, во многих странах, например в Швеции, Дании и некоторых других европейских странах, многие жители — чуть ли не большинство — билингвы.
Здесь надо оговориться, что есть два сценария вытеснения. В первом случае носители языка перестают говорить на родном языке и целиком переходят на английский. В названных странах этого не наблюдается. Английский доминирует лишь в определенных областях: в науке, бизнесе… В России, кстати, это тоже встречается, но в гораздо меньших масштабах: отчасти в науке, а в бизнесе, пожалуй, только в международных компаниях.
Полный переход на английский для России всё же невозможен. И здесь я еще раз повторю фразу, которую говорил уже много раз. У русского языка есть две опоры: великая русская литература и великая русская лень, которая мешает огромному количеству носителей выучить иностранный язык, что легко подтвердить цифрами. Так, по переписи населения 2010 года, русским языком владело почти 100% населения России (сейчас, по-видимому, меньше), а английским около 5,5% (сейчас, по-видимому, больше).
Второй сценарий вытеснения заключается в лингвистической диффузии, а проще говоря, в огромном количестве заимствований из английского языка. Это действительно происходит и в русском языке, но нельзя не признать, что русский язык замечательно справляется с этими заимствованиями, встраивая их в свою систему, например, порождая большое количество родственных слов (лайк, лайкать, лайкнуть, лайкануть, полайкать, облайкать и т. п. или хайп, хайпить, хайповать, хайпануть, хайпожор, антихайп и т. п.). 1990-е годы, период самого интенсивного заимствования английской лексики, показали, что русский язык, даже значительно меняясь, остается русским языком.
Вторая страшилка еще более фантастична. В ней тоже русский язык вытесняется мировым языком, но только в качестве мирового гипотетически рассматривается китайский, который в этой роли заменяет английский.
Эта страшилка почему-то страшнее первой. По-видимому, китайская цивилизация в целом воспринимается как очень далекая, то есть совсем чужая (в отличие, скажем, от европейской), а переход на китайский язык, таким образом, символизирует захват нас чужой культурой и, соответственно, цивилизацией.
Само предсказание основывается на том, что китайцев очень много. В списке самых распространенных языков (по числу говорящих как на родном) китайский с огромным отрывом занимает первое место. Кроме того, Китай очень успешен в экономическом отношении, впрочем, «китайская угроза» существовала в народном сознании задолго до китайского экономического чуда.
Однако придется расстроить любителей хоррора. Этот сценарий крайне маловероятен, а если отбросить научные церемонии, просто невозможен. И это притом что китайское государство очень грамотно продвигает китайский язык, точнее, один из его вариантов — путунхуа, используя в качестве инструмента «институты Конфуция».
Что же помешает китайскому языку вытеснить прочие языки или хотя бы стать главным мировым языком даже с учетом экономических и политических успехов? Прежде всего, его непохожесть на английский и другие европейские языки. В особенности это касается иероглифической письменности и фонетики, включающей тоны, с чем европейцам трудно справиться. Интересно, что в списке самых распространенных языков мира (но уже по числу говорящих) первое место китайского языка уже не бесспорно: его практически догоняет английский. Иначе говоря, китайский язык как иностранный учит не так много людей. А уж представить себе, что все русские люди за 50 лет выучат китайский и забудут русский, просто невозможно.
Обе страшилки популярны еще и в связи с тем, что являются продолжением актуального жанра — плача по русскому языку и даже доведением его до логического конца. Но нет, русский язык никуда не денется, если, конечно, не брать в расчет совсем уж эсхатологические сценарии о гибели человечества или отдельных народов (от глобального потепления, вирусов или других напастей).
Невозможность серьезных лингвистических предсказаний на 50 лет вперед определяется тем, что судьба языка связана со множеством внеязыковых факторов: политикой, экономикой, культурой и, что часто недооценивается, техническим и научным прогрессом.
Назову только два направления исследований, которые стремительно приближают к нам реальность, еще 10 лет назад казавшуюся фантастической. Это компьютерная лингвистика и нейролингвистика.
В сегодняшней компьютерной лингвистике достигнут большой прогресс в области автоматического перевода. А ведь еще в начале нашего века казалось, что область его применения очень ограничена. Изобретение идеального письменного и голосового перевода абсолютно изменит языковой ландшафт. Зачем учить английский язык, не говоря уж о каком-то другом, если ты можешь говорить на родном, а собеседник услышит твои слова на его родном. Вся существующая иерархия языков обрушится, и наступит эпоха процветания всех языков, которые к тому времени еще сохранятся.
В нейролингвистике изучается активность отдельных областей мозга в процессе восприятия и порождения речи, что в конечном счете может привести к созданию языковых карт мозга и, соответственно, гаджетов для общения без или вне речи. Грубо говоря, мы будем читать мысли друг друга, хотя правильнее было бы говорить не о мыслях, а о внутренней речи. Что в этом случае произойдет с языками, даже трудно представить. Остается надеяться, что этот процесс затянется до конца века.
Итак, русский язык переживет нас. И это хорошая новость. Но он, конечно же, изменится. Однако на вопрос «как?» снова нет хорошего ответа. Иначе говоря, микровзгляд в будущее не просто сложен, но очень объемен, потому что тогда пришлось бы разбирать всё: от сдвига ударения в глаголе звонить до многозначности предлога на (на столе, на измене, на районе, на галстуке и пр.) и судьбы упомянутых выше заимствований.
Впрочем, на один актуальный вопрос я все-таки отвечу. Через 50 лет мы всё еще будем склонять числительные (пусть хотя бы только в уме), и всё еще с ошибками. Некоторые тенденции в языке тоже бывают вечными.
До встречи в 2070-м!
Максим Кронгауз,
лингвист, профессор НИУ ВШЭ и РГГУ
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Как изменится русский язык уже через пару поколений
Язык любят сравнивать с живым организмом — он точно так же растёт и всю свою жизнь изменяется. И речь идёт не только о большом количестве заимствований и неологизмом. Изменяется словоупотребление, согласование слов, построение предложений. Вот некоторые изменения, которые грядут в будущем, если судить по устной и письменной речи людей младшей тридцати лет — тех, кто фактически формирует язык завтрашнего дня.
То, что 
Веками в русском языке говорили: «сказал, что», «поняла, что», «увидели, что» и так далее, но молодые поколения как правило — то есть не в исключительных случаях — обязательно скажет всё то же самое через «то, что»: «доказал то, что», «подумала то, что», «решили то, что». Хотя старшим поколениям это кажется избыточным и уродливым, язык уже сделал свой выбор и очень скоро именно эта конструкция станет литературной — всё к тому идёт.
Откуда же вообще возникло сплошное «то, что» после глаголов, которые всегда требовали простого «что»? Есть версия, что виноват переводчик от Гугл: именно он переводил фразы, вставляя по умолчанию «то, что» вместо «что». В результате дети оказались завалены большим количеством сделанных через переводчик текстов, которые приучили их к неверному согласованию.
Согласования тоже станут «безграмотными» 
В русском языке есть очень много похожих по смыслу выражений, которые, однако, заканчиваются разными предлогами, и их уже сейчас активно путают. Например, «ввиду (того, что)» и «в связи с (тем, что)» могут запросто сливаться в безграмотное «в связи (того, что)». Это связано с тем, что новые поколения редко читают хорошо отредактированные тексты: новости и любительскую литературу часто публикуют без «причёсывания» профессионалами, а литература прошлых веков мало занимает молодёжь и составляет совсем небольшую часть от того огромного объёма текста, который они перерабатывают каждый день.
Филологи также отмечают, что новые поколения носителей языка постоянно предпочитают конструкции с предлогами беспредложным и часто добавляют предлоги туда, где они никогда нужны не были. Часто заменяют творительный падеж (например, «озабоченность чем-то») конструкцией с предлогом «о» (»озабоченность о чём-то»).
В то время, как местами выражения «удлиняются» добавлением лишних предлогов или конструкцией «то, что», в других местах они сокращаются давно и неуклонно. Например, вместо «по поводу происшествия» современный человек предпочтёт сказать «по происшествию», вместо «такого типа, как» — просто «типа», и так далее.
Канцелярит 
Два века литераторы и редакторы боролись с канцеляритами в речи и проиграли. Бюрократия стала слишком большой частью нашей жизни, а значит, её специфический, своеобразно-нейтральный язык вошёл в нашу речь. Чисто бюрократические обороты повсеместны в любовных романах (да, и даже в самых горячих сценах), в общении родителей с детьми и так далее.
Прежде всего, это означает, что в речи сокращается количество глаголов (то есть слов, обозначающих действия) и увеличивается число существительных. Это делает речь менее динамичной. Некоторые психологи полагают, что так действует защита от пугающей скорости современной жизни: хотя бы речью её пытаются замедлить.
Отмирает форма сравнительной и превосходной степени 
Люди всё чаще вместо «красивее», «длиннее», «интереснее» говорят «более красивая», «более длинный», «более интересные» — и в том же духе со всеми прилагательными. Крайне редко употребляется и форма превосходной степени. Вместо «наилучший», «наиглупейший», «наипростейший» почти в ста процентах случаев современный носитель языка употребит конструкцию со словом «самый»: «самый лучший», «самый глупый», «самый простой».
Тяга обозначать сравнительную и превосходную степень с помощью слов «более» и «самый» порождает в том числе оговорки вроде «более лучше», когда сталкиваются более современная и классическая формы сравнения.
Феминитивы 
В двадцатом веке феминитивы для профессий были объявлены недопустимым просторечием, с которым боролись на всех уровнях речи, включая разговорную. Русский язык, однако, не сдавался: раз уж в нём существуют рода для почти всех слов, обозначающих людей, носителю без большого культурного давления трудно встроить идею, что только профессии не могут изменяться по родам. Так что спокойно существовали «кассирши», «тренерши», «адвокатессы» и «врагини» — несмотря на всю борьбу с ними.
В двадцать первом веке дискуссии с феминистками, любовь к старым формам русского языка (в котором феминитивы были нормой) и большое количество не отредактированных по литературным стандартам текстов привели к тому, что «просторечные» феминитивы получили новый шанс в публицистическом и литературном пространстве. Теперь можно открыть книгу, в которой действуют демонессы, вампирши и депутатки, или прочесть в крупном, с хорошими редакторами, глянцевом издании биографию антропологини или фантастки. В этом отношении язык оказался удивительно консервативным и скоро, судя по всему, употребление феминитивов перестанет кого-либо удивлять и коробить.
Многие «старинные» слова вернутся в речь 
Как интерес к дохристианскому времени подарил русскому языку начала девятнадцатого века множество церковнославянских и псевдостарославянских словечек, имён и оборотом, так и популярные проекты нашего времени — вроде «Страдающего Средневековья» и особенно «Дореволюционного Советчика» — возрождают интерес к устаревшей было лексике. Например, в девяностых словом «весьма» пользовалось не так много людей — сейчас оно в ходу у подростков с самыми разными увлечениями и образом жизни.
Такое постоянное — но частичное — возвращение к прошлому языка обеспечивает, вероятно, чувство его неразрывности, исторической преемственности по отношению к предкам и потому постоянно востребовано, особенно в стране, которая пережила много бурных поворотов и исторических переломов подряд.
Эрративы и сокращения 
Как входили некогда в языках сокращения фраз (вроде «спасибо» вместо «спасибо Бог») в литературную речь, освоившись в разговорной, так это будет происходить и впредь. Трудно угадать, какие именно нарочито (для иронического эффекта) ошибочные формы слов и сокращения станут нормой завтрашнего дня: «штош» вместо «что ж», или «богический» вместо «божественный», или «вопщем» вместо «в общем»? В любом случае, это неминуемо.
Словоупотребление
Употребление некоторых слов в двадцатом веке озадачило бы представителя века девятнадцатого. Например, «обязательный» в значении «неизбежный», но ни в коем случае не «вежливый; точный», и «наверное» в значении «может быть; кажется», а не в значении «точно знаю».
Точно так же повсеместное употребление слов в двадцать первом веке иначе, чем в двадцатом, вызывает горестные крики у старшего поколения — но, скорее всего, уже через поколение устоится как норма. Это, например, слово «неглиже» в значении «голый», а не «одетый в нижнее бельё»; «якобы» в нейтральном смысле «по словам такого-то», а не «по словам, которым трудно поверить»; «нелицеприятный» как синоним выражения «неприятный, но откровенно высказанный» вместо «сказанный без попыток подольститься»; «лояльный» всё чаще употребляется как аналог слова «снисходительный, дружелюбный» вместо «верный, преданный», «роспись» вытесняет «подпись», и так далее.
Совершенно точно изменится эмоциональная окраска таких определений человека, как «чёрный» и «чернокожий» (которые поколению старше тридцати кажутся грубыми и оскорбительными — а для детей уже нейтральны), а слово «негр» (которое буквально переводится именно «чёрный») окончательно перестанет ассоциироваться со старыми названиями рас и привяжется к американской сленговой грубости.
Получается, изменение языка только частично связано с распространением безграмотности из-за малой доли текста литературного среди всех текстов, которые доводится читать молодёжи — в основном, мы видим или продолжение обычных процессов изменения языка, или влияние на язык глобализации и актуальной политической повестки (впрочем, как и прежде).
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
Общество
Будущее русского языка за пределами России представляется светлым
Точка зрения автора статьи может не совпадать с позицией редакции EurasiaNet.
Недавнее заявление президента Казахстана Нурсултана Назарбаева о переходе на латиницу к 2025 году вызвало новую волну политических дебатов на тему языка в этой стране. Разговоры о переводе казахского языка на латинский алфавит идут с 1990-х годов, и в 2012 данный проект был заявлен в качестве долгосрочной цели. Казахстан в этой сфере следует примеру Туркменистана и Азербайджана, где переход на латиницу прошел по большей части успешно, а также Узбекистана, где, несмотря на 20-летние усилия властей, процесс не был закончен и адаптированная к нуждам узбекского языка кириллица продолжает активно использоваться.
В Казахстане активно обсуждалось, чьему примеру стоит последовать и какой ценой дастся этот проект, отдаляющий новые поколения от огромного литературного наследия на казахском языке, накопленного с момента перехода на кириллицу в 1940 году.
Оправданием перехода на латиницу служит заявление о том, что этот алфавит более «современный» и лучше отвечает техническим нуждам. Также отмечается, что латиница нейтральна с культурной точки зрения. Но многие наблюдатели считают данный шаг попыткой оторвать Казахстан от советского и русского наследия. Именно так вопрос ставится среди части казахского националистского сообщества.
В России предлагаемая реформа была названа враждебным, антирусским шагом, который приведет к активизации эмиграции этнических русских из Казахстана. Таким образом, хотя реформа не затрагивает русский язык (что многие западные СМИ, похоже, не способны понять), она, тем не менее, снова поднимает вопрос о статусе и роли русского в современном Казахстане.
В 1989 году, после десятилетий упадка и маргинализации, казахский был объявлен в Казахстане государственным языком. Но русский сохранил статус официального «языка межнационального общения». На протяжении 1990-х бушевали споры о том, в какой степени следует возрождать использование казахского в государственных ведомствах и системе образования.
Затем, согласно принятому в 1997 году закону, за казахским был закреплен статус единственного государственного языка страны. Но на практике русский сохранил свои позиции в государственных учреждениях, а также в качестве самого распространенного языка межнационального общения в городах и доминирующего языка в СМИ. В более крупных городах на севере страны русский часто является родным языком даже для этнических казахов.
Но знание казахского сейчас является требованием для приема на госслужбу, и в стране предпринимаются усилия по повышению статуса и уровня преподавания казахского языка.
Согласно данным проведенной в 2009 году переписи населения, 99% этнических казахов и 74% жителей страны заявили о том, что понимают разговорный казахский. Хотя возможно, что некоторые из опрошенных приукрасили свои лингвистические способности, есть основания полагать, что показатели владения казахским значительно выросли. Примечательно, что если в 1989 году лишь 0,9% этнических русских заявили о владении казахским, то к 2009 эта цифра взлетела до 25%.
В то же время в 2009 году 94% жителей Казахстана, включая 92% этнических казахов, заявили о том, что понимают русский язык, что значительно выше, чем в 1989 году, когда этот показатель находился на уровне 64%.
В этой связи очевидно, что показатели владения казахским языком за последние 20 лет значительно выросли, но это произошло не в ущерб русском языку.
Несмотря на эти объективные доказательства, отношение к вопросу о языке в Казахстане строится на основании принципа, что если один язык выигрывает, что другому при этом обязательно будет нанесен ущерб. Кроме того, в российских, западных и даже некоторых казахских СМИ бытует мнение, что сокращение доли этнических русских в населении приведет к сокращению использования русского языка в Казахстане. Мало кто понимает, что границы русскоговорящего мира не обязательно должны совпадать с политическими и этническими границами «русскости». Также мало кто признает, что владение двумя языками является положительным аспектом и достоинством, способствующим культурному обогащению, а не угрозой для национального единства или источником угнетения национальных меньшинств. Понимание этих нюансов могло бы помочь оставить в прошлом сеющие раздоры споры по поводу статуса русского языка, пылающие сейчас не только в Казахстане, но и других постсоветских государствах, особенно в Украине.
Ученые, занимающиеся исследованием того, что мы сейчас называем «литературой на английском», давно отказались от идеи о том, что английский язык является исключительным достоянием Англии или что британское государство обязано защищать англоязычное население по всему миру. И это неудивительно, учитывая доминирующее положение английского в качестве международного языка и число англоязычных стран. При этом следует отметить, что 70 лет назад в Индии шли дебаты по поводу роли английского языка очень схожие с теми, что сейчас имеют место в Казахстане относительно русского.
В случае с Индией, законопроекты о придании хинди статуса единственного государственного языка привели к акциям протеста и даже случаям самосожжения на юге страны. В конечном итоге, временный статус английского в качестве государственного языка превратился в постоянный, а владение английским стало одним из ключевых конкурентных преимуществ Индии в мировой экономике. Кроме того, пишущие на английском индийские авторы внесли значительный вклад в мировую литературу.
Контекст
Светлое будущее русского языка
Русский язык теряет популярность в СНГ
Хотя некоторым носителям языков народов Индии нынешнее положение дел не вполне по нраву, многие понимают, что считать английский чуждым элементом и пережитком колониального прошлого было бы чрезмерным упрощением. Английский в Индии стал родным, местным языком: сейчас им владеют 12% населения страны, что намного больше, чем во времена, когда Индия была колонией. Французский язык приобрел схожий статус в Западной Африке и странах Магриба, где им также сейчас владеет большее число людей, чем до обретения государствами этих регионов независимости. Исследователи теперь говорят о франкоязычной, а не французской литературе. В постколониальную эпоху в этих странах наблюдался литературный бум на обоих языках. И точно так же, как литература на английском языке значительно обеднела бы без произведений таких авторов, как Чинуа Ачебе, Салман Рушди и Арундати Рой, франкоязычная литература обогатилась за счет работ Ясмин Хадры и Тахара бен Джеллуна.
В Казахстане и Украине русский язык играет гораздо более важную роль, чем английский в Индии или французский в Африке, т. к. здесь для гораздо большей доли населения русский является родным языком. Кроме того, русский имеет давнюю историю в качестве языка литературы для казахских и украинских авторов, а не только для тех, кто считает себя русскими. Более того, на русском как на родном в Казахстане говорят представители крупных диаспор, в основном потомки народов, депортированных при Сталине — немцы, поляки, чеченцы и корейцы, а также примерно 30-40% этнических казахов. Это указывает на то, что люди, говорящие на русском как на родном, вероятно, по-прежнему составляют большинство населения Казахстана, хотя многие из них теперь освоили казахский и владеют двумя языками.
Влиятельность русского языка отражается и в СМИ, литературе, и в целом в сфере культуры. Казахстанские реалии нашли отражение в произведениях русской литературы советского периода, в частности в «Хранителе древностей» Юрия Домбровского, где действия происходят в Алма-Ате 1930-х годов. Самый, пожалуй, известный казахский поэт Олжас Сулейменов, во времена перестройки бывший инициатором и лидером народного движения «Невада-Семипалатинск», целью которого было прекращение ядерных испытаний в Казахстане, пишет исключительно на русском языке, и в некоторых своих произведениях рассуждает о том, каково это, когда русский является родным языком для представителя другой этнической группы.
Недавно я присутствовал на литературных чтениях произведений поэтов Ануара Дуйсенбинова и Канат Омар. Оба они пишут на русском, хотя и на казахстанскую тематику и с вкраплениями казахского языка. Также современными творящими на русском писателями являются Роллан Сейсенбаев, Дуйсенбек Накипов, Павел Банников, автор и режиссер Ермек Турсунов, и многие, многие другие. В Алматы работает Открытая литературная школа, а в 2015 году ведущий литературный журнал «Новый мир» посвятил целый выпуск казахстанским произведениям на русском языке. В Назарбаев Университете проводятся конкурсы поэзии на трех языках — английском, русском и казахском — и самое большое количество произведений подается именно на русском, а самым влиятельным источником вдохновения и литературным идеалом является, пожалуй, Сергей Есенин.
Я слышал, как студенты, в жилах которых нет и капли русской крови, и которые выросли в Шымкенте и Таразе — казахских цитаделях на юге страны — пылко и искренне говорили о том, как они любят произведения Булгакова, Тургенева и Пушкина. Для них эти произведения являются такой же частью их культурного наследия, как если бы они выросли в Санкт-Петербурге. Тем не менее, это не мешает им отдавать должное гигантам казахской литературы, таким, например, как Абай и Ауэзов. Точно так же 60 лет назад Нирад Чаудри и С. Л. Р. Джеймс могли писать о своей любви к английской литературе, и том, что они считают Диккенса и Теккерея своими авторами, при этом одновременно борясь с британским колониализмом в Бенгалии и на острове Тринидад.
Русский является в полной мере одним из языков Казахстана. Казахстанцы являются частью русскоязычной литературы, и в этой центральноазиатской стране сформировалась своя собственная особенная русскоязычная культура. В советские времена все это было распространенным явлением, и одни из самых ярких творческих деятелей нерусского происхождения, включая, например, Фазиля Искандера, предпочитали писать именно на русском.
Поэтому есть основания говорить о русскоязычном мире, простирающемся далеко за пределами Российской Федерации, причем представители этого мира не обязательно идентифицируют себя с Россией или являются этническими русскими.
Россия давно заявила о своем праве защищать интересы русского и русскоязычного населения даже за пределами своих границ. В случае с прибалтийскими государствами, где русский не признается в качестве официального языка, а русскоязычной части населения отказывают в праве на гражданство, у людей есть обоснованные поводы для недовольства. В то же время, Россия, подвергая сомнению суверенитет и языковую политику в Казахстане (где русский является официальным языком) и в Украине (где он признан в качестве языка меньшинств), наносит вред тем людям, которых она, по собственным заявлениям, пытается защитить.
Как отметил Владимир Кулык в отношении Украины, подобные неуклюжие и агрессивные действия Москвы укрепляют языковых националистов в их ошибочном мнении, что русский язык является внешней угрозой для казахского или украинского, а русскоязычное население подрывает «чистоту нации» или даже является пятой колонной. Результатом становятся контрпродуктивные действия, вроде введенного недавно в Украине запрета на ввоз книг из России или требований наиболее агрессивного крыла казахских националистов не просто возрождать казахский язык, а ограничить использование русского.
Если язык продолжит оставаться политическим орудием в руках обеих сторон, подобная напряженность сохранится, а жертвами станут простые люди, которые просто хотят говорить на языке, на котором воспитывались. Для снятия этой напряженности необходимо признать, что за пределами России сформировался русскоязычный мир, который в культурном отношении является русскоговорящим, но в политической сфере не обязательно следует в фарватере Российской Федерации с ее собственным литературным наследием и особенным мировоззрением.
Александр Моррисон является преподавателем истории в Назарбаев Университете в Астане. Также он является автором труда «Российское господство в Самарканде в 1868-1910 гг. Сравнение с Британской Индией» (Оксфорд, 2008 г.). Сейчас он работает над исторической книгой о российском завоевании Центральной Азии. С веб-страницей Моррисона можно ознакомиться здесь: https://nu-kz. academia. edu/AlexanderMorrison. Высказанные в данном комментарии мнения являются личными взглядами Моррисона и могут не совпадать с позицией Назарбаев Университета или EurasiaNet.org.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.