Что было бы если зюганов победил на выборах 1996
Николай Злобин: Какой была бы Россия, если бы в 1996 г. победил Зюганов?
Н.ЗЛОБИН: Ну, я думаю, что ставить надо вопрос «Если бы в 1996 году не победил Ельцин, что бы было бы в стране? Чего бы не было в стране?» Я думаю, что если посмотреть на весь регион Восточной Европы после краха Советского Союза и краха коммунистических режимов, то практически везде на какой-то период власти коммунисты вернулись к власти в этих странах. Страны переболели ностальгией по коммунизму, после чего они сравнительно легко перешли к следующему этапу нормального демократического развития.
Россия не переболела ностальгией по коммунизму. Россия отказалась от коммунизма, и потом стал развиваться миф о том, что если коммунисты вернутся, то наладится нормальная жизнь. Если им дать вернуться, то, мне кажется, что вот эта эйфория и миф коммунистический очень быстро будет разбит, разочарованные люди никогда больше на нашей с тобой жизни не проголосуют за коммунистов, и будущее коммунизма в России будет серьезно подорвано. Но то, что это не произошло… Может быть, это был даже естественный процесс как, знаешь, когда человек, там, предположим, умирает, ему перед смертью становится лучше, или когда он выздоравливает, ему перед тем, как выздороветь, перед кризисом становится хуже. Нужен этап такой проверки реальностью, и в России он не произошел. Во всех остальных практически европейских странах такой период был. И этого им хватило, чтобы вспомнить, что коммунизм, на самом деле, это то, что есть на самом деле, а не то, что теперь с демократических позиций это нам кажется.
Поэтому мне кажется, Россия была бы гораздо здоровее сегодня, если бы в 1996 году победил Зюганов, как бы парадоксально это ни звучало. Сегодня не было бы коммунистической партии, второй по значению партии в стране и не было бы Зюганова, второго по результатам кандидата в президенты.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Бессменного лидера?
Н.ЗЛОБИН: Бессменного, что тоже показывает, что они тоже застыли во времени и продолжают ленинские традиции партии вождя. В голову им не придет провести праймериз внутри партии (пусть Зюганов остается лидером партии). Но можно найти какого-то человека, который бы с большим шансом мог претендовать на пост президента в стране или, по крайней мере, мог бы набрать большее число голосов, чем Зюганов.
Но поскольку партия лидерского типа, ленинского типа… Ленин же тоже никогда бы не позволил ни одному человеку при своем активном участии, жизни, здоровье возглавить партию. Поэтому здесь то же самое – они попали в заложники собственной истории. Они повторяют то, что произошло в 1903 году на 2-м съезде РСДРП, они стараются быть максимально большевиками с точки зрения внутреннего устройства своей жизни, отказываясь от внутрипартийной демократии абсолютно. А с другой стороны, Россия, не дав вернуться им и показав еще раз (прививка такая на будущее), не получила иммунитет от коммунистической теории, от коммунистической практики, и поэтому у многих людей есть еще некая такая вот мифологема в голове, что да, вот, при коммунистах было хорошо. Но дай им сейчас вернуться к власти, я думаю, эта мифологема была бы разрушена очень быстро.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Как вы думаете, если бы он тогда пришел к власти, у нас бы сейчас сколько было партий?
Н.ЗЛОБИН: (смеется) Хороший вопрос. Я думаю, что если бы в 1996 году Зюганов пришел к власти, у него было бы не так много исторического времени для совершения каких-то серьезных политических реформ. Я думаю, что в экономических конкретных условиях, в которых он пришел к власти (тогда возможность административного ресурса была гораздо меньше), ему бы не удалось создать однопартийную систему. Но то, что, например, могло бы оказаться российской реальностью, это начало создания партий а) в подполье, б) за рубежом. Как это, впрочем, и было всегда в российской истории.
Я думаю, что не хватило бы политической инерции у Зюганова повернуть страну снова к коммунизму, а его попытки сделать это бы быстро охладили, как я сказал, симпатии людей к нему и развалили бы, может быть, саму партию. Если бы он пришел к власти, я думаю, что у нас была бы более чем одна коммунистическая партия России.
Н.ЗЛОБИН: Нет, более чем одна. Партия коммунистов, так сказать, развалилась бы на несколько частей, потому что вряд ли такие вот серьезные коммунисты потерпели бы ренегата Зюганова, предположим, он бы вряд ли соединился со сталинистами, и так далее, и так далее. А что касается основного политического поля, то я думаю, что нормальные демократические партии могли бы создаться, кстати говоря, гораздо более эффективно в борьбе с коммунизмом, нежели в борьбе друг с другом, как это мы, на самом деле, и получили в конце 90-х и начале нулевых годов. В результате у нас и демократических партий так и нет, а все демократические лидеры до сих пор поразительным образом (такие же старцы как, впрочем, и Зюганов с Жириновским), до сих пор борются друг с другом за лидерство в своих микроскопических партиях.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Как ты думаешь, провел ли бы он национализацию? (НЕРАЗБОРЧИВО)
Н.ЗЛОБИН: Я думаю, что нет. Я думаю, что Зюганов бы не смог провести национализацию по нескольким причинам. Потому что, во-первых, не очень понятно, какая задача бы решалась тогда, ибо государство было бы не в состоянии взять на себя ответственность за экономику в стране. Более того, коммунисты никогда в жизни бы не взяли, вот, в ситуации 90-х годов ответственность за экономику в стране. Откуда бы они брали деньги? Откуда бы к ним приходили кредиты? И на кого они могли рассчитывать? Если Сталину, там, предположим, Ленину, а потом Сталину приходилось проводить коллективизацию, индустриализацию, создавать специальные социальные классы, которые будут поддерживать тебя, физически уничтожать буржуазию и так далее, и так далее, то у Зюганова, конечно, никакой возможности не было. Проводить национализацию мирным путем в России в 1996 году было просто невозможно, а думать, что армия станет заниматься этим и начнет гражданскую войну, мне кажется, это грешить против истины. Поэтому нет, национализации бы не было. Другое дело, что, на мой взгляд, таким вот ползучим способом росла бы роль государства в экономике, что, впрочем, мы наблюдали в следующие полтора десятилетия все равно.
КОРРЕСПОНДЕНТ: А с кем бы мы дружили и не дружили?
Н.ЗЛОБИН: Я думаю, что, наверное, в 1996 году гораздо лучше сложились бы отношения со странами постсоветского пространства, где также по примеру партии Зюганова, наверное, могли бы, так сказать, каким-то образом из пепла как Феникс серьезно возродиться коммунистические партии, там, Украины, Казахстана и так далее, и так далее. Они бы создали какой-нибудь евразийский коммунистический интернационал, и помогали друг другу, так сказать, окучивать это пространство. Но экономически это была, безусловно, модель, на мой взгляд, провальная. Но на каком-то этапе идеологически и политически, наверное, им удалось бы поддерживать друг друга. Но, с другой стороны, и финансы бы – не очень понятно, откуда поступали бы финансы. Ведь, нельзя же посадить как это было в свое время страну на холодный паек, как это было в 20-е – 30-е годы. Там какую-то часть страны вообще обречь на голод, там, карточки и так далее. В современных условиях это было бы невозможно. Поэтому я считаю, что вредно, что Зюганов не выиграл выборы 1996 года, иначе это была бы закрытая страница в российской истории. И вместо такой, сравнительно быстрой и безболезненной смерти идей коммунизма мы теперь наблюдаем ее медленную агонию, которая мешает нормальному развитию страны.
Н.ЗЛОБИН: На здоровье. Ничего себе коротенький вопросик.
Что, если бы Зюганов победил в 1996-м
Парадокс, но демократическая процедура могла привести к власти те силы, которые более всего ассоциировались с диктатурой.
Могло ли такое быть?
Математически — да. Во второй половине 1995-го рейтинг Бориса Ельцина составлял что-то около одного процента. К декабрю он чуть-чуть подрос. Правда, цифра 8−9 процентов мало что меняла. Победа Зюганова вовсе не выглядела не смешной шуткой. Существует, конечно, мнение, что лидер коммунистов сам слегка вздрагивал от мысли, что он может стать президентом. Что на самом деле Зюганов отчаянно этого не хотел, потому что быть лидером крупнейшей Думской фракции (а КПРФ имела в нижней палате втрое больше мест, чем поддерживавшая президента партия «Наш дом — Россия»), которая сидит в парламенте и критикует Кремль, куда комфортнее, чем самому принимать решения и нести за них ответственность. Но это все больше домыслы, чем реальности.
Информации об умонастроениях Зюганова первой половины 1996-го у нас почти нет. А его деятельность в этот период прямо противоречит теории, что лидер коммунистов боялся победить. По состоянию на начало нового года он был очевидным фаворитом, который не скрывал президентских амбиций. В феврале Зюганов съездил на всемирный экономический форум в Давос, где о нем говорили, как о будущем хозяине Кремля.
Опросы показывали, что около трети населения хотели возврата к советскому образу жизни и связывали свои надежды на подобное возвращение именно с фигурой Зюганова. Между тем, предвыборная кампания коммунистов, а особенно их агитация, становились все более дерзкими. Окружение Зюганова декларировало новую национализацию, возврат к марксистско-ленинской идеологии, а также отмену Беловежских соглашений. Последнее, разумеется, было проще сказать, чем сделать. Отмена договора в одностороннем порядке была невозможна.
Впрочем, те люди, которые собирались отдать свои голоса лидеру коммунистов, кажется, не задумывались о тонкостях. Для них «отмена Беловежских соглашений» означала восстановление СССР в былых границах. И бог с ними, с бывшими республиками, которые этого явно не хотели. О серьезности намерений коммунистов говорила их деятельность в Думе. В марте 1996-го нижняя палата приняла постановление о признании недействительной той части соглашений, в которых говорилось о прекращении существования Советского Союза.
Весной в избирательную кампанию активно включился глава Заксобрания Кемеровской области и будущий губернатор этого региона Аман Тулеев. Его лозунги были очень близки к лозунгам Зюганова. Существовала надежда, что Тулеев оттянет у лидера КПРФ некоторое количество голосов, кто-то даже называл нового участника гонки кремлевским спойлером (само собой, в то время употреблялось другое слово). Но вот какая закавыка. Незадолго до выборов Тулеев свою кандидатуру снял, заявив о поддержке Зюганова. Надежда на раскол умерла.
Судя по всему, ранней осенью 1995-го Ельцин и правда подумывал об уходе. Об этом говорил, например, Сергей Филатов, который до января 96-го руководил администрацией президента России. По его словам, Ельцин передумал только в декабре, после победы коммунистов на выборах в Думу. Советник главы государства Сергей Станкевич уверял, что до этого момента в качестве потенциального кандидата от демократических сил рассматривался мэр Петербурга Анатолий Собчак. В любом случае, как бы ни были сильны позиции Зюганова, а к лету 1996-го года рейтинг Ельцина стал расти, а его победа перестала выглядеть утопией. «Единый кандидат от демократов», о котором так долго говорил российский истеблишмент оказался вполне реален. Демократы стали консолидироваться вокруг президента. И даже Егор Гайдар, находившийся в оппозиции, привел свой «Демократический выбор» под знамена президента.
Впрочем, кандидат был, все-таки, не совсем «единым». Лидер «Яблока» Григорий Явлинский поддерживать Ельцина не стал и выдвинул свою кандидатуру на выборы. Впрочем, значительно важнее были другие процессы. Чем больше Зюганов говорил о «национализации», тем больше вздрагивал бизнес, боявшийся, что его ждут погромы и посадки. Крупные финансисты, забыв о внутренних противоречиях, в конце концов, объединились и встали на сторону Ельцина. В прессе появился термин «Семибанкирщина», по аналогии с Семибоярщиной, что недолго управляла Московским царством в начале XVII-го века, в годы Смуты.
Любопытно, что финансистов, поддержавших Ельцина было не семь, а заметно больше (минимум девять). Сами они факт какого-либо союза отрицали, а над словом «семибанкирщина» посмеивались. Тем не менее, Борис Березовский, Михаил Ходорковский, Петр Авен, Владимир Потанин, Владимир Гусинский и многие другие «олигархи» оказались по одну сторону баррикад. Консолидация разных сил вокруг Ельцина приобретала все более причудливые формы. Незадолго до выборов «1-й канал Останкино» показал весьма необычный выпуск «Поля Чудес» с Леонидом Якубовичем.
Ее гостями были персонажи пародийной программы «Куклы», которая выходила на НТВ. Программа эта пародировала именно политиков. У Якубовича играли латексные Ельцин, Зюганов, Жириновский, Святослав Федоров, Явлинский и другие кандидаты. Победил, разумеется, Ельцин. Вроде бы, без агитации, но было очевидно, два крупных телеканала сделали совместный проект, потому что очень хотели, чтобы действующий глава государства остался на своем месте еще на четыре года.
Что было бы. Вариант 1
В своей предвыборной кампании Ельцин сделал ставку на политтехнологов. И эта ставка сработала. Новая команда проделала колоссальную работу, и подняла рейтинг президента со дна, на высоту небольшого холма. После первого тура, в котором Ельцин победил с отрывом в три с небольшим процента (35,28 против 32,03 у Зюганова), именно политтехнологи нашли главе государства мощнейшего союзника. О поддержке Ельцина заявил генерал Александр Лебедь, который в первом туре занял третье место, набрав 14 процентов голосов избирателей. Сергей Зверев — будущий глава администрации, а в тот момент один из ее высокопоставленных сотрудников — был участником переговоров с Лебедем. На встречу пришлось привести двух генералов, потому что первый вопрос, который задавал потенциальный союзник звучал так: «В каком звании служили?» Когда же речь зашла о насущных трудностях страны, Лебедь предложил решать проблему уличной преступности вводом в города военных частей и постоянным патрулированием.
Задача переговорщиков состояла в том, чтобы убедить генерала не делать таких заявлений до начала второго тура. В итоге же, после окончательной победы Ельцина, Лебедь стал главой Совета Безопасности России. Для Зюганова союз двух его основных конкурентов явно стал большим сюрпризом. Впрочем, тут важно другое. Ставка на политтехнологов была большим риском. Ценой ошибки было бы поражение. Между тем силовики из окружения Ельцина предлагали ему беспроигрышный, пусть и совершенно не конституционный, вариант сохранения власти.
Все просто: в стране вводится чрезвычайное положение, что означало отмену выборов и продление полномочий действующего президента на неопределенный срок. Михаил Ходорковский утверждал, что лишь активное вмешательство тех самых «семи банкиров» помогло переубедить Ельцина. Сторонниками чрезвычайного положения были первый зампред правительства Олег Сосковец и глава Службы безопасности президента Александр Коржаков. Оба были людьми очень влиятельным, Коржаков и вовсе казался незыблемой глыбой и слыл лидером среди всех многочисленных российских силовиков. По словам Ходорковского, Коржаков встретил олигархов, пришедших на встречу с Ельциным, прямо у дверей президентского кабинета и с улыбкой сообщил им, что из этого кабинета все они отправятся в Лефортово.
20-го июня, через четыре дня после первого тура, Коржаков и Сосковец отправились в отставку, что расценили и как следствие возвышения Лебедя и как знак того, что Ельцин уже совсем не боится проиграть выборы. Однако сценарий с чрезвычайным положением, видимо, долго просуществовал в статусе плана В. Ходорковский утверждает, что Ельцин не отдал бы власть. В этом смысле, поражение от Зюганова, могло привести к экстренному введению чрезвычайного положения. Ведь до инаугурации нового президента еще оставалось время. Это жесткий сценарий. Чрезвычайное положение, запрет компартии в любом ее виде, аресты тех, кто мог бы встать на пути у Ельцина и верных ему силовиков. Фактически — это переход к диктатуре. Государство защищается, как раненный хищник. А раненый хищник гораздо опаснее хищника здорового. Но тут есть и еще один фактор. Ельцин, подписавший указ о чрезвычайном положении, утратил бы легитимность в глазах большой части общества. С учетом того, что президент и без того не был образцом популярности, такой ход мог обернуться баррикадами на улицах, революцией или гражданской войной. Гражданская война в ядерной державе — это настоящий ад.
Что было бы. Вариант 2
Вариант с победой Зюганова и уходом Ельцина ничем не лучше предыдущего. Допустим, Ельцин проиграл, признал поражение и передал бы власть победителю. Хозяином Кремля стал бы коммунист-популист. Нет сомнений, что Ельцину после инаугурации нужно было бы ехать не в ближнее Подмосковье, а за границу. Зюганов не оставил бы его на свободе. Арест бывшего президента и его окружения прибавил бы лидеру КПРФ популярности среди тех, кто вопил «Банду Ельцина под суд» и хотел вернуться в СССР. Это, правда, мелочи. Россия снова занялась бы самым бесперспективным делом в истории ХХ-го века — строительством социализма. Национализация стала бы реальностью. Страну ждала бы нищета, милитаризация, а заодно восстановление всех протухших еще во времена застоя лозунгов.
Дмитрий Орешкин: Какой была бы Россия, если бы в 1996 г. победил Зюганов?
Зюганов был обязан бы национализировать все то, что было в экономике. И довел бы нас до еще более глубокого кризиса, потому что все так называемые предприятия общенародной собственности были на боку. А те, что не были на боку, производили вещи, которые не имели рыночной цены. Например, танки. У нас было 639900 танков. Рухнули мы вовсе не от того, что на нас напал коварный Запад. Рухнули мы от того, что для этих танков не хватало солярки, в частности. И не только для танков, а еще и для тракторов. Рухнули мы еще и от того, что вся экономика производила вещи, которые было невозможно продать и, соответственно, вернуть в казну деньги. Эти танки никто не покупал на внутреннем рынке, за них невозможно было заплатить.
Возрождение этой экономики привело бы страну не к финансовому кризису, как то было в 1998 году, а опять к глобальному экономическому кризису, потому что производить надо то, на что есть платежеспособный спрос, а не то, что кажется важным каким-то государственным чиновникам.
Мы жили по условиям военного времени. А любая экономика военного времени производит пушки вместо масла, пушки продать нельзя, они в щепки разлетаются на линии фронта. И это экономика военного времени.
Я думаю, что в 1996 году Зюганов не смог бы вернуться к рыночной экономике. Просто потому, что тогда это был главный камень преткновения между «отвратительным» Чубайсом и между «народолюбивым» Зюгановым. Он даже сейчас все время говорит про общенародные собственности и все прочие слова. Хотя уже сейчас ежу понятно, что рыночная экономика эффективнее. Даже в таком уродливом виде, который был реализован в нынешней власти, когда у нас экономика монополизирована и регулируется государственным капитализмом. Но все равно есть такая вещь, как платежеспособный спрос. Если люди хотят покупать автомобили, значит надо производить автомобили, потому что тогда ты производишь денежный поток. И этот денежный поток позволяет функционировать государству за счет налогов, поступающих с этого денежного потока. А если ты производишь не то, что нужно продать, а то, что нужно дяде с какого-нибудь Госплана, то ты делаешь вещи, которые рынок не покупает.
Зюганов был представителем интересов именно этого военно-промышленного лобби, которое привыкло производить что-то плавающее, стреляющее, взрывающееся и совершенно не думало, откуда у государства деньги, чтобы оплачивать эти замечательные штуки. Деньги брались за счет экспорта ресурсов. А когда ресурсы упали в цене, оказалось, что нашим замечательным рабочим платить неоткуда, потому что все это добро не продавалось. И попытка восстановить советскую модель экономики была бы катастрофической. А попытка развивать рыночную экономику сразу бы отбрасывала коммуниста Зюганова в разряд позорных соглашателей, оппортунистов, хвоститстов, в предателей дела рабочего класса. На это он пойти бы не смог. Поэтому для меня кажется очевидным, что это была бы очень серьезная катастрофа для страны. И все эти мучительные жертвы начла 90-х годов, когда заводы легли на бок, потому что они производили то, на что не было спроса. А на этих заводах работали миллионы людей. И они получили безработицу и жили на картошке с собственных приусадебных участков – это огромная цена. Но это цена за то, что 70 лет страна шла в тупиковом направлении. И раньше или позже она должна была в этот тупик уйти.
Так вот, если бы Зюганов вернулся в 1996 году, то весь интервал с 87 по 96 год был бы коту под хвост. Мы попытались бы вернуться назад, к той самой безумной экономике, которая сейчас существует в Северной Корее.
Я думаю, что нам очень повезло, что в 1996 году господин Зюганов не выиграл выборы. И я думаю, что он потому и не выиграл, что у общества (во всяком случае, его большинства), и у элит было понятно, что вот этого нам точно не надо. Для тех, кто считает, что Зюганов был популярен, напомню, что в первом туре в городах господин Зюганов получил всего 15% голосов. Городов у нас ¾ в стране. И в городах, как известно, труднее всего фальсифицировать результаты. Чему доказательства Москва, Питер, Ярославль, Астрахань, Тольятти. Именно в городах в первом туре Ельцин победил, а Зюганов набрал свои голоса на селе в черноземной зоне, в так называемом «красном поясе» и в тех республиках, где местные консервативные элиты надеялись на возвращение советских порядков. Это, в первую очередь, Дагестан, Орловщина, Кемеровская область, Северная Осетия, Татарстан, Башкортостан (особенно их сельсине территории), где местные элиты хотели возвращения простых, понятных советских времен, когда они были секретарями райкомов и обкомов, получали деньги из федерального центра. Вот там и была зона опоры Зюганова. Причем далеко не массовое голосование, а за счет административного ресурса. На селе добиться правильных цифр гораздо проще с помощью фальсификаций и сейчас, и тогда. Так вот, города однозначно поддержали Бориса Ельцина, потому что понимали необходимость перемен. А сельские элиты хотели возвращения к советским колхозам и совхозам, к временам, когда независимо от того, толковые вещи делает колхоз или бестолковые, много он производит добра или мало, — ему из центра переводили деньги.
Коммунизм не может существовать без «железного занавеса». Во-первых, потому что нужен враг, чтобы производить бессмысленные вещи, типа атомной бомбы в нищей стране. Чем занимается Северная Корея и чем занимался товарищ Сталин. А во вторых, потому что нужна стена между этим социумом, который живет под воздействием оглупляющей пропаганды, которая рассказывает мы строим самое светлое будущее для всего человечества. Как только человек попадает за пределы этой самой искусственно построенной железной стены, он в ужасе понимает, что на Западе есть колбаса, 2-3 сортов.
Если Зюганов действительно пытается воспроизвести советский опыт, то без «железного занавеса» просто никак. Потому что люди, побывавшие за рубежом, понимают, что одно дело красивые сказки про общенародную собственность и совсем другое дело – наличие товаров в магазине.
Что было бы если зюганов победил на выборах 1996
В 1996 году была высока вероятность победы на президентских выборах Геннадия Зюганова. Как бы сложилась жизнь в нашей стране, если бы выиграл главный коммунист России, что ожидало бы нас за этим крутым политическим виражом?
На пороге сенсации
Весь парадокс политической ситуации в 1996 году был в том, что путем демократических выборов к власти могла прийти партия, которая ассоциировалась у граждан с подавлением любых проявлений демократии. Тем не менее разочаровавшийся в либеральных реформах народ готов был голосовать за Зюганова.
Первый тур президентских выборов не выявил победителя, а во втором, по официальным данным, Борис Ельцин вырвался вперед с отрывом примерно в 13% голосов. Правда, многие уверены, что победа тогда должна была достаться именно Зюганову. Ему просто не повезло, что сработал пресловутый административный ресурс. Попробуем же представить ситуацию, в которой президентом России стал коммунист.
Смелая программа
Накануне выборов Зюганов посетил Всемирный экономический форум в Давосе, где, по свидетельству очевидцев, вел себя так, словно уже был хозяином Кремля. Он прекрасно знал результаты опросов, согласно которым примерно треть россиян ностальгировала по советскому прошлому.
Предвыборная кампания коммунистов была весьма смелая и напористая. Они обещали провести национализацию, вернуться к советским ценностям и отменить Беловежские соглашения. Последнее звучало слишком самонадеянно, так как бывшие союзные республики вряд ли поспешили бы обратно в состав СССР.
Однако в нижней палате парламента коммунисты все же добились принятия документа о признании недействительной той части соглашений, в которых речь шла о прекращении существования Советского Союза.
Журналист Максим Шевченко считает, что коммунисты все-таки не были сторонниками реставрации СССР в прежнем виде. А лидерство Зюганова, по его словам, позволило бы преодолеть тот чудовищный раскол в обществе, который произошел после расстрела Белого дома.
Возвращение в «Совок»
Многие полагают, что возврат к СССР после победы Зюганова был неминуем. Политолог Дмитрий Орешкин не сомневается, что Геннадий Андреевич стал бы использовать ресурсы бывшего советского номенклатурного аппарата. Однако, по его мнению, это ввергло бы страну в еще более глубокий кризис.
«Пятилетние планы, разрыв с Западом, гонка вооружений, пионерские галстуки, исчезновение продуктов из магазинов и прочие прелести «Совка» – это бы нас ждало вскоре после прихода коммунистов к власти, уверен журналист Алексей Дурново.
Вероятно, Зюганов отменил бы многие ельцинские указы, препятствующие деятельности Компартии, и вернул бы горкомы, райкомы и обкомы. Затем бы последовал новый передел собственности, названный национализацией. Олигархов бы убрали, вынудив спешно ретироваться за границу. Однако на их смену пришла бы партийная элита – ведь свято место пусто не бывает.
Без амбиций
Сегодня Зюганов все чаще воспринимается как «карманный оппозиционер». А мог ли он стать в случае победы более решительным и жестким? Экс-глава МВД Анатолий Куликов называет Зюганова человеком «неконфликтным и не очень амбициозным». «Уже около четверти века Зюганов возглавляет Компартию, но мы ни разу не видели, чтобы он пытался всерьез претендовать на власть. Говорит библейские истины, принимает в пионеры», – констатирует Куликов.
Многие помнят, в каком состоянии находилась страна – задержки зарплат, повышение цен, акции протеста. Все понимали, что по мановению волшебной палочки жизнь не наладится. Вероятно, и сам Зюганов как достаточно трезво мыслящий политик не рассчитывал, что его президентство кардинально и быстро изменит ситуацию. Скорее всего, его действия были бы взвешенными и острожными, так как любой промах грозил бы ему и его партии серьезными последствиями.
Хорошо знающий Зюганова юрист Михаил Федотов считает, что Геннадий Андреевич попытался бы возродить советские порядки, но в условиях рынка и относительной демократизации политической системы. Однако рано или поздно он все равно пришел бы к выводу, что это совместить невозможно, и сдал бы свои позиции, убежден Федотов.
Переход к диктатуре
Некоторые российские политики эпохи 1990-х полагают, что если бы Зюганов стал главой государства, то в стране мог бы быть введен режим чрезвычайного положения. Но инициатором его стал бы не лидер коммунистов, а еще действующий президент Борис Ельцин. Ведь до инаугурации нового президента прежний остается у власти.
Подобный сценарий развития событий, скорее всего, сопровождался бы полным запретом Компартии (об этом своем намерении Ельцин неоднократно заявлял в узком кругу) и переходом к жесткой диктатуре. Как утверждают некоторые источники, беспроигрышный, хотя и не совсем конституционный, вариант сохранения власти был предложен Ельцину силовиками: в стране вводится чрезвычайное положение, результаты выборов аннулируются, а полномочия действующего президента продлеваются на неопределенный срок.
Реализовывать такой план было кому. Накануне второго тура выборов о поддержке Ельцина заявил генерал Александр Лебедь, занявший в первом туре третье место. Лебедь всегда высказывался за применение максимально жестких мер. Так, проблему уличной преступности он готов был решать с помощью ввода в города военных частей и постоянного патрулирования.
Но чем мог закончиться процесс насильственного сохранения власти? Вероятно, баррикадами на улицах или даже гражданским конфликтом. Фактически Ельцину советовали возродить ГКЧП, а мы прекрасно помним к чему привела деятельность этого комитета в 1991-м. Полномасштабные военные действия в ядерной державе – это путь к настоящей катастрофе.