Что было началом душевного кризиса гоголя
Душевный кризис Гоголя
В последних числах января Гоголя настиг новый душевный кризис. Толчком к нему стало известие о смерти сестры поэта Н. М. Языкова. Гоголь задумывается о смерти. Его посещают сомнения в полезности заново написанного им второго тома. Он обвиняет себя в том, что слишком возгордился, не достиг нравственного совершенства, возмечтал стать спасителем человечества. В своих собственных глазах он превратился в преступника, который не только не прославил Россию, но и оклеветал ее. Эти мысли привели Гоголя к выводу, что второй том не только его творческая неудача, но и крах всей жизни. Он понял, что не смог совместить художественное творчество с религиозным служением.
В этом, возможно, Гоголь укрепился после бесед со своим духовником, священником Матвеем Константиновским. Душевный кризис Гоголя настолько усилился, что писатель попросил о причащении Святых Тайн, через несколько дней в ночь с 11 на 12 февраля сжег второй том «Мертвых душ» (остались черновики пяти глав). Через десять дней после сожжения рукописи 21 февраля 1852 года Гоголь умер. Он погиб, раздавленный тяжестью воображаемой вины.
Хоронили Гоголя тысячи людей. Его отпевали в университетской церкви Св. Татьяны, оттуда до места погребения в Даниловом монастыре гроб несли на руках профессора и студенты Московского университета. Над могилой писателя был поставлен надгробный памятник, на котором высекли надпись со словами из книги библейского пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеются».
Опишите кратко творческий кризис Гоголя
В последних числах января Гоголя настиг новый душевный кризис. Толчком к нему стало известие о смерти сестры поэта Н. М. Языкова. Гоголь задумывается о смерти. Его посещают сомнения в полезности заново написанного им второго тома. Он обвиняет себя в том, что слишком возгордился, не достиг нравственного совершенства, возмечтал стать спасителем человечества. В своих собственных глазах он превратился в преступника, который не только не прославил Россию, но и оклеветал ее. Эти мысли привели Гоголя к выводу, что второй том не только его творческая неудача, но и крах всей жизни. Он понял, что не смог совместить художественное творчество с религиозным служением.
В этом, возможно, Гоголь укрепился после бесед со своим духовником, священником Матвеем Константиновским. Душевный кризис Гоголя настолько усилился, что писатель попросил о причащении Святых Тайн, через несколько дней в ночь с 11 на 12 февраля сжег второй том «Мертвых душ» (остались черновики пяти глав). Через десять дней после сожжения рукописи 21 февраля 1852 года Гоголь умер. Он погиб, раздавленный тяжестью воображаемой вины.
Хоронили Гоголя тысячи людей. Его отпевали в университетской церкви Св. Татьяны, оттуда до места погребения в Даниловом монастыре гроб несли на руках профессора и студенты Московского университета. Над могилой писателя был поставлен надгробный памятник, на котором высекли надпись со словами из книги библейского пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеются».
Душевная трагедия Гоголя!
ЗАДУМАЙТЕСЬ ДРУЗЬЯ о СВОЕМ МИРОПОНИМАНИИ. МОЖЕТ МЫ ТОЖЕ ИНОГДА БОЛЕЕ ДУШЕВНЫЕ,ЧЕМ ДУХОВНЫЕ!
Гоголь обличает не современные ему формы жизни, ибо не было тогда в России и в помине странных властей, образовавшихся мимо законных, не правили миром швеи, портные и ремесленники всякого рода, а Божии помазанники не оставались в стороне. По конкретному поводу писатель обличает журналистику, диктующую общественное мнение, но в мистическом измерении он разоблачает инфернальных духов, пронизывающих общественную атмосферу, их незаконные законы. Носителями духовной заразы оказывается новое внесословное сословие людей темных, никому неизвестных, не имеющих мыслей и чистосердечных убеждений. Гоголь опознал новые формы помутнения рода человеческого в самом их зачатке, но описал в сложившихся формах. Мнениями и мыслями умных людей уже во многом правят идейные маньяки, поэтому читающая публика не понимает прямых предостережений, остается равнодушной к тому, о чем вопиет писатель, более того, обвиняет его в разного рода несуразностях. Он так и остался непонятым и непонятным для современников. В мистическом плане многое в судьбе Гоголя было результатом мщения тех сил, которые ему удалось разоблачить.
Начиная с Гоголя сатира в России более, нежели сатира. Сатирический скальпель соскабливает налет мещанского быта и настроения. А под безобидными ликами скрываются чудовища. Смех и комическое в произведениях Гоголя срывали покрывала обыденщины, за которым открывалось страшное. Писатель сам испугался теней хаоса, которые ему удалось вывести на свет, поэтому он смешил всех, скрывая невидимые миру слезы. Сатирический взгляд принципиально заужен, ограничен разоблачением масок, он не освещает саму живую жизнь, духовные основы реальности, поэтому опасен. Обличительный пафос и здравый оптимизм плохо сочетаются в одной душе, отсюда душевный трагизм сатирика-обличителя.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ О ЕГО ДУХОВНОЙ БОЛЕЗНИ хорошо высказаны ему его друзьями и он их принял со смирением и пониманием:
На «Выбранные места…» откликнулся и святитель Игнатий (Брянчанинов), в ту пору архимандрит, настоятель Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга, а впоследствии епископ Кавказский и Черноморский, один из авторитетнейших духовных писателей. Он отозвался о книге Гоголя критически: «…она издает из себя и свет и тьму. Религиозные его понятия не определены, движутся по направлению сердечного вдохновения, неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного… Книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешано. Желательно, чтоб этот человек, в котором видно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех духовных благ»
Вся Москва была о нем такого мнения». В который раз подтвердились слова святого апостола Павла: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1 Кор. 2, 14).
Гоголя огорчала не столько журнальная критика, сколько нападения друзей. «Душа моя изныла, – писал он Сергею Тимофеевичу Аксакову 10 июля (н. ст.) 1847 года, – как ни креплюсь и ни стараюсь быть хладнокровным… Можно еще вести брань с самыми ожесточенными врагами, но храни Бог всякого от этой страшной битвы с друзьями!»
Гоголь стремился выработать в себе христианское чувство смирения. В этом свете следует понимать и его признание в письме к Аксакову от 28 августа (н. ст.) того же 1847 года: «Да, книга моя нанесла мне пораженье, но на это была воля Божия… Без этого поражения я бы не очнулся и не увидел бы так ясно, чего мне недостает. Я получил много писем очень значительных, гораздо значительнее всех печатных критик. Несмотря на все различие взглядов, в каждом из них, так же, как и в вашем, есть своя справедливая сторона».
Это свое понимание христианского смирения, почерпнутое из писаний святых отцов, Гоголь сжато изложил в «Правиле жития в мире»: «От споров, как от огня, следует остерегаться, как бы ни сильно нам противуречили, какое бы неправое мнение нам ни излагали, не следует никак раздражаться, ни доказывать напротив; но лучше замолчать и, удалясь к себе, взвесить все сказанное и обсудить хладнокровно… Истина, сказанная в гневе, раздражает, а не преклоняет».
Душевный кризис Гоголя
В последних числах января Гоголя настиг новый душевный кризис. Толчком к нему стало известие о смерти сестры поэта Н. М. Языкова. Гоголь задумывается о смерти. Его посещают сомнения в полезности заново написанного им второго тома. Он обвиняет себя в том, что слишком возгордился, не достиг нравственного совершенства, возмечтал стать спасителем человечества. В своих собственных глазах он превратился в преступника, который не только не прославил Россию, но и оклеветал ее. Эти мысли привели Гоголя к выводу, что второй том не только его творческая неудача, но и крах всей жизни. Он понял, что не смог совместить художественное творчество с религиозным служением.
В этом, возможно, Гоголь укрепился после бесед со своим духовником, священником Матвеем Константиновским. Душевный кризис Гоголя настолько усилился, что писатель попросил о причащении Святых Тайн, через несколько дней в ночь с 11 на 12 февраля сжег второй том «Мертвых душ» (остались черновики пяти глав). Через десять дней после сожжения рукописи 21 февраля 1852 года Гоголь умер. Он погиб, раздавленный тяжестью воображаемой вины.
Хоронили Гоголя тысячи людей. Его отпевали в университетской церкви Св. Татьяны, оттуда до места погребения в Даниловом монастыре гроб несли на руках профессора и студенты Московского университета. Над могилой писателя был поставлен надгробный памятник, на котором высекли надпись со словами из книги библейского пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеются».
Духовный кризис
Литературные споры, вызванные появлением «Мертвых душ», не затихали. В журналах и газетах, в студенческих аудиториях и аристократических салонах шли жаркие дебаты между защитниками и противниками поэмы.
Духовный кризис
В это время Гоголь отдыхал и лечился в небольшом немецком городке Гастейне. Здесь он встретился со своим давнишним знакомым поэтом Н. М. Языковым. Их частые и продолжительные беседы, совместная жизнь в Гастейне и Риме не прошли бесследно для писателя. Враждебно относившийся к Белинскому, ко всему новому и прогрессивному в общественной жизни России, близкий к окружению «Москвитянина», Языков содействовал обращению Гоголя к религиозно-мистическим идеям. Конечно, влияние Языкова на Гоголя не следует преувеличивать, так как сам писатель в это время постепенно склонялся к тем ложным взглядам, которые в конечном счете привели его к духовному и творческому кризису.
Перед отъездом за границу Гоголь все чаще начал поговаривать о том, что это будет его последнее и самое «продолжительное удаление из отечества», возврат в которое он мыслил «только через Иерусалим».
Последующие за тем годы жизни писателя за рубежом были заполнены бесконечными переездами. Он не мог долго оставаться на одном месте, полагая, что перемена обстановки положительно скажется на его здоровье и настроении. Работа над вторым томом «Мертвых душ» подвигалась медленно, с большим напряжением и перерывами. Гоголь болезненно реагировал на утрату творческой энергии, потерю работоспособности. В своих мыслях он все чаще обращался к богу, изнурял себя духовно и физически молитвами и постами. Он надеялся, что это вернет ему душевный покой и вдохновение, так нужные для завершения второго тома «Мертвых душ».
Писатель внимательно следил за обильным потоком критических статей о его поэме. В письмах к Прокоповичу, Плетневу, Шевыреву он постоянно просил их присылать отзывы, сообщать устные толки о «Мертвых душах». Страстные, пронизанные революционным пафосом выступления Белинского, которые писатель после встреч с критиком в Петербурге ждал с нетерпением, напугали его. Он не предполагал, что «Мертвые души» вызовут такую бурную полемику и что его имя будет связано с той ожесточенной борьбой, которую повели «Отечественные записки» с идеологами самодержавия.
За время многолетней разлуки с родиной Гоголь, чуждавшийся, по его собственному признанию, вопросов политики, постепенно утратил чувство реальности. Он не замечал и не пытался вникнуть в сущность больших изменений, происшедших за это время в экономической и общественной жизни России, переживавшей глубокий кризис феодально-крепостнической системы.
Но этих героев следовало искать не среди тех, на кого обратил свой взор запутавшийся в религиозно-нравственных исканиях Гоголь. Как художник он оказался бессильным воплотить ложную идею в полнокровные реалистические образы. Поняв это, писатель сжигает первый вариант второго тома «Мертвых душ».
К середине 40-х годов духовный кризис Гоголя достигает критических размеров. По признанию самого писателя, в этот период рядом с ним не оказалось никого из близких людей, кто бы помог ему и предотвратил его падение. Наоборот, в трудное для него время он очутился в окружении Смирновой, Шереметевой, Виельгорских, Апраксиных и других представителей русской аристократии, пресытившихся легкой жизнью и впавших от безделья в религию.
Ослепленный видимостью дружеских отношений, ханжеской набожностью именитых знакомых, Гоголь старался предстать перед ними в роли проповедника и наставника. Они охотно поддерживали и поощряли эти устремления писателя, в сознании которого начала укрепляться мысль о его особой, предначертанной свыше, миссии спасителя людей от земных грехов и соблазнов.
Духовный кризис писателя незамедлительно сказался не только на мировоззрении и эстетических взглядах автора «Ревизора» и «Мертвых душ». Трагическим следствием его явился отказ художника от своих прежних идеалов и произведений. В созданной им в 1846 году драматической сцене «Развязка «Ревизора» он заявил, что город, описанный им в комедии, это миф, его никогда не было и нет в природе, что это не реальный, а «душевный город», в котором каждый из действующих героев являлся носителем определенного недостатка. Цель комедии, по утверждению Гоголя, очистить людей от этих недостатков, свойственных вообще каждому человеку. Таким образом, остро социальное содержание сатирической комедии он свел к одним моралистическим наставлениям.
Во втором издании «Мертвых душ», напечатанных в 1846 году под наблюдением Шевырева, Гоголь публикует пространное «Предисловие от сочинителя», где по существу отказывается от обличительной направленности поэмы, считая ее незрелым и во многом ошибочным произведением.
К июлю 1846 года книга была закончена. Посылая рукопись Плетневу, Гоголь писал: «Наконец моя просьба! Ее ты должен выполнить, как наивернейший друг выполняет просьбу своего друга. Все свои дела в сторону, и займись печатаньем этой книги под названием: «Выбранные места из переписки с друзьями».
Плетнев поспешил издать книгу, несмотря на то, что се сильно изуродовала цензура. В начале 1847 года она вышла в свет. Гоголь пытался протестовать против произвола цензуры, которая изъяла из книги, по его мнению, много важных мест и целиком запретила два обличительных письма: «Страхи и ужасы России» и «Занимающему важное место». Но исправить положение Гоголь был уже не в силах; и в таком виде «Выбранные места из переписки с друзьями» стали достоянием читателей. В результате вмешательства цензуры сгладилась противоречивость позиции писателя, в которой причудливо совмещалась защита самодержавия и православия с резкой критикой крепостнической России.
В этой книге представители охранительного лагеря увидели, наконец, решительный поворот Гоголя к тому направлению, к которому они призывали автора «Ревизора» и «Мертвых душ» в течение многих лет.
Слабое в художественном отношении произведение Шевырев поставил выше всего, что было создано Гоголем до этого. «Выбранные места» рассматривались им как свидетельство отхода писателя от «натуральной школы», окончательного разрыва с прогрессивным течением в литературе. Шевырев утверждал, что в своей «Переписке с друзьями» Гоголь открыл «тайну своих внутренних убеждений», основанных на «коренных началах жизни русского народа», навсегда «разорвал связи с теми, которые добровольно навязывали ему себя (т. е. с Белинским), вовсе его не понимая», «расстался с теми, которые думали от него вести свое происхождение».
Книга Гоголя вызвала среди читающей публики бурные и разноречивые толки. Реакционный лагерь открыто выражал свою радость по поводу крутого изменения взглядов писателя, выступившего с защитой самодержавия, крепостного права и религии.
По мнению Гоголя, созданная им книга должна была открыть глаза правящим сословиям на многие недостатки и промахи правительственной администрации, указать на забвение чиновниками своих обязанностей перед отечеством, оторванность аристократической верхушки от народа. Писатель полагал, что его слово поможет укрепить сложившиеся веками и нарушенные ходом истории патриархальные взаимоотношения между помещиком и крестьянином, восстановить под эгидой царя классовый мир и спокойствие на русской земле.
Все эти идеалистические откровения писателя, симптомы которых улавливал в его художественных произведениях Белинский и неоднократно указывал на них, говоря о слабости и ошибочности идейных позиций Гоголя мыслителя, до глубины души возмутили критика, откликнувшегося на появление «Выбранных мест из переписки с друзьями» гневной рецензией.
Гоголь был потрясен единодушным осуждением передовым русским обществом и особенно Белинским его книги. Она, как оказалось, во многом была неприемлема и для тех, кому адресовалась в первую очередь. Доказательством этого являлось то, что цензура урезала его книгу, выбросив из нее все, что было связано с критикой бюрократического аппарата и нравов высшего общества. Не приняли до конца «Выбранные места» и близкие друзья Гоголя из славянофильского лагеря, так как она слишком смело и откровенно раскрывала их идейные позиции.
Стремясь как-то оправдать себя и свою книгу в глазах Белинского, объяснить ему ее значение, Гоголь обратился к нему с письмом, где упрекал критика в непонимании им смысла произведения и благих намерений автора.
* ( В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 94.)
Белинский, находившийся за границей, будучи свободным от цензурных препон и полицейского надзора, с беспощадной прямотой высказал писателю откровенное мнение о его реакционной книге. С неменьшей резкостью он говорил и о ее авторе, который дискредитировал себя во мнении русской публики как «проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия».
Белинский призывал Гоголя во имя любви к России порадоваться вместе с ним падению его «зловредной» «Переписки», отказаться от презренной участи прислужника престола. Он напоминал Гоголю о благородной исторической миссии, выпавшей на долю русской литературы, патриотическом долге писателей, на которых взирали в России, как на «единственных вождей, защитников и спасителей от мрака самодержавия, православия и народности».
Гоголь читает ‘Ревизора’ 5 ноября 1851 года в Москве. Офорт В. Данилова и О. Дмитриева. 1951
* ( В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 19, стр.169.)