Что было в дневниках левина
Анна Каренина. Часть 7 Картина 4 Дневник Левина
Анна Каренина, или свежий взгляд на Анны зад. Часть 7 Картина 4 Дневник Левина.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. В данном тексте присутствует ненормативная лексика.
Интродукция (Левин и Кити вдвоём наедине. В руках Левина его дневник, который он вел пока они были в разлуке.)
Как только откачу я *** воротник,
То сразу запись делаю в дневник,
И записей уже тетрадка точно набралась,
Когда, куда и как ебня моя велась.
Надеюсь я и Вас в те записи включить,
Как мне удастся ***м в вашей дырке посучить.
Такие вот представьте странные записки,
Про похождения моей налившейся пиписки.
(Протягивает дневник Кити. Кити читает.)
Не ожидала Левин я от Вас никак,
Что вы в деревне Половой маньяк,
Уж лучше б Вы читать мне не давали,
Как Вы крестьянок беззастенчиво ****и,
И обо всём вели бессовестно дневник.
Тут Костя Левин от укоров сник.
Должна ты Кити знать про это и принять,
Что иногда, когда придёт охота Дуру повалять,
Себе я в том скорей всего не откажу,
И бабе деревенской хер свой засажу.
А в остальном ты знаешь, я тебя люблю,
Ну в месяц раз один другой кого употреблю,
И снова будем вместе, снова рядом,
И член мой ощутишь ты у себя под задом.
Какая пошлость, невообразимо,
Прочту ещё, понять необходимо,
Чтоб вывод сделать мне о том,
Что жить я буду с эдаким скотом.
7 секретов «Анны Карениной»
Почему Долли, выходя замуж, ничего не знала о семейной жизни, что останавливало Каренина от дуэли, мог ли Вронский жениться на Анне и стать законным отцом своим детям?
1. Тайна невинности Долли
После скандала измены Стивы в дом Облонских приезжает Анна, чтобы помирить супругов. Подавленная ситуацией Долли оправдывает свой отказ простить мужа:
«— Изволь, — вдруг сказала она. — Но я скажу сначала. Ты знаешь, как я вышла замуж. Я с воспитанием maman не только была невинна, но я была глупа. Я ничего не знала. Говорят, я знаю, мужья рассказывают женам свою прежнюю жизнь, но Стива… — она поправилась, — Степан Аркадьич ничего не сказал мне. Ты не поверишь, но я до сей поры думала, что я одна женщина, которую он знал. Так я жила восемь лет. Ты пойми, что я не только не подозревала неверности, но что я считала это невозможным, и тут, представь себе, с такими понятиями узнать вдруг весь ужас, всю гадость… Ты пойми меня. Быть уверенной вполне в своем счастии, и вдруг…»
2. Тайна Рима
После того как лошадь Вронского сломала спину и упала вместе с наездником, ошарашенные зрители несколько раз повторили фразу:
«Недостает только цирка со львами».
3. Тайна чепца на мельнице и поднятых воротников
Вернувшись из Италии в Россию, Вронский и Анна остановились в Петербурге. Вскоре Алексей встречается со своей кузиной Бетси Тверской, которая в разговоре о готовящемся разводе Анны с Карениным роняет странную фразу:
«Вы мне не сказали, когда развод. Положим, я забросила свой чепец через мельницу, но другие поднятые воротники будут бить вас холодом, пока вы не женитесь».
«Бросить чепец за мельницу» (или «перебросить чепец через мельницу») — калька французской идиомы jeter son bonnet (sa coiffe) par-dessus les moulins. Буквально это переводится как «перебросить чепец (или головной убор) через мельницы», а фигурально — «пуститься во все тяжкие». Осуждавшая Анну Бетси была «развратнейшая женщина», открыто обманывавшая мужа и не скрывавшая свою связь с любовником. Эта фраза прекрасно характеризует ее отношение к чистоте семейных отношений.
Другой предмет одежды, который называет Бетси, — это поднятый воротничок. Судя по всему, княгиня имеет в виду мужчин петербургского света: еще в начале века в моду вошли рубашки с необычайно высокими накрахмаленными воротниками.
4. Тайна мазурки
В самом начале романа на московском балу Кити с нетерпением ждет приглашения Вронского на мазурку:
«Ей казалось, что в мазурке все должно решиться».
К тому моменту Кити уже танцевала с Вронским дважды: сначала они прошли несколько туров вальса, затем кадриль. Почему же она хотела обязательно станцевать с ним и мазурку?
Несмотря на праздничную атмосферу, бал имел довольно строгий регламент. Он открывался полонезом, за ним следовал вальс, после обычно танцевали четыре французские кадрили, а кульминацией была мазурка, после которой бал закрывался или прерывался на длительный ужин. Этот порядок не был случайным: каждый танец отвечал за определенное настроение, соответственно, и темы, на которые было допустимо говорить во время разных танцев, были определенные.
Вальс считался одним из самых эротичных танцев: партнеры образовывали пару анфас, кавалер поддерживал даму за талию (за пределами танцевального пространства такой жест считался непозволительным). Кадриль — чопорный этикетный танец, во время которого обсуждались повседневные дела и общественные события. Такой танец был способом завести полезное знакомство и немного посплетничать. Романтические разговоры во время кадрили были неуместны.
Мазурка подчеркивала мужественность кавалеров: громкие удары каблука, резкие взмахи руками, имитирующие натягивание поводьев, так называемое хромое па (pas boiteux), напоминающее о ранениях в бою. Во время одной из фигур мазурки партнер опускался перед дамой на колено. И одновременно мазурка демонстрировала грациозность дам. Апофеозом женской партии было падение на руки кавалера: дама словно сдавалась под его напором и соглашалась отдать ему свое сердце. Так что неудивительно, что Кити Щербацкая возлагала на мазурку большие надежды.
5. Тайна детей Карениных
Анна не готова к разводу, и Вронский просит о помощи Долли. Главный его аргумент в пользу развода — это дети:
«Моя дочь по закону — не моя дочь, а Каренина. Я не хочу этого обмана! — сказал он с энергическим жестом отрицания и мрачно-вопросительно посмотрел на Дарью Александровну.
Она ничего не отвечала и только смотрела на него. Он продолжал:
— И завтра родится сын, мой сын, и он по закону — Каренин, он не наследник ни моего имени, ни моего состояния, и как бы мы счастливы ни были в семье и сколько бы у нас ни было детей, между мною и ими нет связи. Они Каренины».
В законодательстве XIX века, как и сегодня, существовала так называемая презумпция законности, согласно которой младенец, появившийся на свет у родителей, состоявших в законном браке (как Анна Каренина и ее супруг), указывался в метрике как законнорожденный. Ребенок числился законным до тех пор, пока путем особого церковного или судебного разбирательства не было доказано обратное. Именно поэтому маленькая Аня получила фамилию «отца по закону».
При желании Каренин мог начать процесс по признанию «прижитой» супругой девочки незаконной, но шансов выиграть дело было мало. Единственным аргументом в пользу истца была невозможность его встреч с Анной Аркадьевной в то время, когда был зачат ребенок (по законам того времени — 306 дней). Это можно было доказать при условии, если бы чета Карениных жила все это время в разных городах или если бы один из супругов находился под особым надзором (в больнице или тюрьме). Но Каренины жили вместе, а значит, маленькая Аня в этом случае не имела шансов стать Вронской. Единственной возможностью Вронского узаконить свою дочь был развод Карениных. Но, к сожалению, с ним ситуация была не менее сложной.
Единственным поводом для развода Анны и Алексея Александровича могло быть прелюбодеяние: российское законодательство второй половины XIX — начала XX века называло это «оскорбление святости брака» и фактом «половой связи одного из супругов с лицом посторонним, все равно — состоящим в браке или свободным». После болезни Анны, едва не приведшей к смерти, Каренин простил ей измену и согласился отпустить, сфальсифицировав развод, то есть взяв вину прелюбодеяния на себя. Таким образом, он позволил Анне сохранить репутацию, в дальнейшем выйти замуж за Вронского и дать его фамилию маленькой Ане (после удочерения). Именно на такой исход и надеялся Вронский. Но сама Каренина, а затем и ее муж отказались от такого решения проблемы.
Разорвать отношения с мужем Каренина смогла бы, только взяв вину на себя. Но в этом случае рождение маленькой Ани стало бы следствием преступной связи, а таких детей нельзя было узаконить или усыновить. Подтвердив свою измену в суде, Каренина обрекла бы себя на пожизненное безбрачие (это было отменено лишь в мае 1904 года), не смогла бы официально выйти замуж за Вронского, а их будущие дети считались бы незаконнорожденными и не имели бы права носить фамилию отца.
6. Тайна отказа Каренина от дуэли
О поединке думал и Каренин. Для него это был едва ли не единственный способ выйти из неприятной ситуации с незапятнанной репутацией. Согласно Дуэльному кодексу, дуэль могла «дать решительное и окончательное восстановление чести. …Даже самое тяжкое оскорбление признается не оставляющим ни малейшего пятна на чести, раз только она получила удовлетворение посредством дуэли; при этом безразлично, осуществилась ли дуэль или не была осуществлена вследствие признания ее неосуществимости на основании законов о дуэли; а если дуэль была осуществлена, то оказалось ли ее результатом пролитие крови или нет».
Однако оскорбленный Каренин так и не решился на поединок. И дело не только в страхе быть убитым. В России дуэль считалась уголовным преступлением, и участие в ней означало бы конец успешной чиновничьей карьеры Алексея Александровича, которая была невероятно значима для него. Вторая причина была религиозная. Церковь относилась к дуэлянтам как к душегубам и самоубийцам — их нельзя было хоронить на кладбище, соборовать, допускать к исповеди и причастию. Каренин как человек религиозный и воцерковленный не мог себе позволить дуэль.
7. Тайна ломберного столика
Решив еще раз сделать Кити предложение, Левин выбирает довольно необычный способ и пишет признание на ломберном столике:
«— Я давно хотел спросил у вас одну вещь.
Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
— Пожалуйста, спросите.
— Вот, — сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о, э, н, м, б, з, л, э, н, и, т?»
Графиня Толстая вспоминала, что прочитала признание «быстро и без запинки», однако ее младшая сестра, Татьяна Кузминская, в своих мемуарах вспоминала эту сцену иначе. Пятнадцатилетняя Таня была случайным свидетелем этой удивительной сцены. Не желая петь во время вечера, она спряталась от гостей под роялем и слышала, как Лев Николаевич помогал Соне разобрать некоторые слова.
Что было в дневниках левина
«. Труднее всего в этом положении было то, что он никак не мог соединить и примирить своего прошедшего с тем, что теперь было. Не то прошедшее, когда он счастливо жил с женою, смущало его. Переход от того прошедшего к знанию о неверности жены он страдальчески пережил уже; состояние это было тяжело, но было понятно ему. Если бы жена тогда, объявив о своей неверности, ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он не был бы в том для самого себя безвыходном непонятном положении, в каком он чувствовал себя теперь. Он не мог теперь никак примирить свое недавнее прощение, свое умиление, свою любовь к больной жене и чужому ребенку с тем, что теперь было, то есть с тем, что, как бы в награду за все это, он теперь очутился один, опозоренный, осмеянный, никому не нужный и всеми презираемый.
. Он почувствовал, что ему не выдержать того всеобщего напора презрения и ожесточения, которые он ясно видел на лице и этого приказчика, и Корнея, и всех без исключения, кого он встречал в эти два дня. Он чувствовал, что не может отвратить от себя ненависти людей, потому что ненависть эта происходила не оттого, что он был дурен (тогда бы он мог стараться быть лучше), но оттого, что он постыдно и отвратительно несчастлив. Он чувствовал, что за это, за то самое, что сердце его истерзано, они будут безжалостны к нему. Он чувствовал, что люди уничтожат его, как собаки задушат истерзанную, визжащую от боли собаку. Он знал, что единственное спасение от людей — скрыть от них свои раны, и он это бессознательно пытался делать два дня, но теперь почувствовал себя уже не в силах продолжать эту неравную борьбу.
Отчаяние его еще усиливалось сознанием, что он был совершенно одинок со своим горем. Не только в Петербурге у него не было ни одного человека, кому бы он мог высказать все, что испытывал, кто бы пожалел его не как высшего чиновника, не как члена общества, но просто как страдающего человека; но и нигде у него не было такого человека.
Алексей Александрович рос сиротой. Их было два брата. Отца они не помнили, мать умерла, когда Алексею Александровичу было десять лет. Состояние было маленькое. Дядя Каренин, важный чиновник и когда-то любимец покойного императора, воспитал их.
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Во время его губернаторства тетка Анны, богатая губернская барыня, свела хотя немолодого уже человека, но молодого губернатора со своею племянницей и поставила его в такое положение, что он должен был или высказаться, или уехать из города. Алексей Александрович долго колебался. Столько же доводов было тогда за этот шаг, сколько и против, и не было того решительного повода, который бы заставил его изменить своему правилу: воздерживаться в сомнении; но тетка Анны внушила ему через знакомого, что он уже компрометировал девушку и что долг чести обязывает его сделать предложение. Он сделал предложение и отдал невесте и жене все то чувство, на которое был способен.
Та привязанность, которую он испытывал к Анне, исключила в его душе последние потребности сердечных отношений к людям. И теперь изо всех его знакомых у него не было никого близкого. У него много было того, что называется связями; но дружеских отношений не было. Было у Алексея Александровича много таких людей, которых он мог позвать к себе обедать, попросить об участии в интересовавшем его деле, о протекции какому-нибудь искателю, с которыми мог обсуждать откровенно действия других лиц и высшего правительства; но отношения к этим лицам были заключены в одну твердо определенную обычаем и привычкой область, из которой невозможно было выйти. »
бедный Каренин.
почему именно он чувствует себя виноватым и опозоренным.
или это ему только кажется от боли и отчаяния?
про сына:
Теперь он был даже не таким, как она оставила его; он еще дальше стал от четырехлетнего, еще вырос и похудел. Что это! Как худо его лицо, как коротки его волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его! Но это был он, с его формой головы, его губами, его мягкою шейкой и широкими плечиками.
— Барыня, голубушка! — заговорила няня, подходя к Анне и целуя ее руки и плечи. — Вот бог привел радость имяниннику. Ничего-то вы не переменились.
— Ах, няня, милая, я не знала, что вы в доме, — на минуту очнувшись, сказала Анна.
— Я не живу, я с дочерью живу, я поздравить пришла, Анна Аркадьевна, голубушка!
Няня вдруг заплакала и опять стала целовать ее руку.
Сережа, сияя глазами и улыбкой и держась одною рукой за мать, другою за няню, топотал по ковру жирными голыми ножками. Нежность любимой няни к матери приводила его в восхищенье.
я, наверное, не права, ноя читаю про мальчика, что он вырос и похудел, и тут же — топотал по ковру жирными голыми ножками.
ААА.
ЖИРНЫМИ.
Окончательное объяснение Левина и Кити.
Переходим к не менее важному эпизоду, а именно, к объяснению Левина и Кити. Итак, Левин прекратил спорить с Песцовым и своим братом и подошёл к Кити. Между ними завязался разговор, который я, пожалуй, приведу полностью:
Левин часто замечал при спорах между самыми умными людьми, что после огромных усилий, огромного количества логических тонкостей и слов спорящие приходили, наконец, к сознанию того, что то, что они долго бились доказать друг другу, давным-давно, с начала спора, было известно им, но что они любят разное и потому не хотят назвать того, что они любят, чтобы не быть оспоренными. Он часто испытывал, что иногда во время спора поймешь то, что любит противник, и вдруг сам полюбишь это самое и тотчас согласишься, и тогда все доводы отпадают, как ненужные; а иногда испытывал наоборот: выскажешь, наконец, то, что любишь сам и из-за чего придумываешь доводы, и если случится, что выскажешь это хорошо и искренно, то вдруг противник соглашается и перестает спорить. Это-то самое он хотел сказать.
Она сморщила лоб, стараясь понять. Но только что он начал объяснять, она уже поняла.
— Я понимаю: надо узнать, за что он спорит, что он любит, тогда можно.
Она вполне угадала и выразила его дурно выраженную мысль. Левин радостно улыбнулся: так ему поразителен был этот переход от запутанного многословного спора с Песцовым и братом к этому лаконическому и ясному, без слов почти, сообщению самых сложных мыслей.
Щербацкий отошел от них, и Кити, подойдя к расставленному карточному столу, села и, взяв в руки мелок, стала чертить им по новому зеленому сукну расходящиеся круги.
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка, не вышедшая замуж, найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это тем, что ни одна семья не может обойтись без помощницы, что в каждой бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
Он понял ее с намека.
И он понял все, что за обедом доказывал Песцов о свободе женщин, только тем, что видел в сердце Кити страх девства и униженья, и, любя ее, он почувствовал этот страх и униженье и сразу отрекся от своих доводов.
— Ах! я весь стол исчертила!- сказала она и, положив мелок, сделала движенье, как будто хотела встать.
Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
Она взглянула на него серьезно, потом оперла нахмуренный лоб на руку и стала читать. Изредка она взглядывала на него, спрашивая у него взглядом: «То ли это, что я думаю?»
Он быстро стер написанное, подал ей мел и встал. Она написала: т, я, н, м, и, о.
Долли утешилась совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках и с улыбкой робкою и счастливою, глядящую вверх на Левина, и его красивую красивую фыгуру, нагнувшуюся над столом, с горящими глазами устремленными то на стол, то на нее. Он вдруг просиял: он понял. Это значило: «тогда я не могла иначе ответить».
Он взглянул на нее вопросительно, робко.
Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: «мне нечего забывать и прощать, я не переставал любить вас».
Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой.
Он сел и написал длинную фразу. Она все поняла и, не спрашивая его: так ли? взяла мел и тотчас же ответила.
Левин встал и проводил Кити до дверей.
В разговоре их все было сказано; было сказано, что она любит его и что скажет отцу и матери, что завтра он приедет утром».
Первая часть диалога в комментариях не нуждается, а вот вторая… Дело в том, что кажется маловероятным, чтобы человек мог вот так, с ходу отгадывать слова по первым буквам. Однако, при ближайшем рассмотрении, ничего удивительного нет. Во-первых, Левин и Кити любят друг друга. Во-вторых, интуиции здесь тоже отводится весьма значительная роль (позже мы докажем, что такое средство, как логика вообще неприемлемо!). Ну и, наконец, в третьих, и Левин, и Кити зная, что они, несомненно, любят друг друга не могут не знать, о чем думает и что хочет сказать каждый из них.
Через четырнадцать часов Константин Левин приходит в дом Щербацких, чтобы получить благословение родителей Кити. Описание момента встречи…
Он видел только ее ясные, правдивые глаза, испуганные той же радостью любви, которая наполняла и его сердце. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом любви. Она остановилась подле самого его, касаясь его. Руки ее поднялись и опустились ему на плечи.
Она тоже не спала всю ночь и все утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его и радовалась этой мысли, и робела, и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала».
…думаю, в комментариях не нуждается, а вот момент окончательного объяснения Левина и Кити следует разобрать более подробно. Вот его описание:
«Объяснение, обещанное им, было одно тяжелое событие того времени. Он посоветовался со старым князем и, получив его разрешение, передал Кити свой дневник, в котором было написано то, что мучало его. Он и писал этот дневник тогда в виду будущей невесты. Его мучали две вещи: его неневинность и неверие. Признание в неверии прошло незамеченным. Она была религиозна, никогда не сомневалась в истинах религии, но его внешнее неверие даже нисколько не затронуло ее. Она знала любовью всю его душу, и в душе его она видела то, чего она хотела, а что такое состояние души называется быть неверующим, это ей было все равно. Другое же признание заставило ее горько плакать.
Левин не без внутренней борьбы передал ей свой дневник. Он знал, что между им и ею не может и не должно быть тайн, и потому он решил, что так должно; но он не дал себе отчета о том, как это может подействовать, он не перенесся в нее. Только когда в этот вечер он приехал к ним пред театром, вошел в ее комнату и увидал заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведенного горя, жалкое и милое лицо, он понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он сделал.
Он опустил голову и молчал. Он ничего не мог сказать.
— Нет, я простила, но это ужасно!
Однако счастье его было так велико, что это признание не нарушило его, а придало ему только новый оттенок. Она простила его; но с тех пор он еще более считал себя недостойным ее, еще ниже нравственно склонялся пред нею и еще выше ценил свое незаслуженное счастье».
Этот эпизод отражает едва ли не самую важную тему в романе «Анна Каренина» — необходимость, как мужу, так и невесте быть невинными до свадьбы. Чем-то этот эпизод похож на аналогичный период из жизни Толстого: он женился на Софье Андреевне, только предварительно признавшись в своих добрачных связях (которых на тот момент времени было немало). В доказательство приведу выдержку из «Тайного» Дневника 1908 года:
Поясню, отношение Толстого к 7-ой заповеди однозначно можно толковать так: он очень хотел бы соблюдать её, но, в силу известных причин не может. К этим причинам относятся, прежде всего, как бы это ни показалось странным, особенности общественного устройства, и вытекающее из них общественное мнение. Впрочем, для отвлеченных рассуждений, повторюсь, есть третья глава…
Последнее изменение этой страницы: 2017-05-05; Просмотров: 1872; Нарушение авторского права страницы
Без невинности виноватый, или Как Лев Толстой своей невесте о кутежах рассказал
“Все счастливые семьи похожи друг на друга”, — написал Лев Толстой. И немедля в восьми частях романа «Анна Каренина», последовавших аккурат за этой фразой, опроверг свое заявление. Опроверг многословно, цветисто и с большим количеством весьма занимательных деталей. Главный герой романа Константин Левин (да-да, он главный, и не верьте ни титульному листу, ни многочисленным экранизациям романа, оставившим за кадром почти все содержание книги) ищет свой путь к семейному счастью. И обычным, похожим на других ни этого героя, ни его поступки не назовешь. Вот, к примеру, юная и прекрасная Китти одарила Левина своей любовью и дала согласие идти под венец. Казалось бы, все самое тяжелое, не считая мальчишника, уже позади. Но нет! Нашего многоумного героя мучает сознание его “неневинности”. И чтобы между ним и будущей женой не было тайн, Левин дает Китти свой личный дневник. Несколько тетрадей содержат самые грубые откровения, самые позорные тайны жениха. “Он и писал этот дневник тогда в виду будущей невесты”, в странной прихоти не сообразив, что это чтение будет не лучшим для невинной девочки накануне свадьбы. Ужаснулся Левин, лишь застав Китти над его дневником заплаканной и несчастной.
Здесь надо вспомнить, что под видом Левина Толстой изобразил себя, пересказав в “Анне Карениной” историю собственного сватовства. Толстому вообще свойственно брать своих героев из жизни. Многочисленные истории о родных и знакомых, письма, дневники, мысли, озвученные в личных беседах и собраниях, — все это тщательно суммируется и воспроизводится им на страницах своих произведений. Реальность многих его персонажей не иллюзорна, это существовавшие люди в происходивших событиях. И Константин Левин считается самым автобиографичным персонажем.
Какой он, Толстой-Левин? Умный, но смешной. Сидит, к примеру, и мечтает о том, как он с женой будет коров выращивать. А потом к ним гости приедут, и жена поведет их стадо показывать. Скажет: “Мы с Костей, как ребенка, выхаживали эту телку”. — “Как это может вас так интересовать?” — скажет гость. — “Все, что его интересует, интересует меня”, — гордо ответит жена. Правда, на роль супруги Левин присмотрел не доярку из соседнего села, а княжну Щербацкую, которая о скотоводстве даже не помышляла, а умела хорошо танцевать, музицировать и кататься на коньках. Изнеженность княжны Левина не останавливает: в сердце героя ее милый облик гармонично переплетается с сельскохозяйственными фантазиями.
Толстой действительно вел греховный дневник, в котором описывал свои падения и пристрастия к питию, чувственным наслаждениям и лени. При том, что мечтал стать едва ли не самым моральным человеком на свете. Думаю, он был бы редкостным занудой, не будь он так талантлив. Педантичное перечисление грехов молодости Толстой предоставил на суд невесте — Софье Берс. Каково было Софьюшке это читать, остается только догадываться. Однако она простила своего непутевого Толстого. И как у Левина, “счастье его было так велико, что это признание не нарушило его, а придало ему только новый оттенок”.
Манеру писать предельно жестко, обнаженно, без прикрас, называя вещи своими именами, Лев Толстой из своих дневников перенес в свои романы. Но, в отличие от Софьи, общество не простило писателю такой вопиющей бестактности. “Анна Каренина” вызвала скандал. Девушкам из приличных семей читать ее было недозволительно. Не знаю, верить ли анекдоту, что Толстой любил пугать в темноте деревенскую ребятню, а вот высший свет он пугал много и с удовольствием. Он не был циником, он был моралистом. Но есть вещи, о которых не было принято говорить ни тогда, ни сейчас. Потому до сих пор звучат призывы запретить детям, неокрепшим умам, читать Толстого.
“Анной Карениной” Толстой надавал светскому обществу оплеух и пощечин. Помните, как в “Постороннем” Камю всех шокировала отстраненное поведение героя, прибывшего на похороны матери? А Левин, даже держа руку умирающего любимого брата, уже думает о нем, как о постороннем. И поев и поспав, крайне раздосадован, узнав, что брат еще не умер и надо возвращаться к его постели. Здесь Китти, решив помогать страждущим, сталкивается не только с благодарностью, а с влечением к ней ее подопечного и ревностью его жены. И в сердцах восклицает: “Лучше бы я не лезла!” Здесь религиозный экстаз называется модой, а христианское чувство перерождается в мистицизм и нелепое поклонение шулеру-медиуму. Здесь собственных детей не любят, или любят, но отторгают. Здесь Анна вышла замуж не просто без любви, а в результате хитрой интриги, когда Каренину объявили, что она им скомпрометирована и должна предстать пред алтарем. И после измены Анна испытывает не стыд, а злость, и отчаянье от безысходности пытается унять все более тяжелыми наркотиками.
Некоторые места романа туманны, потому что даже Толстой, отторгая лицемерие и ханжество, не мог решиться озвучить эти темы без экивоков. К примеру, Анна упоминает, что у нее не будет детей, потому что она того сама не хочет, и как-то витиевато к этой мысли пристегивает упоминание доктора и некую с ним условность. Даже в начале ХХ века тема контрацепции была под табу, а уж в ХIХ Толстой перешел все границы дозволенного.
Но какие бы приличия не соблюдали те люди, а нравы у них, и чувства, и интересы такие же, что и сейчас. Кстати вспоминается анекдот: “Представьте, открываете вы фотоальбом деда, а там — фото ног, фото еды, фото деда в зеркале!” Вот и у Толстого — и еда, и ноги, и прочие атрибуты вневременной актуальности его творчества. Княгиня Лидия Ивановна влюбляется в Каренина и по несколько раз в день посылает к нему человека с записочками, находят в том особое удовольствие. Вот такие SMS! А замечание, что служба в столице не упорная и безнадежная лямка, а имеет интерес: “Встреча, услуга, меткое слово, уменье представлять в лицах разные штуки — и человек вдруг делал карьеру”. И в несколько слов Толстой умещает столетия.