что значит химе в наруто
Кровавая Химе (джен)
Чёткие, выверенные движения кисточки скользят по бумаге, нанося на неё иероглифы. Один за другим, отрабатывая навыки письма, улучшая почерк, доводя его до идеала, потому что иначе никак. У мастера фуиндзюцу должен быть совершенный почерк и ни одна чёрточка иероглифа не должна выглядеть неаккуратно или криво. Занятие сложное, утомляющее, требующее немалой концентрации.
Данным занятием я вынуждена заниматься по одной простой причине: химе клана Узумаки обязана разбираться в печатях. Обязана быть мастером. Обязана не позорить семью. Обязана быть лучшей. И ещё очень много таких «обязана».
Нет, вообще, так было далеко не всегда. Когда-то давно я была самым обыкновенным таким человеком, девчонкой двадцати лет, со своими проблемами, неудачами, взлётами и падениями. Но пять лет назад всё изменилось. Причина банальна до нельзя — ночью шла от подруги и не заметила на переходе грузовик, что не успел затормозить и сбил меня. Судя по всему — насмерть.
Глаза я открыла уже в теле младенца, что только-только родился на свет. Мито. Мито Узумаки. Да, та самая, которая в будущем будет должна стать женой Шодай Хокаге. Но сейчас мне всего пять лет и я уже даже привыкла к тому, что являюсь одним из самых нераскрытых персонажей аниме «Наруто».
Хотя, очень сомневаюсь, что нахожусь именно в аниме. Скорее уж в параллельном мире, что безумно сильно похож на выдумку Масаши Кишимото. Помнится, как-то читала, что существует теория о том, что все вселенные, которые мы придумываем, существуют на самом деле. А может быть и нет. Человеку не дано знать всё.
Вздыхаю и прерываю своё занятие для того, чтобы аккуратно положить кисточку на специальную подставку и слегка размять руки. После часа безостановочной работы конечность устаёт. Но прекращать нельзя. В будущем я хочу стать фуин мастером и не только потому, что этого требуют от меня родители. Фуиндзюцу — это вообще безумно интересно. А ещё читерски.
Каким бы сильным противник ни был — попадёт в ловушку мастера и, считай, всё. Пропал. Поэтому мой клан боятся. А ещё уважают. И проклинают.
Аловолосые Демоны — не те, с кем стоит связываться. Сильные, выносливые, мастера фуиндзюцу, с практически бесконечным запасом чакры, если сравнивать с обычными шиноби, и бессмертные. Чтобы прикончить моего соклановца, надо очень постараться. Быстрая регенерация, особый состав чакры, сила воли, что позволяет выкарабкаться даже с того света.
Принадлежать к такому клану — это круто. Это очень большая честь. А ещё ответственность. Особенно, когда являешься химе клана. Большая ответственность, наверно, только на брате — как на будущем главе. Ну, да, не повезло нашему папаше — трое дочерей и лишь один сын. Это из живых. А так, у меня было ещё три брата, но, увы, один скончался во время стычки с Абураме. Жуткий клан, с этими своими жучками!
Ещё один погиб во время сражения с кланом Собаку-но, Ичиро (самый старший) погиб два года назад, во время миссии. Подробностей мне не сообщили, но, кажется, она была связана с Восьмихвостым биджу.
Впрочем, мне горя практически не принесло — двоих из них я даже не знала, а ещё одного… ну, мы не сильно ладили. Тем более, на воспитание меня забрала ба-сан. Почему? Точные причины мне неизвестны, вот только знаю точно, что она со своим сыном не в ладах. Поэтому, с того момента, как ба-сан забрала меня на воспитание, меня, считай, отсекли от семьи. Не от обязанностей химе, а именно от семьи.
Единственный, кто этого не сделал — это Харуто. Мой старший брат. Не знаю почему, но я, как самая старшая из его сестёр, была ближе всего ему по духу. Не осуждала за неправильные поступки, могла выслушать, а так же просто вместе с ним побранить все эти обязанности наследника. Не могу сказать, что он любил меня больше всех, вовсе нет, любимицей у всей «главной» семьи была Айко — самая младшая. Ей сейчас всего год, а я уже недовольно поджимаю губы при виде её.
Она мне чужая. Та, кого любят больше меня родители. Пусть я и не считаю их таковыми, но… до тех пор пока не родилась она, брат хотя бы уделял мне время. И любил сильнее, чем Киоко. Теперь же на меня времени больше не осталось. Увы.
С другой стороны, у меня было то, чего не было у остальных — поддержка и любовь ба-сан, мудрость джи-сама и Райдон-сама. Последний мой двоюродный дедушка, брат предыдущего Узукаге-сама. Ныне отошедшего от дел.
Вообще, эта жизнь странная. С одной стороны — все живущие здесь почти чужды мне. Но за пять лет я успела привязаться. К брату, к ба-сан и джи-сама, к Райдону-сама. А так же появилась обида. Жуткая.
На многих: на сестёр — зазнайку Киоко и любимую всеми Айко; на родителей, что до трёх лет любили меня, а после бросили, смотрят теперь свысока, с отторжением; на брата, что забыл обо мне и отдал мою долю любви и внимания самой младшей; на ба-сан, что успела испортить мне жизнь в три года. Из-за неё я изгой в родной семье. Даже Харуто стал отдаляться.
Глупо? Да. Слишком по-детски? Несомненно. Неразумно? Тем паче. Но голос разума совсем не всегда может заглушать эту дурную детскую обиду.
Я её никому не показываю. Поэтому даже мои воспитатели, нянечки и слуги удивляются — как это химе-сама с такой улыбкой отзывается о своей семье? Этот ребёнок либо слишком дурной, либо со святым сердцем.
И я честно согласно с первым вариантом. Да, я дурная. Потому, что обижаюсь, что принимаю близко к сердцу то, на что должна бы просто начхать. Дура. Идиотка. Слишком восприимчивая к эмоциям.
Бабушка говорит, что я могу стать эмпатом. Но дар пока не проявился, поэтому я сомневаюсь. Говорят, он проявляется по-разному — бывает с рождения, бывает после тяжелой болезни, а бывает после пережитого потрясения или стресса.
Закрываю уставшие глаза и недовольно морщусь. Болят от перенапряжения. Комната тёмная, от свечи падают неровные тени, окон нет. Так себе комната, но я не жалуюсь. Неудобно жаловаться как-то, неловко.
— Мито? — сначала думаю, что мне послышалось. Ба-сан редко заходит ко мне. На моей памяти — ни разу. — Я стучалась, но не услышала ответа.
— Простите, ба-сан, я не услышала. Погрузилась в раздумья, — поворачиваюсь к ней на коленях и кланяюсь. — Такое больше не повторится.
— Я надеюсь, Мито, — сдержанно отвечает она.
Чинатсу-сан красивая. Тёмно-красные волосы, собранные в аккуратный пучок на затылке, яркие бирюзовые глаза, тонкий стан, аккуратная фигура. Чаще всего она поджимает губы, всегда собрана, напряжена, строга. Голос ба-сан всегда холодный, строгий, глубокий. Красивый. Смотря на неё я вижу себя лет через двадцать. Да, наверняка, я буду выглядеть именно так.
Сдержано, величественно, недоступно и… и просто походить на луну. Есть люди, которые как солнце — они красивы, светят ярко, к ним все тянутся. С ними смеются, радуются и плачут. А есть другие, которых можно сравнить с луной. Красивые, холодные, отстранённые. Такими можно любоваться, но к таким не стремятся. Потому что стремиться можно только к холоду и отчуждению, а людям нужно другое.
— Я надеюсь, что ты понимаешь, чего от тебя ждут завтра, верно?
Да, понимаю, прекрасно понимаю. Я должна быть воспитанной, благородной, чуточку высокомерной и настолько же отчуждённой. Завтра у нас встреча с Сенджу. Они просят у нас помощи. Поэтому на этой встрече — мы короли. Можем позволить себе и высокомерие и насмешку. Но это будут делать взрослые, отец, если быть точнее, да мать.
А я буду примером подражания. Лучшей химе лучшего клана. Так надо, и я не имею права оступиться. Иначе подведу клан, а это непозволительно. Совсем-совсем.
— Да, ба-сан, понимаю, — немного отстранённо. — Я не подведу. Буду достойной.
— Это хорошо, — в глазах мелькает тень одобрения, но губы по прежнему недовольно поджаты. У меня такая же привычка. Когда недовольна — вечно поджимаю губы и сверкаю глазами. Всё же мы похожи. Безумно. — Присматривайся, Мито, — напоследок говорит она, и сёдзи за ней закрывается.
Прекрасно понимаю, о чём речь.
Один из Сенджу станет в будущем моим супругом. Пока неизвестно кто — Тобирама или Хаширама, но договор уже заключен.
А мне всё равно. Должно быть.
Но почему-то совсем не так. Пальцы мелко подрагивают, а глаза застилает обида. Это моя участь химе. Плата за благополучие и, так сказать, «прекрасную» жизнь. Дорогие наряды, личные слуги, полная обеспеченность в плане еды, возможность не быть шиноби, от которой я отказалась. Глупо? Возможно. Но решала не я — Райдон-сама, который посоветовал стать шиноби, а я не смогла отказать. Не имела права.
Даже совет такого как он для меня — закон. Если один из сильнейших шиноби клана увидел в тебе потенциал, ты не имеешь права отказаться. Сочтут за неуважение, и я потеряю расположение Райдон-сама. А мне этого нельзя. В будущем покровительство такого сильного и влиятельного человека может мне помочь. Нельзя пренебрегать такими шансами.
В конце концов кладу кисточку на стол, на специальную подставку. Нет, сегодня из этого толка уже не выйдет. Лучше пойти и потренировать удары, такие механические движения — самое оно. Мысли совсем в другом месте, а тело само нарабатывает удары. Правда, получается это совсем не сразу, но со временем… со временем получится всё. Точно знаю. Просто по-другому не может быть — мне не позволят.
И я себе тоже… не позволю.
— Вы просто прекрасны, химе-сама!
— Благодарю, — вежливо отвечаю, мило улыбаясь.
Слугам нельзя хамить, надо быть вежливой, мило улыбаться и вести себя как милая, наивная пятилетняя девочка. Тогда при мне не будут стесняться, а будут рассказывать много интересного. Часть из того, что не знают многие из «верхушки». Поэтому с ними надо быть несколько неразумной и вежливой. Так выгодней.
— Наверняка, старший наследник Сенджу будет без ума от вас. Точно вам говорю, химе-сама, влюбится он в вас без оглядки, да о скорейшей помолвке просить будет! — лесть, лесть, лесть, как же много лести. А ведь я прекрасно знаю, как эта прислужка за спиной обсуждает и мои новые наряды, и обливает грязью мою неразумность, называя «ни на что не способной дурнушкой».
Двуличная она, эта Отоки, да вот только болтливая не в меру, удобная для меня.
— Знаете, говорят, что вас могли бы обручить и с наследником Учиха, вот только Сенджу первыми успели. Хотя Учиха всегда славились своей холодностью и недоступностью, а ещё красотой. Ох, уверена, даже такой не устоял бы пред вашим прекрасным ликом!
О чём я и говорю. Значит, был… нет, не так, есть шанс помолвки с Мадарой Учиха? Не знаю, что хуже. Но, думаю, старший Сенджу всё же лучший для меня вариант. Одно дело со стороны наблюдать и восхищаться таким мужчиной как Мадара, а совсем другое — жить с таким. Тут никаких нервов не напасёшься.
И вот, хлопоты закончились. У меня на голове были собраны две аккуратные гульки, в концы которых были воткнуты драгоценные канзаши в виде красивых алых роз. Они были небольшими, но очень симпатичными, пускай и немного сливались с цветом моих волос.
Красивое, богато расшитое кимоно сидело прекрасно. Оно было неудобным, как для одевания, так и для ношения, я предпочитала юкаты, но химе обязана носить кимоно на такие важные встречи.
Новые сандалии неудобно легли на ноги, я уже успела привыкнуть к предыдущим. Шагаю мерно, в сопровождении служанок, сложив руки спереди и косолапя ноги. Раз, два, три, поворот на право, ещё тридцать семь небольших шажков, потом снова поворот, снова направо.
Мы подходим к беседке, в которой будут идти переговоры. Ну, как переговоры, скорее уж вежливый приём. Переговоры будут позже в специальном помещении, где обычно собираются Совет Клана, со всеми старейшинами.
Подходя, вижу свою «семью» — ока-сан, ото-сан, ни-сан, джи-сама и ба-сан. А так же двое мальчишек примерно моего возраста (года на два-три старше), женщина-альбинос и мужчина. Старик уже, по здешним меркам.
Дальше проходит церемония приветствия и знакомства. Мне представляют Тсукико-сан, Буцуму-сана, Тобираму-куна и Хашираму-куна.
Закончив с вежливыми поклонами, нам разрешают присесть на лавочку, после чего подаётся чай. Чайную церемонию ведёт личная прислужница ба-сан — Норико-сан. Она ей служит уже как тридцать четыре года. Немаленький срок. Особенно для шиноби.
Хаширама-кун был… несколько безответственным, весёлым и ярким. Тобирама-кун же был полной ему противоположностью. Серьёзный, собранный, отстранённый, сдержанный. Вынуждена признать, что младший наследник мне понравился больше.
Особенно после того, как старший из братьев просто заснул во время беседы. И захрапел. Я воспитанно отвела глаза в сторону, точно так же поступил и Тобирама-кун, только уже от стыда. Взрослые предпочли сделать вид, что ничего не заметили, а Харуто тихо усмехнулся в ладонь.
Ситуация его явно забавляла.
Положение ухудшилось только тогда, когда примеру сына последовала и Тсукико-сан. Буцума-сан раздраженно выдохнул, а единственный из не спавших младших Сенджу, просто отвернул голову. Однако я вполне успела заметить заалевшие щёки и мысленно ему посочувствовать.
Нет, я искренне верю, что он любит свою семью, но в такие моменты, когда приходится краснеть не только за старшего брата, но и за мать… бедный.
Посчитав, что никто ничего не заметит, пнула ногой Хашираму-куна. Один раз, второй, на третий не выдержала и пнула посильнее, от чего тот тут же проснулся и попытался сделать вид, что ничего не случилось. Ладно, восьмилетнему ребёнку это простительно.
Я же получила одобрительный взгляд от ба-сан, остальные мой поступок или не заметили, или проигнорировали. Вероятнее всего второе, так как для шиноби было бы странно этого не заметить.
— Думаю, дети уже утомились и их стоит отправить в их комнату. Мы выделили для ваших сыновей одну комнату, если не возражаете, — взял слово джи-сама. — Мито их проводит.
Откланявшись, мы отправились в комнаты. Они были через стенку от моих. Естественно, не случайно.
Выполнив все свои обязанности, рассказав, что если что-то понадобится, они могут обращаться ко мне, позволила братьям уединиться. Сама же отправилась в свою комнату, где села у стенки и стала прислушиваться к разговору двух Сенджу. Такова моя роль — слушать, потом рассказывать. Очень уж удобно подслушивать тут, тонкие стены и никакой звукоизоляции. Временами кажется, что это было придумано специально. А может так и есть — не знаю.
За стенкой же Тобирама-кун активно читал морали о недостойном поведении своему аники. Холодным, почти равнодушным голосом, в котором слишком сильно пробивалась нотка раздражения, которая была вызвана тем, что ему пришлось краснеть из-за него и Тсукико-сан. Высказать такое своей ка-сан он, конечно, не мог, вот и высказывал всё Хашираме-куну. А ещё, я совершенно уверена, сверлил того взглядом злых алых глаз.
Послушав эти выговоры, тихо встала. К моим комнатам приближалась Джунко-сан, видимо, в качестве замены излишне говорливой Отоки.
Служанка вошла почтительно поклонилась и после моего кивка, приступила к своим обязанностям: помогла снять мне кимоно, распутала причёску, после чего расчесала мои волосы. Длинные и густые, они доходят до середины бедра, красными локонами спадая на плечи. Гордость клана и моя личная. Мне выдали одежды для купания — купальня почти готова.
Как только все приготовления были завершены, я, в сопровождении Джунко-сан и ещё одной женщины прошла в ванную комнату. Там мне помогли помыться, помыли волосы, рассказали последние новости и указания ба-сан. Мне предстояло наладить отношения с двумя наследниками, сделав их если не дружескими, то хотя бы просто приятельскими.
Ни наследник, ни его младший брат не дураки. Даже старший, каким бы шалопаем не казался. Всем прекрасно известно о его гении мокутона. Уже сейчас этот мальчик показывает себя как один из сильнейших бойцов клана в будущем. Среди своих ровесников он — сильнейший. И будь он дурачком до восьми лет не дожил бы.
Что ж, думаю, оба наследника предупреждены о возможной помолвке, в связи с чем наладить контакты должно быть несколько легче.
— Что-то известно по поводу помолвки? — под самый конец, даже не смотря на прислугу интересуюсь, смотря в зеркало. В сумраке слишком ярко выглядят глаза — единственное, что выбивается из образа. Они не сочетаются с тёмно-алыми волосами и немного бледной кожей.
— Да, Мито-химе, — через зеркало вижу как кланяется Джунко-сан. — Вашим будущим супругом станет Хаширама Сенджу.
Ещё раз поклонившись женщина уходит.
А я давлю в себе вздох разочарования. Не смотря на то, что была уверена именно в этом итоге, до конца надеялась на то, что моим будущим супругом станет Тобирама-кун. Как личность он мне импонировал больше. Мы бы быстрей нашли общий язык и нам было бы легче ужиться. Однако выбирать не приходиться.
Глава клана — значительно более выгодная партия, поэтому я стану именно его женой. Выгода для клана и больший почёт для меня — расклад как нельзя лучший. Вот только желание недовольно скривиться никуда не пропадает.
Впрочем, это не важно.
Смотрю на горящую свечу, что мерцает неровным пламенем. Красиво.
Подхожу к свече и тушу её двумя пальцами; комната погружается во мрак. Мне это, конечно, не мешает. У потомственных шиноби хорошее зрение даже в темноте. У членов клана Узумаки с «сильной» кровью — тем более.
Вздохнув подхожу к футону и ложусь на него. Сейчас лучше поспать, слишком уж напряженным обещает быть завтрашний день.
В итоге всё вышло так как я и предполагала. Хаширама, так же как и Тобирама, был уже оповещён о заключённом договоре. И совершенно без зазрений чего бы то ни было, внимательно разглядывал меня, временами выразительно кривя мордашку. Смотрелось более чем забавно, особенно в сочетании с укоризненными взглядами альбиноса, который тот бросал в такие моменты на брата.
Я же всё это просто игнорировала. Какая мне разница, как он на меня реагирует? До нашей свадьбы пройдёт ещё лет десять как минимум, а до тех пор многое может переменится. И старший наследник должен будет смириться с тем, что мне будет суждено стать его женой.
Впрочем, прекрасно понимаю, что ему не понравилось.
Во мне нет открытости, ярких эмоций, чувств — всего того, чем славится мой клан и, что есть в самом Хашираме. Другое дело, что всё это вполне можно скрывать, ведь старшая химе, на которую возлагаются большие надежды, не должна вести себя глупо и импульсивно. Пусть даже иногда очень сильно хочется, а кровь бурлит и требует действия, проказы, крика, шума и прочего.
Меня всегда учили контролировать эмоции, так, как пожалуй не учили даже Харуто. Не знаю с чем это связано, но я должна всегда контролировать свои порывы, будь они хорошими или же нет. Мною должен править разум, а сердцу дозволено лишь право голоса, но не право решать.
Временами я сама не понимаю зачем такие сложности. Ведь их нет у того же Харуто, Киоко, Айко… но мне говорят, что надо — и я должна слушаться и не задавать лишних вопросов. Надо будет — расскажут, а пока мне пять лет и я должна слушаться ба-сан и джи-сама.
— Хаширама-кун, Тобирама-кун, если желаете, то мы можем пройти к реке Кокушибо*? Оттуда открывается красивый вид на горы, — говорю с вежливо-холодной улыбкой, что не сходит с моего лица с самого утра. Да, с тех пор, кажется, моё выражение не поменялось ни на секунду. Скулы уже даже начало сводить.
— Как-то жутко звучит… — пробормотал Наследник, резко впадая в мини-депрессию. Мне до сих пор немного не по себе от таких резких перемен настроения.
— С радостью пройдёмся, Мито-химе, — исправляет оплошность брата Тобирама-кун и почти незаметно наступает ему на ногу. Прикрывая губы широким рукавом кимоно, прячу в нём усмешку. И старательно делаю вид, что не слышу дальнейших реплик.
— Ай! Ну за что, Тоби-чан?! И правда ведь жутко звучит!
— Не позорься перед Узумаки-химе, Хаширама, — почти шипит альбинос в ответ.
— Прости-прости, больше не буду, — улыбка так и скользит в этой фразе.
Качаю головой. Забавные они, братья Сенджу, даже интересно какие по характеру их младшие братья? Такие же яркие, или же всё самое «незабываемое» в характерах родителей перешло к старшим, а младших этим обделили? Как знать, как знать…
Поход на речку прошел весьма хорошо. В основном говорил Хаширама, иногда вставлял вежливые реплики Тобирама, а я в основном слушала, молчала и улыбалась. Как и подобает благовоспитанной химе.
Заговорила я лишь тогда, когда Хаширама-кун спросил почему такую красивую и, в общем-то, безобидную речушку прозвали Чёрной Смертью. Как итог — мне пришлось рассказывать легенду про возникновение этой реки, а заодно и нашего клана — слишком уж крепко они переплелись.
— Ого! Интересная история, Мито-химе, — несколько неловко улыбнулся Хаширама-кун.
— А как они смогли… получить потомство? — неожиданно спросил Тобирама-кун, задумчиво смотря на реку.
— До сих пор задаюсь этим вопросом, Тобирама-кун.
Сенджу отбыли через два дня с успешно заключенным договором. Мы им будем поставлять кое-какие печати, которых раньше не поставляли, а они растительные яды и травы, которые в горном климате не растут.
Церемонно распрощавшись с Главой Клана, его супругой и старшими наследниками, мы вновь вернулись к прежнему ритму жизни с небольшой поправкой. Теперь меня тщательно обучали как быть супругой Главы Клана. Хотя, конечно, обучали меня не только тому как быть достойной супругой, но и как можно в будущем манипулировать супругом, чтобы приносить ещё большую пользу клану.
Из года в год во мне взращивали простые истины — клан Узумаки и его благо на первом месте и я всегда должна уметь держать себя в руках. Не знаю почему именно я, ведь у той же Киоко, Айко или даже Харуто, таких жестких рамок не было. У них не было запрета на проявления чувств и абсолютно идеальному контролю над ними их не учили. Это приходит с возрастом, а пока достаточно и просто хорошего контроля.
Впрочем, причин мне не объясняли, сказав лишь, что когда придёт время мне сообщат.
В отличие от остальных кланов, таких как Сенджу, Учиха, Хьюга или Собаку-но, Узумаки выпускают своих детей на поле боя после восьми-девяти лет. Зависит от того, во сколько они достигнут нужного уровня. И это не совсем сила. Терпение и умение хоть как-нибудь сохранять спокойствие. Узумаки — это сплошной бегатель, прыгатель, двигатель и просто плещущая энергия во все стороны. Ребёнок до восьми лет обычно не может усидеть на месте дольше получаса.
Я была неким исключением, потому на одном месте вполне могла просидеть час-полтора, и знал бы кто как этому обрадовались и удивились мои сенсеи! Впрочем, последние полчаса я сидела на чистом упрямстве и, чтобы девать энергию хоть куда-то, начинала или поддёргивать конечностями, или отбивать пальцами ритм, покусывала губы, в общем занималась мелкой моторикой, чтобы хоть куда-то деть часть энергии.
Два часа тренировки с небольшим перерывом — для представителей нашего клана это норма. Точнее, для самых юных представителей.
В три года, когда начинаются тренировки, занимать с перерывом на десять минут мы можем около часа. Дальше нагрузка увеличивается на пять, десять, пятнадцать и двадцать минут, к восьми годам доходя до трёх часов с перерывом в пять минут после каждого часа.
Таким образом нам повышают ещё больше и без того высокую выносливость, чтобы если мы не можем взять противника силой — брали его измором. Это в тех случаях когда выпадают или одиночные миссии, или те в которых время не так уж важно.
Так же теперь я обучаюсь ирьедзюцу и развиваю сенсорные способности. Ничего особенного — ирьенины и сенсоры в нашем клане это каждый четвёртый-пятый человек. Другое дело это насколько хороший ирьенин или сенсор, но сам факт наличия подобных способностей не нов.
Мне нужен был идеальный контроль над моим не самым маленьким запасом чакры. Для тех же Учиха или Хьюга — просто огромным, даже в таком, пока что «недоразвитом», состоянии. Даже с учётом того, что я из Главной Ветви, у меня и правда очень большой запас чакры, что усложняло мне обучение контролю и ирьедзюцу.
Тайдзюцу мне не давалось. На должном уровне я его выучить могла, но не более. Иошинори-сенсей даёт мне азы кендзюцу, хотя способностей к нему у меня нет. Меч в руках для меня чужд. Тогда, когда стало совершенно ясно, что клинки — это не моё, Нобуо-сенсей сказал, что, возможно, мне больше подойдут тессены.
Помимо всего этого меня обучали всему необходимому для химе — этика, кейго, сложение хоку, чайная церемония, икебаны, танцы… и плюс ещё политология, экономика, математика, история… к тринадцати годам я буду знать всё самое необходимое, потом у меня будет два года полностью отведённых на изучение базы фуина, плюс год сплошной практики. А потом будет замужество и конец практически всему развитию.
На самом-то деле — грустно и печально, но не мне жаловаться. В других кланах вообще с четырнадцати выдают замуж, так что у меня ещё не самый плохой вариант. Плюс, есть шанс, что мой будущий супруг не остановит моё развитие как шиноби. Хотя, в наше время с этим достаточно… жестко. В большинстве кланов.
Исключением являются лишь несколько — Узумаки, Инузука, Хокубу, Кагуя и, если я не ошибаюсь, Ооцуцуки. Во всех остальных кланах женщина — шиноби это нонсенс. Или очень редкое исключение. Самыми консервативными являются Сенджу, Учиха, Юки и Хатаке. Хотя, даже в них можно встретить редкие исключения!
У Сенджу — Тока, двоюродная сестра Хаширамы-куна и Тобирамы-куна, их мать считать не будем — изначально она принадлежала северному клану Хокубу, а у них большинство воинов — женщины. Весьма интересный клан с не менее интересным кеккей-генкай — они легко ощущают сенчакру и быстро входят в Сеннин Модо и могут использовать его около получаса времени, тем самым повышая большинство своих показателей — тай-, ген— и ниндзюцу. Интересно, а у Тобирамы-куна есть подобные способности.
У Хатаке — Изуми, знаменитая куноичи, с прозвищем «Бешеная». Звучит не очень красиво, но очень значимо — в бою с ней лучше не сталкиваться. У неё темперамент Инузука, из них у неё, кажется мать, а вот способности Хатаке — чуткий нюх, способность к стихийной чакре, мастерство в кендзюцу.
В клане Учих же отличилась Санго, известная своим великолепным гендзюцу и ядовитыми сенбонами. Даже прозвище соответствующее — «Ядовитый Глаз».
Про Юки не знаю, но лет сто назад была у них одна куноичи, которая смогла заморозить целую страну. Что с ней стало после этого происшествия неизвестно — вероятнее всего, скончалась от слишком сильного чакроистощения и разрыва чакроканалов. Грамотно «залезать» в жизненный запас умеют только Узумаки, спасибо предку.
Впрочем, пока рассуждать об этом рано — у меня есть ещё девять лет и я хочу потратить их грамотно. Поэтому усердно учусь, тренируюсь и запоминаю всё, чему меня учат.
А научить меня пытаются многому — практически всему. Хотя бы в теории, чтобы суметь противостоять, выжить. Но основную часть моего времени по прежнему занимает фуин, а так же наука химе. Особенно политология, ведь в будущем мне предстоит часто общаться с представителями, главами кланов и уметь склонить их к правильному решению, а так же здраво рассуждать о положении вещей в мире, чтобы знать, как именно принести пользу клану.
Клан, клан, клан… мне настолько часто о нём говорят, настолько сильно вбивают в подкорку мозгов то, что Клан Узумаки — это для меня всё, показывают его жителей, самые красивые места, что я искренне влюбляюсь в него. Мой Клан — мой Дом. Дом, который я должна защитить, ради тех людей, что живут в нём, ради всех тех мест, которые я вижу перед собой. Ради морского запаха, горного ветра и самых лучших закатов.
Время идёт, жизнь не кажется такой уж плохой, былая обида проходит. Неприятный осадок где-то в душе, несомненно, остаётся, но не более. Моя семья — это Райдон-сама, джи-сама и ба-сан. Родители становятся полностью чужими — теперь я явственно ощущаю от них страх, неприязнь. Не знаю почему в мои три всё так резко изменилось, но… наверное, это даже к лучшему.
Харуто с каждым годом всё больше отдаляется от меня, в нём появляется то самое, что есть в родителях. С Киоко у нас по-прежнему взаимная неприязнь. Честно, даже не знаю с чего она началась. А Айко меня забавляет — ей почти четыре года, она громко смеётся и смотрит на меня с восхищением, обожанием. С чего бы? Я никогда не была к ней особо тепла, когда-то даже недолюбливала… а она зовёт меня «Уважаемая не-сама» и говорит, что обязательно станет лучшей куноичи и тогда я буду гордиться ею. Забавная.
Вот мне исполняется восемь лет — первая миссия. Первое убийство. Первая кровь на клинке, которая течёт по лезвию, по рукояти и оказывается на моих руках. Ужас, страх на уже мёртвом лице и болезненное равнодушие на душе. Ни-че-го. Разве что лёгкая брезгливость — руки теперь в крови.
Но абсолютно правильно.
Потому что такова эта жизнь. Потому что меня так научили, сказав, что иначе невозможно.