что значит терпение в православии

Терпение

Терпе́ние — 1) спо­соб­ность без­ро­потно, стойко пере­но­сить стра­да­ния и бед­ствия; 2) спо­соб­ность упорно и про­дол­жи­тельно дей­ство­вать в направ­ле­нии постав­лен­ной цели для дости­же­ния жела­е­мого резуль­тата; 3) хри­сти­ан­ская доб­ро­де­тель, харак­те­ри­зу­е­мая осо­знан­ным, сми­рен­ным, без­ро­пот­ным, бла­го­душ­ным отно­ше­нием к скор­бям и испы­та­ниям, нис­по­сы­ла­е­мым или попус­ка­е­мым Богом, а также пере­не­се­нием этих испы­та­ний и скор­бей.

Чем хри­сти­ан­ское тер­пе­ние отли­ча­ется от тер­пе­ния вообще?

Тер­пе­ние, в той или иной мере, свой­ственно всем без исклю­че­ния людям. Без есте­ствен­ной для чело­века спо­соб­но­сти тер­петь невоз­можно было бы ни пре­одо­ле­ва­ние дли­тель­ных труд­но­стей, ни вос­пи­та­ние и само­вос­пи­та­ние лич­но­сти.

В отли­чие от есте­ствен­ной спо­соб­но­сти тер­петь хри­сти­ан­ское тер­пе­ние явля­ется не просто чело­ве­че­ским свой­ством, но одной из важ­ней­ших хри­сти­ан­ских доб­ро­де­те­лей. Тер­пе­ние как тако­вое в нрав­ствен­ном отно­ше­нии не может быть оце­нено ни как доброе каче­ство, ни как дурное.

Многое зави­сит от того, на что оно направ­ля­ется в том или ином кон­крет­ном случае. Кто-то терпит по необ­хо­ди­мо­сти, кто-то — из чув­ства страха, кто-то — из уго­жде­ния, напри­мер, ради карьеры. Но ведь встре­ча­ются и другие вари­анты тер­пе­ния. Напри­мер, мать, вос­пи­ты­вая малыша, терпит бес­сон­ные ночи; актив­ный обще­ствен­ник — уста­лость от допол­ни­тель­ной работы, а иногда и упрёки.

Внешне тер­пе­ние как доб­ро­де­тель имеет много общего с тер­пе­нием вообще. И это не уди­ви­тельно, ведь в его осно­ва­нии лежит есте­ствен­ная для чело­века спо­соб­ность тер­петь. Но не только. В отли­чие от чело­века неве­ру­ю­щего хри­сти­а­нин знает: что, почему, ради чего и во имя чего он при­зы­ва­ется тер­петь.

Как известно, глав­ная цель хри­сти­а­нина — бого­по­зна­ние и вечное бого­об­ще­ние в Цар­стве Небес­ном. Для того, чтобы уна­сле­до­вать Цар­ство Небес­ное, необ­хо­димо быть удо­сто­ен­ным этой высо­кой награды, а удо­сто­иться может лишь тот, кто захо­чет и, глав­ное, будет спо­со­бен жить по тем пра­ви­лам, по кото­рым живут Божьи святые. Эта спо­соб­ность выра­ба­ты­ва­ется чело­ве­ком на про­тя­же­нии его земной жизни, она свя­зана с иско­ре­не­нием личной гре­хов­но­сти, обре­те­нием и взра­щи­ва­нием личных доб­ро­де­те­лей.

Путь этот долгий и труд­ный. С одной сто­роны, он под­ра­зу­ме­вает борьбу с иску­ше­ни­ями, в том числе лено­стью, празд­но­стью, дур­ными при­выч­ками, стра­стями, поро­ками. С другой сто­роны, это свя­зано с актив­ным про­ти­во­дей­ствием хри­сти­а­нину как со сто­роны окру­жа­ю­щих его, неве­ру­ю­щих людей, так и со сто­роны падших духов. Здесь-то и необ­хо­димо тер­пе­ние. Без тер­пе­ния этот путь непре­одо­лим: «тер­пе­нием вашим спа­сайте души ваши» ( Лк.21:19 ); «пре­тер­пев­ший же до конца спа­сется» ( Мф.24:13 ). Тер­пе­ние под­ра­зу­ме­вает здесь и стой­кость, и без­ро­пот­ное, дове­ри­тель­ное отно­ше­ние к Богу.

При всей спра­вед­ли­во­сти выше­ска­зан­ного, необ­хо­димо иметь в виду, что нали­чие в чело­веке хри­сти­ан­ского тер­пе­ния не озна­чает, что он должен сно­сить и тер­петь всё. Скажем, про­роки, тер­пе­ние кото­рых апо­стол ставил в пример ( Иак.5:10-11 ), не мири­лись (не готовы были тер­петь) с тво­рив­шимся без­за­ко­нием: нрав­ствен­ной рас­пу­щен­но­стью, идо­ло­по­клон­ством, обма­ном и при­тес­не­нием ближ­них. Однако же самым ярчай­шим при­ме­ром тер­пе­ния и дол­го­тер­пе­ния для нас явля­ется Гос­подь.

Нередко под маской хри­сти­ан­ского тер­пе­ния скры­ва­ется баналь­ное угод­ни­че­ство, рав­но­ду­шие и без­раз­ли­чие, чёрст­вость сердец. Такое тер­пе­ние не только не явля­ется хри­сти­ан­ской доб­ро­де­те­лью, но и не впи­сы­ва­лось в рамки лучших язы­че­ских умов (отсюда — попу­ляр­ность басен Эзопа, язы­че­ских фило­со­фов, поэтов и дра­ма­тур­гов, высме­и­вав­ших в своих совре­мен­ни­ках подоб­ные черты) (см. подроб­нее: Хри­сти­ан­ское и псевдо-хри­сти­ан­ское сми­ре­ние).

пре­по­доб­ный Анто­ний Вели­кий (†357):
Что бы ты ни делал, делай то с тер­пе­нием, и Бог помо­жет тебе во всех делах твоих и во всем, что ни слу­чится с тобою.

архи­манд­рит Пан­те­ле­и­мон (Шатов):
Неко­то­рые терпят со зло­стью, отча­я­нием – просто потому, что выбора нет, а другие терпят с надеж­дой и спо­кой­ствием. Это хри­сти­ан­ское тер­пе­ние – осмыс­лен­ное, доб­ро­воль­ное, ради чего-то, ради кого-то…
Тер­пе­ние может быть очень актив­ным дей­ствием. Можно тер­петь свою работу и делать её, как бы ни было тяжело. Можно тер­пе­ливо стро­ить что-то, тер­пе­ливо зани­маться твор­че­ством. Можно тер­пе­ливо под­ни­маться каждый раз после ударов судьбы и снова идти. Тер­пе­ние не озна­чает про­иг­рыш. В нём не должно быть пас­сив­но­сти. Не нужно тер­петь и свой грех, свою при­вя­зан­ность к каким-то гре­хов­ным удо­воль­ствиям, зло в своей душе.

про­то­и­е­рей Алек­сандр Мень:
Тер­пе­ние — это вовсе не состо­я­ние скота, кото­рый всё терпит. Это не уни­же­ние чело­века — совсем нет. Это не ком­про­мисс со злом — ни в коем случае. Тер­пе­ние — это есть умение сохра­нять невоз­му­ти­мость духа в тех обсто­я­тель­ствах, кото­рые этой невоз­му­ти­мо­сти пре­пят­ствуют. Тер­пе­ние — это есть умение идти к цели, когда встре­ча­ются на пути раз­лич­ные пре­грады. Тер­пе­ние — это умение сохра­нять радост­ный дух, когда слиш­ком много печали. Тер­пе­ние есть победа и пре­одо­ле­ние, тер­пе­ние есть форма муже­ства — вот что такое насто­я­щее тер­пе­ние.

пого­ворка:
«Терпел Моисей, Терпел Елисей, Терпел Илия, потерплю и я».

Источник

Терпение – одна из основных добродетелей

Agionoros.ru публикует продолжение беседы с игуменом монастыря Каракал, учеником старца Ефрема Филофейского архимандритом Филофеем.

Терпение – одна из основных добродетелей. Терпением и настойчивостью [в духовном подвиге] достигается спасение.

Рассуждение. Святые отцы ставили очень высоко эту добродетель. Это драгоценный дар Бога человеку. Рассуждение помогает в любви, помогает в посте. Помогает человеку избежать крайностей. Не делать вещей безрассудных, опрометчивых и способных ранить наших ближних. Рассуждение – это руль, которым мы должны управлять нашу жизнь.

Запрет для женщин на посещение Афона (Аватон) был установлен Самой Пресвятой Богородицей. Это произошло не из-за якобы женоненавистничества монахов (как утверждают некоторые). Сама Богородица решила закрыть Афон для женщин.

Мария (Маро), мать Мехмеда Завоевателя была христианкой, дочерью царя Сербии. В 1453 году, после покорения Константинополя, она спасла многие Святые мощи и сосуды от осквернения османами. Среди них были и Дары волхвов, которые благочестивая женщина решила отвезти на Святую Гору Афон.

Она вышла на пристань обители Святого Павла и начала подниматься к монастырю. Но едва сделав первые шаги, Маро услышала голос Пресвятой Богородицы: «Я благодарю тебя за то что ты сделала. Но оставь Дары волхвов здесь и возвращайся назад. Здесь я царица».

Расскажу ещё один случай, о котором мне поведал старец Гавриил Диониситатский. Несколько десятилетий назад французская журналистка написала книгу «Месяц с монахами на Афоне». Неприятно даже говорить о том, что там было написано. Не можете себе представить, сколь клеветнической она была.

Видите как всё обернулось? Эта история – урок для всех, кто распространяет небылицы и клевещет на Святую Гору Афон и Православную Церковь.

Впрочем, что говорить о многочисленных дарованиях старца. Достаточно вспомнить о благоухании, которое я почувствовал. Оно было осязаемым, явным, благодатным. Как от мощей Святых угодников Божиих.

– Я посещал его несколько раз. Впервые в 1971 году. Все его разговоры были так или иначе связаны с темой послушания…

Да что говорить… Для нас общение со старцем Ефремом было настоящим подарком от Бога!

Однажды в 1993 году мы (группа монахов из Каракала) отправились в Катунакья. Старец Ефрем вместе со своими послушниками трудились рядом со своей келью. Они поправляли у неё фундамент. Едва завидев нас старец возликовал и радостно воскликнул: «Добро пожаловать, племянники! Добро пожаловать!». Он называл нас племянниками, потому что мы состояли в духовном родстве: наш старец, Ефрем Филофейский, как и отец Ефрем Катунакский были учениками Иосифа Исихаста. Старец подошёл ко мне, заключил меня в свои огромные объятия и стал непрерывно благословлять!

Мы поговорили на разные темы. Его беседы всегда были настоящим духовным пиром. Рядом с отцом Ефремом я чувствовал такую благодать, что мне казалось, что я нахожусь в Раю! Общение с Катунакским старцем было поистине милостью Божией.

Отец Ефрем (Филофейский) был совершенным послушником. Он приносил своему старцу Иосифу беспрекословное слепое послушание. За это он получил от Бога богатые дары Благодати и сам стал старцем и духовником. Отец Ефрем и другие послушники Иосифа Исихаста – образцовые монахи. Они достойны подражания.

Блаженный отец Харалампий Диониситатский, благословенный старец Иосиф Ватопедский, блаженный отец Ефрем Катунакский, мой старец Ефрем Филофейский и другие члены братства Иосифа Исихаста преуспели в послушании. Именно за это Господь даровал им Свою Благодать.

1«Благодатное дарование благоухания не исчезло и после кончины Старца. Многие ощущают благоухание, поклоняясь его могиле, посещая его келью на Святой Афонской Горе, некоторые чувствуют, как благоухание исходит от его личных вещей или одежды.

Как свидетельствуют монахи, унаследовавшие келью Старца, «первое время после его кончины, почти все, посещавшие “Панагуду”, ощущали отчётливое благоухание. Особенно сильно благоухало место за проволочной калиткой возле крана с водой, там, где у Старца стояла банка с лукумом. В этом месте утолили свою жажду множество людей — нуждавшихся и жаждущих. Однако большинство приходивших мучились от духовной жажды, которая была утолена не водой, а словами Старца.

Впоследствии это благоухание уменьшилось, но совсем не исчезло. Как-то один благоговейный паломник прикладывался к иконам в храме “Панагуды”. Выйдя из храма в коридор, он был буквально “залит” необыкновенно сильной волной благоухания. Возможно, благоухание было доказательством присутствия здесь Старца, по-своему “приветствовавшего” этого человека». Житие Старца Паисия Святогорца. Москва, «Святая Гора», 2013. Том 2

2 Отец Паисий направил в Каракал несколько юношей, которые спрашивали у него совета в какой монастырь поступить.

Источник

Почему христианин призван терпеть до смерти

Очередная статья Сергея Худиева посвящена роли терпения в жизни христианина.

Четвертый из плодов Святого Духа, упомянутый у Апостола (Гал.5:22) — это долготерпение. Словарь переводит соответствующее греческое слово как «долготерпение, великодушие, терпеливость, стойкость, выдержка», а в библейском контексте оно означает, во-первых, готовность великодушно сносить чужие грехи и недостатки, во-вторых — стойкость перед лицом испытаний.

В современном языке «терпение» имеет пассивный оттенок — человек вынужден терпеть, куда же ему деваться, но если бы у него было немного больше сил, мужества, решимости, он бы не потерпел, восстал и что-то изменил. Библейское долготерпение, напротив, активно — человек решился идти путем спасения, и твердо держится его несмотря ни на что.

Как недавно сказал в своей проповеди Архиепископ Горловский и Славянский Митрофан,

«Бывает, человек какую-то часть своей жизни терпит, делает добрые дела, поступает правильно, а потом говорит такие слова: «Всё, у меня терпение кончилось», — и начинает делать зло и неправду. Это похоже на корабль, который плыл, а перед тем, как войти в гавань, потерпел кораблекрушение и затонул. В Священном Писании сказано, что «претерпевый до конца, той спасется» (Мф. 10:22). Матерь Божия терпела столько, сколько Ей Господь определил до этого святого дня, когда Её Сын забрал Её к Себе. Она показывает нам пример, что мы терпеть должны до конца, а не какой-то кусочек времени»

Христианин призван избегать греха не пока не очень-то и тянет, а всегда. Он призван хранить верность не тогда, когда его жизнь полна духовных утешений, а всегда — и в моменты уныния и разочарований тоже.

Он призван поступать правильно не только тогда, когда видит перед глазами прекрасные примеры святости, но и тогда, когда люди вокруг него впадают в мерзости и беззакония. Он призван прощать врагов не пока враги не переступают определенной черты — а всегда, как Христос простил распинателей. Он призван отказываться от ненависти и мести не только тогда, когда его никто толком и не обидел, но и тогда, когда ему действительно причинили тяжкое зло. Короче говоря, он призван терпеть не пока терпимо — а до смерти.

Это выше человеческих сил — это сверхъестественный дар Святого Духа. И этот дар подается вместе с другим даром — надеждой. Надеждой, которая есть у каждого христианина лично и у мира в целом.

Пройдет не очень много времени — и наши испытания кончатся. Наша миссия будет исполнена, нас заберут домой, ангелы примут наши души и отнесут в тот Город, который «не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец» (Откр.21:23)

Там мы навсегда окажемся дома, а пока у нас есть очень важное и чрезвычайно почетное задание — быть посланниками Господа (2Кор.5:20) в этом охваченном мятежом мире. Творить Его волю, трудиться ради вечного спасения душ, быть Его светом во тьме — как говорит Он сам, «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Матф.5:14-16)

Святой Апостол, среди гонений, мучений и преследований, предвидя свою насильственную кончину, писал: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2Тим.4:7,8)

Долготерпение и стойкость в вере ведет к награде настолько великой, что мы и не смеем себе ее представить; но в то же время мы знаем, что она ожидает нас в конце пути — если только мы не свернем.

Но мы уже видим небесный свет; мы уже слышим ликующие хоры святых и ангелов; пребывая в Церкви, мы уже одной ногой там, дома, мы — граждане Небесного Града, посланные оттуда в этот мир боли и смуты, чтобы творить благую и спасительную волю нашего Господа.

Пока мы странствуем здесь, на земле, Господь, Матерь Божия, ангелы и святые невидимо пребывают с нами, помогая нам идти.

Мы призваны претерпеть до конца, сохранить веру, твердо держаться нашего пути — и тогда скоро мы окажемся дома, а еще через какое-то время увидим, как Господь придет во славе, чтобы судить живых и мертвых и окончательно спасти и исцелить Его мироздание.

Источник

О терпении и терпимости

Все мы знаем, что терпение – одна из христианских добродетелей. Но от этого слова произведено другое – терпимость. Это второе понятие оказалось в наших глазах скомпрометированным. Потому что для определенных групп населения и у нас, и – в гораздо большей степени – на Западе (где это стало уже государственной политикой) терпимость, она же толерантность, – это такая лукавая вывеска, под которой в реальности – апология греха и возведение его в ранг добродетели; отрицание традиционных нравственных ценностей как деспотических; разрушение семьи и тому подобное.

К тому же, у нас, русских, свои исторические ассоциации со словом «терпимость», тоже не самые приятные. Всё вместе рождает негативную реакцию на это слово: многим сразу кажется, что терпимость – это моральный плюрализм, принятие греха, мир и лад с ним.

Кто-то, может быть, со мной не согласится, но в моем понимании терпимость – совсем другое. И мне очень хочется это понятие реабилитировать. Потому что, на мой взгляд, именно ее, терпимости, нам очень часто не хватает. Подчеркиваю, нам – значит, и мне самой тоже.

Терпимость, как мне кажется, означает не просто потерпеть грехи, несовершенства, недостатки и заблуждения ближнего, а принять этого ближнего… именно как ближнего, как своего, не чужого.

Не считать себя лучше его – даже если мы действительно успели уже научиться тому, чему он еще не научился, или избавлены Богом от недостатка, которым он страдает. Не присваивать себе право суда над ним.

Понимать, что другой человек – это всегда другой мир, другой жизненный путь, и не требовать, чтобы ближний наш был похож на нас и воспринимал всё так, как воспринимаем мы.

И не навязывать ему своих убеждений – даже если ни малейшего сомнения у нас нет в их (убеждений) церковности.

Другой грустный эпизод: служба долгая, а прихожанка в новых туфлях, ногам больно, боль отвлекает от молитвы, и она быстренько (чтобы, опять же, не отвлекаться и ловить каждое слово!) сбрасывает обувку, стоит босиком. Никому до этого дела нет – кроме ее соседки, которая, видимо, не настолько погружена в молитву, чтобы не успевать следить за чужими ногами:

– Сестра! Наденьте обувь! Что значит «Почему нельзя?» Вы не дома. Вы находитесь в храме. Это неуважение к Богу! Что значит «Кто сказал?» Я вам говорю: обуйтесь немедленно!

Наверное, этих строгих прихожанок нельзя осуждать и можно понять: они ведь по-своему искренни. Их задевает то, что представляется им неблагочестивым, неблагоговейным, их травмирует нарушение правил – подлинных или надуманных, но правил – которые они приняли как правила своей жизни и которыми, как стеной, защищаются от жизни враждебной. Но при этом требовательные прихожанки не осознают, что сами ранят других людей, и ранят подчас жестоко – ведь в церкви, в храме человек беззащитен. Нехватка любви… Но не только в ней причина нетерпимости. Для того чтобы увидеть ее глубже, лучше всего обратиться к себе самой, к тому самому бревну в собственной глазнице.

Моя нетерпимость проявляется иначе, чем нетерпимость упомянутых выше женщин. Я бываю нетерпима, когда сталкиваюсь с непониманием, с заблуждениями людей – чаще всего моих старых друзей и коллег – относительно Православия и Церкви. Ну раздражает меня, понимаете, раздражает упорствование в невежестве! «Бог должен быть в душе, зачем все эти ритуалы в церкви?!»; «Я сам с Богом разберусь, попы в качестве посредников мне не нужны»; «Человек сам должен решения принимать, а религия ему готовые ответы навязывает…» Сколько можно эти глупости повторять.

…Как будто я сама в свое время не хваталась за эти глупости. Я переболела всеми болезнями гордого интеллигентского сознания, я хворала ими не год и не два. Да, я выздоровела – в том, по крайней мере, смысле, что в Церковь пришла, – но так поздно, что вряд ли могу быть судьей чужим опозданиям, хотя бы и непоправимым. Однако я забываю про это, и, когда возникает спор, веду себя столь агрессивно и нетерпимо, что могу великих дров наломать. По крайней мере двух своих старых подруг я уже ранила, и довольно ощутимо. А ведь они в свое время помогали мне, поддерживали, были очень мне нужны! Теперь я забываю их щадить – а почему забываю? Откуда она, моя нетерпимость в подобных случаях, в чем ее причина?

В моей любви к Истине, в ревности по ней? Да нет же.

Болезненная реакция на чужие высказывания может быть связана с неосознанной неуверенностью, с малодушием, с маловерием.

Причина – в каком-то моем собственном внутреннем неблагополучии, которое мне не удается пока понять. Я только догадываюсь: болезненная реакция на чужие высказывания может быть связана с неосознанной неуверенностью, с малодушием, с маловерием – такой вот психологический парадокс.

Но не меня одной это касается. По крайней мере часто, если не всегда, истинная причина нашего нетерпимого, жесткого, резкого поведения, нашей агрессии – не в личном нашем благочестии и благоговении и не в любви к Истине. Истинно благоговейный человек, кстати, не станет шуметь в храме; да и в частном разговоре постарается внутренний свой храм не осквернить, не впустить в душу раздражение и злость. Причина в другом – во внутренней нашей ущербности, которая ищет компенсации; в душевной и духовной неустойчивости; а у кого-то, возможно, – в скопившейся обиде на людей, в неудовлетворении собственной жизнью, в затаенной несчастности.

К вере все приходят искренне, ни в чьей искренности здесь сомневаться не надо. Но беда еще и вот в чем: мы ведь не изменяемся мгновенно, не перерождаемся за один день, – придя в Церковь, мы во многом остаемся прежними. Тут-то и подстерегает нас, как мне кажется, ловушка: вместо того, чтобы освобождаться от своих совсем не лучших качеств и состояний, человек находит для них высшее оправдание, мысленно сам для себя их «освящает». Он уже не просто вспыльчив и гневлив, а «горяч в вере». Не просто властолюбив и деспотичен, а «ревнует о должном порядке в храме». Не просто любит в глубине души своей унижать других, а «наставляет заблудших на путь истинный с необходимой и спасительной для них строгостью»…

Но вот, однако, пример противоположный. Я знаю людей – не много, но знаю, – которые, придя к вере и воцерковившись, сознательно избрали для себя очень строгую жизнь. Они начинают и завершают день долгим, подчас монашеским правилом, неуклонно соблюдают все посты – тоже по монастырскому уставу (куда мне до этого!), каждую субботу и воскресенье непременно стоят на службе. Нередко их благочестие – в данном случае подлинное, идущее от сердца – выражается и во внешнем виде: женщины отказываются от брюк или открытых сарафанов, мужчина не станет ходить в шортах не то что по улице, а даже и по собственному дачному участку. Причем это не «ежовые рукавицы», нет, это их личная внутренняя потребность: «Я уже не смогу иначе, даже если захочу», – сказала мне одна из таких христианок. Но вот что интересно: и она, и все остальные, те, кого я в этой группе моих знакомых вспомнила, – очень далеки от того, чтобы навязывать свой выбор, свой образ жизни окружающим. Они совершенно спокойно и вполне доброжелательно относятся к тем своим братьям и сестрам, которые не следуют или не во всем следуют их примеру. У них, у этих моих воистину благочестивых знакомых, есть, как я заметила, правило: разговор на тему образа жизни возможен лишь если ближний (гость, друг и т.д.) сам его заведет. Ближние, окружающие рядом с такими православными свободны. Именно потому, полагаю, что внутренних причин быть агрессивными, деспотичными, нетерпимыми у таких людей нет: причины изжиты. Кстати, не потому ли эти христиане столь благотворно воздействуют – не только на несовершенных единоверцев, но и на неверующих, отвергающих Православие людей? Подчас от одной только мягкой улыбки такого человека – да от самого его облика! – пользы (в миссионерском смысле) бывает больше, чем от всех моих, к примеру, бурных словоизвержений.

Чем духовнее человек, тем он терпимее; чем строже к самому себе, тем меньше у него желания быть строгим к окружающим.

Я давно уже заметила: чем духовнее на самом деле человек, тем он терпимее. Можно то же самое иначе сказать: чем строже человек к самому себе, тем меньше у него желания быть строгим к окружающим. Конечно, бывает так, что человек вынужден быть строгим: по долгу, по должности, по причине возложенной на него ответственности – но он не станет искать удовольствия в строгости к другим, если он действительно строг к себе и от этого духовен.

Где еще наблюдается нетерпимость? Клиническую картину нетерпимости дают порой форумы православного сегмента интернета (про весь остальной интернет я не говорю, что о нем говорить). Создается впечатление, что иной участник, собираясь на форум, берет с собой из дома виртуальную дубину или плеть, а вот мало-мальское сомнение в своем праве наносить удары, в праве поучать и морально третировать других – как раз дома-то и оставляет. И не помнит, видимо, слов Спасителя: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим» (Мф. 11: 29).

Кому-то кажется оправданной нетерпимость при столкновении с сектантскими проповедниками. Мне пришлось однажды услышать трагикомическую фразу: «Огрел бы я чем-нибудь этих мормонов, чтоб надолго запомнили, да нельзя – иностранные подданные, скандал будет». Оставлю ее без лишних комментариев… Мне представляется, что терпимость в данном случае должна заключаться – не в экуменическом братании, конечно, не в рассуждениях о «разных тропинках к одной вершине», нет: такие рассуждения Церкви чужды. Она должна заключаться в понимании того, что американец-мормон или наш доморощенный свидетель Иеговы – это тоже человек, Божие создание, такое же «Я», как наше. Да, он сбился с истинного пути (или, скорее, никогда по этому пути не шел) и забрел в темные заболоченные дебри. Но откуда в нас уверенность, что с нами этого произойти в принципе не могло? Может статься, только по Божиему о нас попечению и не произошло. К тому же, мы не родились в штате Юта. Человеку, родившемуся там, в десятом-двенадцатом поколении мормонской семьи, прийти к ортодоксальному восточному христианству – ох как непросто. Вряд ли мы вправе его судить за то, что не пришел.

Кроме тех моих благочестивых знакомых, о которых я говорила выше, у нас есть еще великие учителя терпимости. Это русские святители-миссионеры, которые принимали и любили каждый из «диких» народов таким, каким он был; и именно поэтому добивались успеха в своем деле. Это Оптинские и иные старцы, принимавшие каждого приходящего к ним, не гнавшие никого. Это святой праведный Иоанн Кронштадтский, молитвой своею исцелявший иноверных. Но прежде всего это, конечно, Сам Спаситель, Который, с одной стороны, сказал; «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Лк. 11: 23) – и тем самым утвердил единственность и непреложность Истины; а с другой – остановил апостолов, готовых уже просить о низведении огня на самарянское селение, в котором не приняли их Учителя: «Не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» (Лк. 9: 55–56).

Источник