Что будет если япония признает итоги второй мировой войны
Почему в Японии, в отличие от Германии, итоги Второй мировой войны не получили должную оценку и чья вина в этом
OneKorea.RU – В следующем году весь мир будет отмечать 70-летний юбилей окончания Второй мировой войны. Нацистская Германия потерпела сокрушительное поражение и среди немцев была проделана серьезная работа по денацификации. А как обстояли бела в поверженной милитаристской Японии. Как отражаются принятые 70 лет назад решения союзников на позиции современного японского общества. Доклад на эту актуальную тему прозвучал 22 августа на Круглом столе «К 70-летию окончания Второй мировой войны».
Гринюк Владимир Александрович, ведущий научный сотрудник Центра исследований Японии ИДВ РАН. 22.08.2014. Фото: OneKorea.RU
Подход к вопросу об исторической ответственности в Японии
Вопрос исторической ответственности Японии, отношения японцев к милитаристской политике правящих кругов страны в период с конца XIX в. до 1945 г. составляет серьёзную проблему внутренней политики и осложняет отношения Японии с зарубежными странами, прежде всего с её соседями в Азии.
В 1995 г. профессор Мэрилендского университета Д. Квестер отмечал, что японцы с неохотой признают жестокость, которую их страна проявляла в ходе Второй мировой войны, а корейцы, проживающие в Японии, сталкиваются с более сильными предрассудками, чем американцы.(1) Сравнивая ситуацию в Германии и Японии спустя 50 лет после окончания Второй мировой войны, политолог подчёркивал: «Японская система образования сделала гораздо меньше, чем германская, чтобы воспитать у японцев чувство вины в связи с той войной. Согласно результатам недавних опросов общественного мнения, большинство немцев рады поражению их страны во Второй мировой войне, но если бы опросы на ту же тему были проведены в Японии, то было бы напрасно рассчитывать на аналогичные результаты».(2)
Японские учёные также признают, что в Японии осознание ответственности за агрессивные войны распространялось медленно и с трудом. Авторы опубликованной в 1983 г. коллективной работы «Послевоенная история японской дипломатии» писали, что ещё в середине 60-х годов «многие японцы рассматривали разгром своего государства во Второй мировой войне как поражение в сражениях с Америкой, но не как крах агрессивной политики в отношении народов Восточной Азии».(3) Профессор Токийского университета философ Т. Такахаси отмечал, что с 1945 до начала 1970х гг. проблема ответственности за войны трактовалась главным образом как ответственность за неблагоразумно начатую и бездарно проигранную Японией войну против США и их союзников. Лишь после нормализации японо-китайских отношений в 1972 г. в японском обществе стали постепенно смотреть на войну против Китая как на агрессию, продолжением которой стала война против США. Что же касается колониального господства Японии в отношении Кореи и Тайваня, то даже сегодня лишь немногие японские интеллигенты рассматривают управление Японии колониями как продолжение и следствие агрессивных войн.(4).
Профессор Токийского университета Кан Сан Чжун в ходе дискуссии по проблеме исторической ответственности Японии обратил внимание на различия в восприятии исторического прошлого в Германии и Японии.
Так, высадка десанта союзников в Нормандии в июне 1944 г. рассматривается как важное событие в процессе освобождения европейских народов от нацизма, и в памятных церемониях, посвящённых годовщине высадки, наряду с делегациями других государств, участвуют и делегации Германии. А в Японии официально отмечается только годовщина окончания войны на Тихом океане. Подразумевая отсутствие в Японии консенсуса при оценке прошлого страны, исследователь ставит вопрос: «В какой степени осознание освобождения от милитаризма является общим для всей японской нации?».(5)
Чем объясняется такое отношения японцев к своему прошлому? Бывший генеральный секретарь Либерально-демократической партии Японии К. Като полагает, что Япония, подписав в 1951 г. Сан-Францисский мирный договор, как государство на международно-правовом уровне признала ответственность за войну. Однако на эмоциональном уровне народ Японии не смог воспринять эту ответственность. К. Като называет две причины. Во-первых, хотя война на Тихом океане велась именем императора Японии, он не был предан Суду Международного военного трибунала для Дальнего Востока. Во- вторых, из-за трагедии атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки у японцев сформировалось стойкое сознание пострадавшей стороны.(6)
Отсутствие у части японцев критического отношения к прошлому их страны объясняется и тем, что в период оккупации Японии войсками США американские власти не провели здесь последовательной «демилитаризации» общественного сознания в такой мере, в какой была проведена «денацификация» Германии. На первом этапе оккупации, продолжавшемся до 1947 г., в Японии была проведена чистка в отношении милитаристских элементов. Помимо Токийского процесса над главными военными преступниками, в Сингапуре, Маниле, Гонконге, на острове Гуам, в Иокогаме военные трибуналы рассматривали дела подозреваемых классов «В» и «С». По этим делам к смертной казни приговорили 937 человек, к пожизненному заключению – 338, к другим наказаниям – более 3 тыс. человек. По указанию штаба оккупационных войск японское правительство увольняло профессиональных военных и педагогов-носителей милитаристских настроений. Различным репрессивным мерам, включая отстранение от занимаемых постов и запрет на занятие общественных должностей, подверглось свыше 200 тыс. человек.(7)
Однако с началом холодной войны Вашингтон полностью свернул меры по демилитаризации недавнего противника. Победа коммунистов в Китае и образование КНР в 1949 г. резко изменили расстановку сил в пользу социалистического лагеря. В 1948 г. Япония приобрела значение важного союзника Вашингтона в деле «сдерживания коммунизма». Поэтому в 1948-1952 гг. США проводили в отношении Японии «обратный курс» свёртывания демократических преобразований, ограничения деятельности левых политических партий, «чистки красных» и отмены репрессий в отношении милитаристских элементов.
«Обратный курс» США в отношении Японии немедленно проявился в мерах американской администрации в отношении японских военных преступников. В конце декабря 1948 г. из тюрем были освобождены все подозревавшиеся в военных преступлениях лица, которым ещё не были предъявлены обвинения. 7 марта 1950 г. главнокомандующий оккупационными войсками в Японии генерал Макартур издал так называемый «Циркуляр № 5», в котором уже прямо было сказано, что все военные преступники, отбывавшие на то время заключение по приговорам всех военных судов (в том числе и по приговорам Международного военного трибунала для Дальнего Востока) могут быть досрочно освобождены.(8)
С вступлением 28 апреля 1952 г. в силу Сан-Францисского мирного договора была прекращена оккупация Японии и отменены ограничения суверенитета японского государства. С согласия администрации США и правительств других стран, подписавших Сан-Францисский мирный договор (в число которых не входили СССР и КНР), японское правительство к 1956 г. досрочно освободило всех оставшихся в живых (то есть не казнённых по приговорам судов и не умерших в заключении) военных преступников классов «А», «В» и «С». В их числе было 15 главных военных преступников, приговорённых к пожизненному заключению.
Некоторые из этих людей возобновили политическую деятельность. Например, Мамору Сигэмицу-бывший посол в Китае, вице-министр иностранных дел в 1933- 1936 гг., посол в СССР в 1936-1938 гг., посол в Великобритании в 1938-1941 гг., министр иностранных дел в 1943-1945 гг. и одновременно с 1944 г. министр по делам «великой Восточной Азии». Как главный военный преступник был приговорён к семи годам тюремного заключения, но в 1950 г. его освободили. Уже в 1952 г. Сигэмицу стал председателем Прогрессивной партии, а позднее- заместителем председателя Демократической партии. В правительственном кабинете Итиро Хатоямы М. Сигэмицу был министром иностранных дел и в 1955-1956 гг. руководил японской делегацией во время переговоров с советскими представителями о восстановлении двухсторонних дипломатических отношений. После принятия Японии в ООН в конце 1956 г.М. Сигэмицу стал её первым представителем в этой организации. (9) Окинори Кая-заместитель министра финансов в правительстве С. Хаяси (1937 г.), министр финансов в первом кабинете Ф. Коноэ (1937-1938 гг.), руководитель кампании по «развитию Северного Китая» в 1939-1941 гг., министр финансов в правительстве Х. Тодзё в 1941-1945 гг. Один из главных организаторов военной экономики Японии. Был приговорён к пожизненному заключению. После освобождения в 1956 г. стал одним из влиятельных деятелей Либерально-демократической партии Японии. Занимал посты министра финансов в кабинете Н. Киси (1957-1960 гг.) и министра юстиции в кабинете Х. Икэда (1960-1964 гг.)(10)
Политическую карьеру в послевоенной Японии продолжили ряд лиц, арестованные в 1945 г. как главные военные преступники, но освобождённые без суда американской оккупационной администрацией. Наиболее известный из них – Нобусукэ Киси, занимавший пост министра торговли и промышленности в 1941-1943 гг., пост государственного министра в 1944-1945 гг. В декабре 1956 г. Н. Киси стал министром иностранных дел, а с февраля 1957 г. занимал посты президента ЛДПЯ и премьер-министра Японии.(11)
Для сравнения: большинство главных немецких военных преступников, осуждённых Международным военным трибуналом в Нюрнберге и приговорённых к различным срокам лишения свободы, полностью отбыли предписанные сроки заключения. Дожившие до освобождения представители нацистской верхушки и думать не могли о продолжении политической деятельности. Ещё в 1980-е гг. в Германии продолжались преследования бывших членов СС, которая рассматривалась как преступная организация. В Японии ничего подобного не было.(12)
Видимо, показанное выше является причиной непоследовательности политического руководства Японии при осуждении милитаризма, объясняет ритуальные визиты политиков в храм Ясукуни и высказывания в оправдание существовавшей во время войны системы «женщин для утешения» военнослужащих императорских вооружённых сил.
Есть ли в позиции МИД РФ по Курилам «козыревщина» — политико-экономический торг с Японией, рассказал «Правде.Ру» историк, специалист по российско-японским отношениям Александр Куланов.
В четверг МИД устами ее главы Сергея Лаврова разъяснил позицию России по спору с Японией о Южных Курилах. В декларации от 1956 года «четко было сказано, что Россия и Япония больше не воюют друг с другом, и, исходя из доброжелательного отношения к Японии, учитывая интересы японского народа, Советский Союз готов после заключения мирного договора передать Японии острова Хабомаи и Шикотан в качестве жеста доброй воли», заявил Лавров. Россия готова выполнять данный договор при определенных условиях, и «не может не учитывать курс Токио при голосовании по дискуссионным вопросам в ООН и в реализации санкций против Москвы», добавил Лавров.
Позицию МИД РФ «Правде.Ру» прокомментировал историк, специалист по российско-японским отношениям Александр Куланов.
«Лавров говорит о том, что мы готовы, в принципе, следовать декларации, ратифицированной президиумом Верховного Совета СССР, но мы хотели бы понимать, на что готова в таком случае Япония. Первое, говорит Лавров, она должна признать итоги Второй мировой войны, раз она является членом ООН, в уставе которой четко сказано, что эти итоги незыблемы.
Во-вторых, надо понять, насколько Япония самостоятельна в вопросах внешней политики, в том числе, в решении вопросов внешней безопасности, учитывая действующий договор о военно-политическом союзе с США 1960 года. На японских островах находятся несколько десятков тысяч американских военнослужащих. Мы должны понимать, в случае — теоретическом пока, передачи этих островов Японии, в каком статусе военнослужащие США там должны находиться, и кто этот статус будет определять — Токио или Вашингтон. Понятное дело, что в современных условиях это прерогатива Вашингтона. И точно так же понятно, что Москву это не устраивает.
Кроме того, при всех этих моментах, Лавров не говорит об обязанности выполнять жест доброй воли. Лавров говорит о том, что условия для того, чтобы у Москвы появилось желание жеста доброй воли весьма обширны, сложны и в основной своей массе Японию не устраивают. Поэтому никакого желания со стороны Лаврова, как это написали в СМИ, передать эти острова Японии, я не вижу.
Советский Союз подписывал капитуляцию как победитель, а Япония — как побежденная сторона. Праведно, не праведно, но мы получили эти Курильские острова. И это итоги Второй мировой войны. Они таковы, они объективны. На этих островах с 1945 года живут наши люди, стоят наши войска и так далее. И Япония, в соответствии с уставом ООН не может диктовать требования к стороне-победителю. А сторона-победитель может жест доброй воли проявить. Это нормальная человеческая логика. То, что Токио эти итоги постоянно оспаривает, это, конечно, прискорбно.
При этом, как только мы начинаем, становясь на позицию Японии, подтверждать само наличие проблемы, мы уже проиграли. Советский Союз относился к этому значительно более просто: проблемы островов не существует. И японцы не могли вести на эту тему переговоры, раз проблемы просто не было. Если мы постоянно подтверждаем, что да, к сожалению, мы должны об этом говорить, с каждым таким высказыванием мы, так или иначе, японцев обнадеживаем. А дальше начинаются еще более серьезные обнадеживания, как это было два года назад с премьером ( Синдзо) Абэ, который сказал, что давайте мы ее решим при жизни одного поколения, давайте мы ее решим в такой-то срок. Как только сроки появляются — под сроки ставятся задачи.
И тут выясняется, что позиция японцев предельно простая: сначала отдайте все острова Южных курил, а потом мирный договор. Или, хорошо, давайте не все, давайте Хабомаи и Шикотан, а потом мирный договор.
Это имело место в бытность министра иностранных дел господина (Андрея) Козырева. (Борис) Ельцин в какой-то момент слишком обнадежил японцев. А потом при внимательном рассмотрении различных нюансов этого вопроса ему пришлось отыгрывать назад. Козыревщина появилась в том момент, когда у России не было ничего, и Россия надеялась получить хоть от кого-нибудь что-нибудь.
Мне в свое время удалось разговаривать на тему этих переговоров с тогдашним шефом службы безопасности генералом Коржаковым, который говорил, что мы летали в Японию, говорили о том, что Россия сильно нуждается, и получили в качестве подарка миллион одноразовых шприцев.
Сейчас Россия тоже далеко не в лучшем положении, в том числе, благодаря санкциям. Лавров говорил о том, что еще один принципиальный вопрос, который следует обсуждать при дискуссии о возможности передачи островов, это насколько Япония поддерживает эти санкции. Она присоединилась к ним, пусть и в усеченном варианте, поэтому по большому счету оказалась на другой стороне поля. Японию очень сложно назвать, если мы говорим о санкциях, нашим единомышленником. И при этом она от нас еще что-то требует. Если Япония не поддержит санкции или откажется от их поддержки, может быть, возникнет такой повод для разговора в стиле козыревщины.
Козыревщина — это по большему счету политико-экономический торг. Но а) Япония этого( отказаться от санкций) сделать не сможет, и б) действительно ли Россия находится в таком состоянии, что оттого, поддержит Япония санкции или не поддержит, зависит наше будущее? Это вопрос открытый.
Я советую просчитать речь Лаврова целиком, Лавров ничего не пообещал, Лавров разъяснил существующую позицию, на мой взгляд, разъяснил довольно четко и прямо, несмотря на то, что два года назад в связи с очередным витком этого давления много было непонятно. Первое, японцы должны признать итоги Второй мировой войны — это, значит, что острова принадлежат России. Второе, японцы должны понять уровень своей зависимости от Вашингтона, и как они будут выходить на переговоры с пониманием этой позиции.
Представим себе, что японцы говорят, что да, мы согласны, мы признаем итоги войны, эти острова ваши, теперь давайте нам Хабомаи и Шикотан, как вы обещали. И тогда им задается встречный вопрос: «Какие вы можете предоставить гарантии того, что на этих островах не появятся американские базы?» И на этот вопрос у Токио ответа нет совершенно точно».
Япония не признает итоги Второй Мировой. Абэ требует Курилы в обмен на мирный договор
Так и хочется сказать: А оно нам надо?
Выступая с ежегодной речью на генеральной ассамблее ООН, нынешний премьер-министр Японии Синдзо Абэ, посвятил крупный отрывок своей речи текущим российско-японским отношениям.
Япония не признает итоги Второй Мировой. Абэ требует Курилы в обмен на мирный договор. Фото: Reuters.com
Абэ выразил уверенность, что долгожданное подписание между нашими странами мирного договора по итогам Второй Мировой Войны, станет надёжным фундаментом не только активного развития двусторонних отношений, но обеспечит стабильность и безопасность во всём азиатском Северо-Восточном регионе.
«Совместно с президентом Путиным, мы прилагаем большие усилия, чтобы наконец сдвинуть с мёртвой точки проблему, мешающую налаживанию контактов между нашими странами на протяжении последних семи десятилетий. Мы недавней сентябрьской встрече во Владивостоке мы снова коснулись этой тематики. Она будет обсуждаться и впредь, на наших последующих встречах. Я считаю, что эту проблему необходимо и возможно решить именно нашему поколению. Мы просто обязаны наконец заключить мир между нашими странами.»
Действительно, развитию такого, с первого взгляда, естественного диалога между соседствующими и одновременно, при налаживании сотрудничества, взаимодополняющими крупными мировыми игроками, как Россия и Япония, уже долгие десятилетия мешает отсутствие двустороннего мирного договора.
История вопроса: Япония и Россия после Второй Мировой
По итогам Второй Мировой Войны, Страна Восходящего Солнца подписала «Договор о полной и безоговорочной капитуляции», но благодаря проволочкам и юридическим тонкостям местного законодательства, так его официально не ратифицировала.
В 1956 году, Советский Союз обратил внимание на это обстоятельство, и нами был предложен компромиссный декларативный вариант, касательно того, что советская сторона готова рассмотреть возможность передачи двух островов Южно-Курильской гряды (Шикотан, Хабомаи), в обмен на окончательное закрытие вопроса (тогда, как и сейчас вариант отдать Северо-Курильскую гряду, в лице Итурупа и Кунашира, даже не рассматривается). Но Японии хотелось (и хочется) всего и сразу, поэтому длительные переговоры, хоть и находят отдельные точки соприкосновения, но так и не могут привести к окончательному консенсусу.
После этого в зале раздались оглушительные овации (хлопали все, даже некоторые члены японской делегации). Поэтому премьер-министр Японии не сразу нашёлся с подходящим ответом, а ограничился общими фразами о двустороннем сотрудничестве.
Надо отметить, что по возвращению домой, Абэ подвергся за это жёсткой публичной критике, так как по мнению японской стороны, инициатива Путина идёт вразрез с официальной позицией Вашингтона, извините-Токио.
О японском отношении к итогам Второй мировой войны
Недосмотренный сон
Второго сентября исполнится 70 лет со дня подписания японской капитуляции на борту американского линкора «Миссури». Но в оценках событий на азиатском фронте Второй мировой по-прежнему единства нет. Почему, пытался понять «Огонек»
Сергей Чугров, доктор социологических наук, профессор МГИМО
Есть японская поговорка — «дайто мото кураси» («у подножия маяка темно»). То есть смысл событий виден лишь издалека, а поспешная оценка может обернуться самообманом. Семь десятилетий, минувших со дня подписания на «Миссури» капитуляции,— срок, кажется, большой, чтобы соскрести наслоения эмоциональных суждений и дать взвешенную оценку событиям, увенчавшим Вторую мировую. С этой целью политологи и историки собрались в конце августа в символическом месте, Владивостоке, на четвертые «Бердяевские чтения», проводимые Институтом социально-экономических и политических проблем (ИСЭПИ). Обсуждали, как итоги войны выглядят с дистанции в 70 лет, почему мы и японцы по-разному оцениваем итоги войны, как японцы относятся к победителям.
Поражение Германии и Японии по-разному интерпретировалось их народами. Американская исследовательница-психолог Рут Бенедикт, автор концепции «культуры вины» и «культуры стыда», доказала, что для японской цивилизации ближе понятие стыда, а западной — вины. В христианской культуре вина — это искреннее признание греха и желание искупить его. Стыд же связан с «потерей лица», с переживанием своей неспособности отвечать неким нормам и правилам поведения. Стыд оглядывается на реакцию окружающих и пытается скрыть оплошность. Поэтому идеи греха, исповеди и искупления в основном чужды японцам. (Замечу, что покойный митрополит Токийский и всея Японии Феодосий в 1990-х годах сетовал в нашем разговоре, что православные японцы исповедуются подчас очень формально.)
Так вот, большинство японцев считают, что потерпели поражение на Тихом океане и в Китае совсем не по той причине, что ставили неосуществимые и неправедные задачи, будучи одержимыми идеей национального превосходства, а единственно потому, что оказались не столь сильны и изобретательны, как американцы, что не рассчитали свои военные и экономические возможности. Не хватило, мол, доблести и самурайского духа — вот и стыдно за поражение. Подобное ощущение испытывают люди, если они нежданно-негаданно показали другим свою немощность.
Изгнание варваров как миссия
Проблема отношения к победителям и парадоксальной оценки своей миссии в войне на Тихом океане восходит к глубинным пластам истории, в частности лозунгу сонно дзеи — «уважение к императору и изгнание варваров». Первая часть, «уважение к императору», символизирует исполнение сыновнего долга перед отцом-правителем и национальную гордость, а вторая, «изгнание варваров»,— отношение к ойкумене с точки зрения превосходства. Когда в 1825 году власти приняли жесткий изоляционистский курс, лозунг стал пониматься как призыв к борьбе с иноземцами, пытающимися проникнуть в Японию.
Тогда почти безраздельно господствовал стереотип — «американо-британские варвары» (китику бэйэй), который не разделяли лишь некоторые интеллектуалы. Японцы в победу свято верили. Но трагически ошиблись, переоценив силу «японского духа». Крушение мифа о непобедимости императорской армии стало крахом прежней системы «японизма», в основе которого и было «изгнание варваров». Атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, а также поражения в Китае вызвали столь мощный шок, что, казалось, нация сломалась, потеряла волю под натиском «варварской силы».
Зверства японских солдат в Китае и Корее объяснялись тем, что даже в середине XX века они относились к другим народам как к «варварам». Идея отпора зародилась в сокровенных глубинах сознания японцев в конце XIX века. Лучшие умы концептуализировали ее. Юкити Фукудзава, идеолог и национализма, и Просвещения, предложил в ответ на экспансию западных держав объединить Китай, Корею и Японию. Какудзо Окакура (Тэнсин) (1862-1913), долго работавший куратором восточноазиатской коллекции в Бостонском музее изящных искусств, провозгласил лозунг «Азия едина» в противовес идее доминирования Запада. Он утверждал, что именно Азия — «источник нашего вдохновения», «без Азии существование Японии невозможно». С его точки зрения, западная семья основана на отношениях супругов — отсюда абсолютизация понятий свободы и права. Восточная же семья — это прежде всего отношения отца, матери и детей. Поэтому японская миссия — это «реконструкция Азии», под которой подразумевается «просвещение и направление азиатских народов», а в будущем — и «пробуждение Запада». Мыслитель Итиро Токутоми (Сохо) ставил цель «разрушения привилегированного положения белых в мире», доказывая, что миссия Японии подобна миссии древних римлян, которые выступили в роли апостолов цивилизации. Ему принадлежала и идея создания Pax Nipponica для спасения Азии от «белого империализма». Философ Тэцуро Вацудзи выступил провозвестником «особой моральной энергии» японцев. Так постепенно из первых простодушно-наивных представлений вырастала концепция национальной миссии.
После японо-китайской и русско-японской войн эта идеология получила выражение в форме доктрин «нового порядка» и «сферы совместного процветания в Восточной Азии», а в пропаганде закрепились лозунги «вселенная — одна столица», «восемь углов под одной крышей», а наэлектризованное сознание японцев нашло выход в войне против всех соседей. Все это закончилось крахом идеологии. Но последствия ощутимы и сегодня.
Добрый дядя и злой сосед
Заглянем в настоящее, перескочив сразу через семь десятилетий, и обратимся к вызывающей неоднозначные чувства статистике японских оценок США и России.
По данным опроса, проведенного в канун 2015 года информационным бюро при канцелярии кабинета министров, Штатам симпатизируют 82,6 процента, а не испытывают к ним симпатии всего 15,3 процента. У России показатели почти противоположные: 20,1 процента позитива против 76,4 процента неприятия.
И тут встают мучительные вопросы: почему японцы, претерпев чудовищные атомные бомбардировки, похоже, не только простили, но и стали симпатизировать американцам? Почему антипатия к русским доминирует в национальном сознании, хотя ни Советский Союз, ни Россия не причастны к преступлениям?
Но главное, США внедрили эффективную систему, разительно отличавшуюся от былого авторитаризма, написали новую Конституцию. Плюс к тому они дали изнуренным многолетней «казарменной психологией» и бесконечными жертвами японцам надежду на перспективу, и это «светлое будущее» мощно заявило о себе в 1960-1970-х годах «японским экономическим чудом», выведшим страну в разряд индустриально развитых и богатейших стран.
Нелепо утверждать, будто все японцы любят американцев. Они относятся к ним по-разному, но чаще прагматично. Старики, пережившие оккупацию, помнят случаи применения насилия со стороны солдат США, не одобряют бесцеремонность американцев. Поколение, выросшее после войны, запомнило большей частью гамбургеры, чипсы, кока-колу, кроссовки, Микки-Мауса, Элвиса Пресли и относятся к США вполне благодушно. Отметим, что политики обычно не называют фактически союзнические отношения с США «союзом», а отдают предпочтение термину «партнерство». Почему? Просто часть японской элиты выражает недовольство зависимостью Токио от Вашингтона. Например, политолог Есихито Карибэ предельно резок: «Западные люди, продав душу дьяволу, не знают удержу в стремлениях удовлетворить свои потребности».
В Японии все чаще звучат требования большей самостоятельности в политике. Токио делает выбор в пользу более полной интеграции в мировую систему. От нескольких коллег-профессоров слышал язвительные замечания по поводу привычки США решать проблемы с позиции силы. В целом же японцы продолжают прагматично опираться на близкие отношения с США, хотя и усиливается критика политики Вашингтона.
В чем же вина России, которую не могут простить японцы?
Принято считать, что отношения между нашими странами заблокированы проблемой Северных территорий, коварного наследия Второй мировой войны. «В политическом плане кроме проблемы Северных территорий между нашими странами нет серьезных препятствий»,— утверждает политолог Сигэки Хакамада. Но не стоит полагать, что особых симпатий к россиянам не наблюдается в результате территориального спора. Возьму на себя смелость утверждать, что вернее обратное: мы не можем разрешить этот спор, поскольку не хватает симпатий со стороны японцев, относящихся к нам с подозрениями и недоверием. Когда мы преодолеем недоверие, легче будет договориться и по территориальному вопросу.
Поэтому и разница в глазах японцев между победителями в войне — Вашингтоном и Москвой — существенна. Американцы компенсировали Японии бесчеловечность атомных ударов по Хиросиме и Нагасаки масштабными реформами и упомянутой уже надеждой на успех. Со стороны СССР, а потом России подобной компенсации за удары по национальному самолюбию не последовало. Отсюда разительное отличие образов победителей в сознании японцев: американцы оказались благодетелями и опекунами, а россияне — агрессорами, коварной нацией, от которой нельзя ждать ничего, кроме неприятностей.
Несомненно, у России есть сильные козыри: в Японии по-прежнему царит любовь к русской классике, прежде всего к Толстому, Достоевскому и Чехову, произведения которых близки мироощущению японцев. Они восхищаются вершинами нашего театрального искусства, исполнительского мастерства музыкантов. Увы, культурные ценности не гарантируют политических симпатий.
На этом фоне территориальный вопрос со всех сторон тупиковый. Так зачем же мутить воду, его эксплуатируя? Интересное объяснение дает молодой политолог Ивао Осаки, указавший, что «проблема Северных территорий, которая была изобретена японским правительством, играет важную роль в продвижении «национализма» как политического принципа или идеологии и придании «нации» общей коллективной идентичности». Отдать острова никак нельзя, как нельзя и отмахнуться от проблемы. Это не только японская головная боль (Японии нужны новые верные друзья на фоне чудовищных, с ее точки зрения, темпов роста экономики Китая). Но это и наша головная боль, поскольку обустроить наши рубежи не очень получается на фоне спора с Японией и оттока населения из дальневосточного региона. Присоединение Крыма ситуацию усугубило, вызвав всплеск японских эмоций: мол, почему России дозволено менять послевоенные границы, а другим нельзя? С такими подходами перспективы прорыва в двусторонних делах — почти нулевые.
В упоминавшемся уже опросе канцелярии премьер-министра исследовалось и отношение к Китаю. Итог занятный: спустя 70 лет после большой войны лишь 14,8 процента японцев относятся к Китаю с симпатией, а в отсутствии такой честно признались 83,1 процента японских граждан. Неприятие, выходит, и сегодня живо. На чем же теперь оно основано?
Да все на том же. В 1996 году группа профессоров японских университетов объединилась в Общество создания новой истории, чтобы «избавить школьников от чувства ужаса и стыда за прошлое Японии». С тех пор и в Китае, и в Южной Корее регулярно происходят вспышки обострения антияпонских настроений: в японских учебниках превозносятся победы японской императорской армии и ни слова не говорится о насилии, которое японские солдаты практиковали по отношению к населению оккупированных стран. Жертвы не могут согласиться с такой интерпретацией эпизодов истории, которые представляют собой примеры противоправных деяний на оккупированных территориях.
Дебаты вокруг учебников — отзвук проблемы моральной ответственности Токио за ущерб, причиненный в ходе войны, а главное — ритуал извинения. Форма извинения, избранная лидерами Японии, кажется китайцам и корейцам поверхностной. Японцам — единственно возможной. Как результат, проблема извинения осталась неурегулированной и, более того, стала ключевой. Формулировка «прошлое, достойное сожаления» вызывает у населения Азии смешанные чувства. Им видится другое: японские власти упорствуют в том, что бойня якобы велась вовсе не в своекорыстных целях, а была цивилизаторской миссией «за освобождение Азии». Недавно премьер-министр Синдзо Абэ предложил написать новый школьный учебник истории, «воспитывающий гордость за свою страну». Несомненно, что вспыхнут новые конфликты. История превращается в порочный круг?
Спустя 70 лет после Второй мировой войны в Японии много говорят о том, что важно сформировать доверие, сбалансировать отношения с остальной Азией. Подчеркивают: в стране набирает силу «азиатский бум», сейчас японцы относятся к азиатам без налета снобизма, как к родственникам. Правда, к родственникам дальним и бедным: на гребне нынешнего «азиатского бума» то, что японцы называют «очарованием колониального стиля», то есть колониальная архитектура, меблировка старых гостиниц, короче, неповторимая атмосфера, которая еще сохранилась в Юго-Восточной Азии и восходит к периоду господства англичан, голландцев или французов. И это тоже недосмотренный сон, сюжет которого может удивить неожиданными поворотами.
70 лет явно не хватило, чтобы развязать все исторические узелки.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции